— Никогда, — радостно ответила она. Но когда повесила трубку, ей уже не было так весело. Она решила позвонить Джулии. Та ее развеселит. Но миссис Мартинес сказала, что Джулия в своем историческом клубе. И принялась подробно рассказывать. «Не все ли равно, чем она там занимается, — подумала Талли, кладя трубку. — Вечно ее нет дома, когда нужно».

Талли позвонила Дженнифер, но той тоже не оказалось дома.

«Никто не сидит дома, кроме меня», — обиженно думала Талли.

Она, распахнув окна в своей комнате и включив радио, немного потанцевала. В ее распоряжении была только одна комната, которая вместе с ванной занимала весь второй этаж. «Я улечу отсюда, — запела она, — я улечу отсюда, улечу, как далеко я улечу». Она перестала танцевать, вошла в чулан и отыскала там Национальную географическую карту, которую держала в плетенке из-под молока. Разложив карту на кровати, Талли опустилась на колени и принялась ее рассматривать. Она осторожно дотрагивалась пальцами до названий городов, поселков, деревушек, океанов и пустынь штата Калифорния. Пало Альто, сюда мы поедем, Пало Альто, Сан-Хосе. Только в Пало Альто, только в Пало Альто, только…»

Талли вспомнила про время. Она бегом сбежала по лестнице в кухню. Нужно успеть до прихода матери. Иногда у Талли неплохо получались гамбургеры: она готовила начинку из хлебных крошек, яиц и обжаренного лука. Сегодня для этого уже не оставалось времени. Уже без четверти шесть. Она кое-как слепила котлеты и бросила их на сковородку. Потом поставила на огонь кастрюлю с водой и почистила картошку.


Хедда пришла чуть позже шести, повесила пальто и, не глядя на тетю Лену и Талли, отправилась прямо к дивану.

Тетя Лена смотрела телевизор, Талли читала журнал. Обе подняли головы и поздоровались с вошедшей, но Хедда редко смотрела в их сторону и редко здоровалась в ответ. И сегодня в точности как всегда. Спустя полчаса все три поели в полном молчании. Тетя Лена пыталась говорить какую-то всегдашнюю ерунду, Талли не обращала на нее внимания. После ужина Талли прокашлялась и, не глядя на мать, спросила, можно ли ей сходить на вечер встречи выпускников. Хедда, так же не глядя на нее, безразлично кивнула.

— Спасибо, — сказала Талли и пошла готовить чай, перед тем как убрать со стола.

Хедда забрала свой чай в гостиную, села на диван и смотрела Уолтера Кронкайта, потом «Давайте заключим соглашение», потом какой-то старый фильм. Талли помыла посуду, поднялась в свою комнату и опять тихонько потанцевала, так, чтобы те двое внизу не могли ее слышать.

В одиннадцать Талли сошла в гостиную, чтобы разбудить мать и сказать ей, что пора ложиться спать. Тетя Лена уже давно ушла в свою комнату. «Чем занимается целый день моя тетя, — думала Талли. — Она здесь совсем одна смотрит телевизор, вяжет; вяжет что? У нее в руках всегда спицы, но я никогда не видела вязанья. Я почти уверена, что в корзинке у нее лежит все тот же клубок, что и четыре года назад, когда умер дядя Чарли. Бедная тетя Лена! Боюсь, мы с мамой не очень-то приятная компания. Впрочем, как и она сама. Если она и вправду вяжет, то наверняка одной спицей».

Наверху Талли умылась и почистила зубы. Несколько минут она изучала себя, глядя в зеркало, потом достала пинцет и выщипала брови. У себя в комнате она сняла джинсы, просторный свитер, носки и бюстгальтер. Обычно она не надевала бюстгальтер под свитеры, но мать в последнее время повадилась устраивать неожиданные проверки, и Талли приходилось быть настороже. Надев старую летнюю маечку, Талли забралась в постель. Она оставила свет включенным, легла на спину и стала рассматривать свою комнату.

Голые и скучные стены были выкрашены светло-коричневым. Никаких признаков обитающей здесь юности — никаких плакатов и портретов с «Дэд» или «Доорз», никаких «Битлз», «Стоунз», «Иглз», «Пинк Флойд». Даже любимого «Пинк Флойд». Ни Роберта Редфорда, ни Джона Траволты, ни Энди Джибба. Ни Михаила Барышникова, ни Айседоры Дункан или Твайла Тарпа. Никаких открыток или фотографий. Никаких книжных полок и книг. Никаких записей. Возле окна — старый деревянный стол: на нем она готовила уроки, за ним красилась, положив на него голову, частенько и засыпала. У стола стоял единственный в комнате стул. В углу, рядом со стенным шкафом, находился старый гардероб. На ночном столике возле кровати стояли лампа и телефон. У Талли в комнате не было телевизора, но был радиоприемник, работающий во всех диапазонах.

Вот и все, что могла видеть Талли, когда лежала в своей кровати и боролась со сном. Но в чулане стояли четыре картонки из-под молока, которые принадлежат ей одной. В одной хранилась подшивка Нэшнл джиогрэфик — щедрый дар Дженнифер, а остальные заполняли книги — тоже подарки Дженнифер и Джулии. В верхнем ящике стола под разным барахлом хранилась детская фотография Талли, на которой ей было около шести лет. Худенькая белокурая девочка стояла между пухленькой Дженнифер и темноволосой Джулией. На руках Талли держала годовалого ребенка.

