«Где мой выпускной ежегодник? Когда я в последний раз видела его?» — вспоминала Талли.

И вдруг поняла, что вообще ни разу в него не заглядывала. И ни одной подписи одноклассников там нет. Выпускной год. Кому он нужен?

Но где же он все-таки? И в четыре часа утра Талли полезла на чердак и как одержимая стала рыться в картонках из-под молока, перекладывая школьные бумаги, номера «Нэшнл джиогрэфик» и «Пипл». Наконец, она нашла его — большой, черный, пыльный. Средняя школа Топики, 1979. Надпись на титульном листе: «Это был лучший год, это был худший год, в этом году было столько всего, но нам нужно идти дальше». Захватив ежегодник, Талли спустилась вниз и, устроившись в кресле Робина, стала смотреть. Девушки в форме футбольных болельщиц, помпоны их шапочек треплет ветер. Длинноногая красавица Шейки и Дженнифер. Боль сжала ее сердце: Дженнифер в короткой белой юбке и белой блузке, шапка завитых светлых волос, улыбается.

Потом шли Самые и Лучшие. О, кто это? У Талли перехватило дыхание — этот был он. Самый Красивый парень выпуска в футбольной форме держит под мышкой свой шлем.

Блестящие белые зубы, светлые волосы и красные губы. Она целовала эти губы, она ласкала это лицо. Она провела кончиками пальцев по лицу на фотографии, по волосам, потом наклонилась и прижалась губами к его губам. «О Боже, я люблю тебя, Джек Пендел! — Она чувствовала, как подступают слезы. — О Боже, я люблю тебя. Я никогда не считала себя удачливой, но мне повезло— я встретила тебя».

Затем Самая Красивая девушка — лицо Шейки во весь глянцевый лист. Такое молодое, свежее, всегда счастливое, счастливое оттого, что счастливо, лицо, на котором никогда не было иного выражения, кроме выражения счастья.

Самая Умная девушка какая-то Сьюзен. Сьюзен Фрэнкеш. «Кто она? Я никогда не слышала о ней. Почему не Дженнифер? — подумала Талли. — Почему не она Самая Умная девушка?» И тут Талли поняла почему.

Самый Сильный парень — снова Джек. Лучшая Улыбка, Лучший Учитель, Клоун Класса, и вдруг — ее собственная фотография с подписью Лучшая Танцовщица. Лучшая танцовщица Натали Анна Мейкер. И ее снимок в полный рост — в трико, тощая как палка и почти столь же привлекательная, она замерла в грациозном пируэте с изящно изогнутыми над головой руками.

Талли засмеялась. «Давно следовало посмотреть эту дурацкую книжку и посмеяться. Может, я бы привыкла смеяться», сказала она себе.

Дальше шли фотопортреты.

Марта Луиза «Шейки» Лэмбер! Футбольная болельщица, Королева бала выпускников. Мечта: «Быть счастливой», — написала Шейки.

Натали Анна Мейкер, Дженнифер Мандолини и Джулия Мария Мартинес — все на одной странице. Фотография Талли была первой. Семнадцатилетний ребенок, серьезно глядит в объектив и старается выглядеть взрослым. Обесцвеченные короткие волосы, на лице — толстый слой косметики: густо накрашенные ресницы, густо накрашенные губы, густо намазанные румянами щеки. Талли прищурилась. «И это я? О Господи, типичная девица с железной дороги». Она вспомнила, как их фотографировали. Без пяти минут выпускники собрались в одной из аудиторий и, рисуясь друг перед другом, жевали резинку, отпускали скабрезные шуточки.

И ее мечта? «Не иметь никакой мечты», — написала семнадцатилетняя Талли.

Двадцатидевятилетняя Талли прижала открытый альбом к груди. Фотография Дженнифер обведена черной рамкой. «Дженнифер Линн Мандолини. 1962–1979. Произносила речь на выпускном вечере. Капитан команды болельщиков». Мечта: «Калифорния».

Прочитав надписи, Талли положила ежегодник на колени и прислушалась к звукам в доме. Сквозь слезы она видела расплывчатые очертания комнаты — занавески и книжные полки, стереосистема и телевизор — и чуть-чуть покачивала головой.

«Мандолини, я тоскую по тебе. Я буду тосковать по тебе всегда, до самой смерти, и, если мы не соединимся в мире ином, я буду тосковать по тебе и там, каждый день своего бессмертия. До конца дней своих, сколько бы я ни приобрела и сколько бы ни потеряла, ничто не заделает дыру в моей душе — дыру, которую проделала твоя смерть. Не тоска по тебе, не боль и не горе, только эта дыра навсегда останется во мне. Вечная, ничем не заполненная дыра. Ее не закроют ни земля, ни время. Ни белые розы. Когда я потеряла тебя, Мандолини, я потеряла все, и я стою над этой пропастью и смотрю в пустоту.

За эти годы я поняла, что в любом другом из сорока девяти штатов я еще могла бы жить. Потому что у меня есть Джек. Потому что у меня есть Дженни. Потому что у меня есть сын и муж. Но в этом, пятидесятом, штате всегда будет бездонная пропасть.

Ты свинья, Мандолини. Ты профукала свою жизнь. Свою молодую жизнь ты оборвала по глупости, из сущей дури. Ты сгубила на корню все свои и мои надежды и надежды своей матери. Мне жаль, что тебя больше у меня нет, моя Дженнифер. С тобой стоило дружить».