Часа два Талли боролась со сном. Она вертелась и вздыхала. Потом села, помотала головой и покачалась взад-вперед. Потом засмеялась и принялась строить рожи и молоть всякую чепуху. Встала с кровати, чтобы открыть окно, и высунула голову на улицу — было холодно, подмораживало. Талли захотелось крикнуть во всю мощь своих легких. Но Канзасская железная дорога, поезда, река и так уже кричали. Никто не услышит Талли. Оставив окно открытым, она снова забралась в постель и натянула на себя одеяло. Наконец она забылась сном, который не давал отдыха, и спала она так же, как и бодрствовала, — ворочаясь и вздыхая, то свиваясь клубком, то распрямляясь. Талли отбросила одеяло и закинула руки за голову, потом снова спрятала их под одеяло, вся взмокнув от пота.

Ей снилось, что она лежит на кровати и борется со сном, что она спит и видит во сне, как она лежит и борется со сном, видит, как глаза ее закрываются и голова падает набок, и она тут же вскидывается. Но, наконец, она ложится и засыпает, и пока она спит, дверь в ее комнату открывается и по деревянному полу кто-то идет. Шаги очень медленные и осторожные; Талли пытается открыть глаза, но не может, она трясет головой из стороны в сторону, из стороны в сторону, но это не помогает; шаги приближаются, вот они уже совсем рядом, она чувствует, как кто-то склоняется над ней — чтобы поцеловать? — и потом — подушка, подушка у нее на лице, и она вскидывает руки и выворачивается, но чье-то тело наваливается на нее и удерживает, а она выворачивается, выворачивается, она пытается закричать, но не может открыть рот, не может дышать и кашляет, беззвучно хрипя; Талли пытается поднять колени, но на нее навалилось это тело и удерживает, и подушка, о, нет, о, нет, нет, нет, — и потом она просыпается и резко садится на кровати, ловит ртом воздух, насквозь мокрая от пота.

Она тяжело и хрипло дышит с закрытыми глазами, она тяжело дышит, обхватив руками поджатые колени, и пытается восстановить дыхание. Потом она идет в ванную, где ее рвет, принимает душ, вытирается, натягивает шерстяной костюм и садится за стол у открытого окна. Она будет сидеть там на холоде, пока ее голова, отяжелев, не упадет на деревянный стол. При первых звуках птичьих голосов Талли провалится в сон.

5

Робин хотел заехать за Талли, чтобы отвезти ее на вечер встречи выпускников. Заодно он надеялся познакомиться с ее матерью. Но Талли эта идея не показалась слишком удачной.

— Талли, мне надоело играть в эти игры. Просить помощи у Дженнифер, лгать, прятаться. Должен же быть какой-то выход.

— Выход, несомненно, есть, — сказала Талли. — Ты можешь встречаться с другой девушкой.

— Не думаю, что твоя мать — такое уж чудовище, — гнул свое Робин. — Неужели ей не хочется, чтобы тебе было хорошо?

— Я не думала об этом, — неохотно ответила Талли. — Возможно, ты прав. «Она всего лишь бьет меня по лицу, потому что знает — это единственное место, за которое я беспокоюсь, — подумала она про себя. — Чтобы мне было хорошо? Вряд ли».

— Ты думаешь, я ей не понравлюсь? — спросил Робин.

Талли вздохнула.

— Понравишься, конечно. Ты не можешь не нравиться.

— Как ты добираешься до стадиона? Пешком?

— Конечно, а что в этом такого?

Талли слышала в трубке дыхание Робина.

— Позволь мне подарить тебе велосипед, — сказал он наконец.

Она засмеялась.

— Робин, мне не нужен велосипед. Но все равно спасибо.

Как-то в субботу, в октябре, Талли зашла за Джулией, и ее отец отвез их в Уэшборнский университет на розыгрыш местного кубка. Топикские «Великие троянцы» уже сыграли все предварительные игры, но это была первая игра за кубок. Девушки болели за своих футбольных героев и пытались привлечь внимание Дженнифер, но та была слишком занята своими болельщиками.

Робин приехал перед самым началом игры. Талли представила его Джулии и Тому, потом они спустились вниз, перелезая через скамьи, чтобы поздороваться с Дженнифер, которая сидела прямо на земле. Дженнифер молча посмотрела на Талли.

«Она слишком молчаливая в последнее время, — подумала Талли. — Это не просто спокойствие, — Талли провела много беззвучных часов в обществе Дженнифер, — а именно молчаливость. Словно в ней перестал звучать внутренний голос, и теперь она просто ждет, когда ее тело тоже умолкнет. Как телевизор с выключенным звуком. Может быть, к Джен снова вернулось «это». Но через столько лет?»

— Мне надо идти, Талл, — сказала наконец Дженнифер, поднимаясь с травы.

— Давай, давай, — сказала Талли. — Иди и вдохновляй наших на победу.

Талли опять забралась наверх, и они с Джулией попытались вычислить, которое из этих пугал в форме Джек.

— Джен, кажется, говорила, что у него тридцатый номер, — сказала Талли.