Талли снова посмотрела в альбом: «Джулия Мария Мартинес». «Увлечения: Дискуссионный клуб, Политический клуб, Шахматный клуб». Мечта: «Иметь такую же хорошую семью, как у моих родителей». Талли покачала головой. Мечты.

Она пролистнула еще несколько страниц. Оставшиеся фамилии на «М», потом на «Н», на «О», и вот, наконец, «П». Вот наконец он. «Джек Пендел-младший. Капитан футбольной команды». Мечта: «Калифорния», написал Джек Пендел, капитан футбольной команды в 1978 году.

Талли запрокинула голову и закрыла глаза. И попыталась представить, как она будет жить в Кармеле-Он-Зе-Си. У моря, у прекрасного моря. Она попыталась представить, как бегут по пляжу ее дети вместе с рыжим спаниелем по кличке Ровер, они бегут за Джеком, который запускает воздушного змея. Из-под загорелых ног Джека взлетает песок. Она попыталась представить, как будет пахнуть океанский воздух, какова на вкус океанская вода, белую крышу их дома на закате. Как она будет сидеть под пальмой, закрыв глаза, вытянув ноги, подставив лицо солнцу. Талли старалась представить это, но в голове звучало только: «Я не могу его оставить! Я не могу его оставить! Я не могу его оставить!» И перед ее внутренним взором снова и снова вставало лицо Робина.

Выматывающая жара. Не заснуть. На первом этаже нет кондиционера. Наверх идти не хотелось. Она прислонилась лицом к ступеньке, а потом позвонила Джеку.

— Талли, ты что? Ты знаешь, который час? — услышала она его сонный голос.

— Джек, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты смотришь иногда наш выпускной ежегодник?

— Нечасто, — ответил он. — Зачем? А ты смотришь?

— Сегодня ночью в первый раз. Мне понравилась твоя мечта.

— Мечта? Ну и какая была у меня мечта?

— Это забавно, точно такая же, как у Дженнифер. Одно слово.

— А, теперь вспомнил, — сказал Джек сонно. — Калифорния.

— Верно.

— Мечта Дженнифер? Ты хотела сказать — твоя.

— Да ты хоть заглядывал в этот ежегодник? — Талли начала терять терпение. — В том-то и дело, что не моя. Дженнифер.

— Но ты и не смотрела его, — защищался Джек. — А у тебя какая была мечта?

— Не иметь никакой мечты, — ответила Талли.

— Ну, она вряд ли могла осуществиться, — заметил Джек.

«И правда», — подумала Талли, вешая трубку.

«Сейчас я не могу ни спать, ни мечтать, — подумала она. — Мечтать было бы куда легче».

Она снова взялась за телефон.

— Брюс, извини, что звоню так поздно. Ничего не случилось.

— Талли, это не поздно, — сказал Брюс. — Здесь, на ферме, мы уже встаем. Но вот для Робина еще, пожалуй, рановато.

— Позови его, пожалуйста.

Через несколько минут она услышала голос Робина.

— Талли, ты в своем уме?

— Разве можно спать в такую жару? — бесцеремонно заявила Талли, чтобы только снова услышать его голос.

— Не знаю. Еще пять минут назад у меня это прекрасно получалось. Что случилось?

— Я не могу уснуть, — сказала Талли.

— Да? Ну и что? Если бы ты звонила людям в пять утра всякий раз, когда у тебя бессонница, то у тебя бы давно не осталось друзей.

— Как ты поживаешь, Робин?

— Пять минут назад я поживал намного лучше. Прими снотворное, которое осталось после Хедды.

— Робин, ты раньше никогда не позволял мне принимать снотворное.

— Это было раньше. А сейчас я чертовски хочу спать. Как дети?

— Прекрасно. Бумеранг скучает по тебе.

— Понял.

— Робин, приходи завтра к нам обедать.

— Нет, Талли спасибо.

— Ну пожалуйста. Я даже приготовлю что-нибудь.

— Не стоит, — сказал Робин. — В котором часу у нас в среду суд?

— В час. Приходи завтра. Я сделаю твое любимое. Тушеную говядину. Нам нужно поговорить.

— Прямо за столом? При Бумеранге? Послушай, Талли…

Но она уже повесила трубку. Она прилегла на полу у лестницы и, промучившись еще с час, наконец уснула.


Вторник мало чем отличался от понедельника. Разве что она не пошла с Джеком обедать, а поехала к нему на Лейксайд Драйв, и они занялись любовью.

Дом на Лейксайд Драйв был почти пуст: на первом этаже остался лишь карточный столик, а на втором — матрац.

— Тебе, должно быть, жалко продавать этот дом, — сказала Талли, лежа на животе Джека.

— Ничего не поделаешь. Грустно расставаться с розами. Но я уже посадил несколько кустов в Кармеле. Лет через пять они начнут цвести.

Талли засмеялась.

— Так долго ждать?

— Это еще при самых благоприятных условиях.

Позже Джек сказал:

— Я все думаю, не купить ли щенка для Бумеранга. Как считаешь, он обрадуется?

— Он будет в восторге. Рыжего спаниеля по кличке Ровер.

— Не знаю, — засомневался Джек. — Рыжего спаниеля по кличке Ровер, возможно, трудновато будет найти.

Она пробежала пальцами по его груди.