— Ты сама не знаешь, что ты хотела сказать, — мягко заметил Робин

«О, я прекрасно знаю, что я хотела сказать! — закричала Талли про себя. — Еще как знаю».

— А я знаю, что ты хотела сказать, — вдруг произнес Робин.

— Нет! Ты не можешь знать.

— Я знаю, — сказал он со вздохом. — Я знаю. Ты видела своего отца.

Это испугало ее. Все так же обхватив себя руками, она подошла к нему.

— Как ты узнал?

Робин достал из кармана почтовую открытку.

— Я нашел это в пятницу в почтовом ящике. Она была запечатана в конверт и адресована мне. Без марки. Он, должно быть, подъехал к дому и опустил ее прямо в почтовый ящик.

На открытке была изображена прерия. Флинт-Хиллз на восходе солнца. На обратной стороне Талли прочитала: «Робин, в случае необходимости дай мне знать. Сейчас Талли будет нужна наша поддержка. Генри Мейкер. Санта-Фе».

— Почему ты не рассказала мне, что видела его? — спросил Робин.

— Что рассказывать? Он пришел, положил на гроб матери цветы и ушел.

— Вы не разговаривали?

— Как же, разговаривали. Мы поговорили, потом он ушел.

— Ты видела отца и не сказала мне? О Боже, Талли, что с тобой происходит?

— Тут не о чем говорить, Робин.

Робин глубоко вздохнул.

— Послушай, Талли…

Она перебила его.

— Нет, это ты послушай, Робин. У нас есть разговоры поважнее, чем мой злополучный отец. Это все в прошлом. О нем можно поговорить в другой раз.

— А о чем нужно говорить сейчас?

Талли вышла из гостиной на кухню. Робин последовал за ней.

— Послушай меня, — сказал он, беря ее за руку. — Я так больше не могу.

— Что ты не можешь?

— Притворяться. Лгать. Ломать эту комедию.

— Притворяться в чем?

— Притворяться для Бумеранга, что у нас счастливая семья. Мама и папа притворяются, что все чудесно и прекрасно, и когда мама будет собирать чемоданы, мы скажем, что она уезжает в командировку и скоро вернется, и когда мама возьмет с собой Дженни, мы скажем, что Дженни больна и ей нужно быть рядом с мамой, и когда мама потом не вернется, мы скажем, что у мамы много работы и что она вскоре навестит тебя. Я больше не хочу в это играть.

— Так не играй, — вскинулась Талли.

— Скоро мама и папа не будут больше одной семьей. Ты вообще-то собираешься сказать ему об этом?

— Ради Бога, ему только восемь лет! Он не должен знать о всей этой грязи. Почему ты не расскажешь ему о своей бабе на стороне?

— Почему ты не расскажешь ему о Джеке?

— Он знает! Джек его друг. Джек не чужой. А не какая- то неизвестная шлюха-парикмахерша.

— Талли, послушай. Когда ты уезжаешь? Я больше не могу жить тут с тобой.

«А что с тобой случится?» — хотела спросить она, но вместо этого сказала:

— Как я могу уехать, если ты не отдаешь мне моего сына?

— Как ты можешь уехать и бросить своего сына?

— Разве я уехала?! — закричала она. — Разве я его бросила!

— Какого черта ты ждешь? Собирай чемоданы и катись отсюда! Живи у своего Джека, пока мы не получим развод.

— Как я могу! — закричала Талли. — Как я могу уйти без моего мальчика! Я не могу! Не могу! А ты знаешь, что я не могу, и мучаешь меня. Он мой сын. — Она закрыла лицо руками. — Мать не бросает своих детей. Мать не бросает своих детей. — Наконец она выпрямилась и спокойно сказала: — Я не могу оставить его, Робин. И ты это прекрасно знаешь. И шантажируешь меня.

— Талли, это неправда. Ты даже не хотела его. Как же я мог знать?

— Знал! Потому что знаешь, как я его люблю! — взвизгнула она. — Можешь радоваться. Я не могу уйти. Не могу! Этого ты хотел? Ты думаешь, это не будет ложью, притворством, комедией? Ты думаешь, если я останусь из-за него, ты победишь?

— Да, это была бы страшная победа, — сказал Робин, качая головой и отступая от нее. — Нет, Талли. Теперь я совсем не хочу, чтобы ты осталась со мной.

* * *

В следующую субботу Талли с Дженни и Джеком ездили на озеро Вакеро. Когда Талли вернулась на Техас-стрит, дома никого не оказалось. Некоторое время она с Дженни на руках гуляла по пустому дому, садясь на все стулья, проводя рукой по всем столам и полкам. Она зашла в «Калифорнию», включила ультрафиолетовый свет и полюбовалась кактусами. Талли задыхалась от жары и чувствовала себя очень одиноко. В доме стояла тишина. Слышно было только, как где-то капает вода, и их дыхание: дыхание Дженни и дыхание Талли. И еще дыхание одиночества, давившего Талли грудь.

Талли перебралась в холл и задремала в кресле-качалке Робина. На животе у матери заснула и Дженни.

Проснувшись, Талли никак не могла понять, где находится. В первое мгновение ей показалось, что она в палатке на заднем дворе на Сансет-корт, потом — у Джулии, потом — у Рождественской елки, потом — в Вашингтоне. Наконец она ощупала Дженни у себя на животе, и кружение времени и пространства остановилось. Она сидела в кресле в холле дома на Техас-стрит. Все было как обычно, но что-то все-таки не давало ей покоя. Осторожно встав с кресла, Талли поднялась наверх, положила Дженни в кроватку и пошла на кухню звонить Робину.

— Робин, что-нибудь случилось? — спросила она.

— Нет. Ничего особенного, — ответил он.

В голосе мужа Талли уловила какую-то неловкость.

— И все-таки? Вы, ребята, скоро приедете?

Она услышала, как Робин вздохнул.

— Талли, я пока побуду здесь, — сказал он.

Сердце Талли упало на пол. Она нагнулась и подняла его, а оказалось, что это мячик Бумеранга.

— Что ты говоришь? — сказала она, начиная дрожать. — Где Бумеранг?

— Он здесь, со мной.

И тут Талли закричала. Завизжала. Она кричала в телефонную трубку, потом бросила трубку и снова кричала. Ничего не соображая, побежала в гостиную, потом вверх по лестнице, потом вниз, не переставая кричать от ужаса.

Когда она снова сняла телефонную трубку, у нее стучали зубы:

— Р-р-р-р-о-о-о-бин, ты н-н-н-е з-з-заберешь его. Т-т-ы н-н-н-е м-м-м-ожешь.

— Талли, — сказал он, — пожалуйста, прекрати истерику.

— Р-р-р-о-бин, п-п-п-о-жалуйста, привези его домой.

— Талли, я не забираю его у тебя. Я просто хочу провести с ним выходные. В понедельник он пойдет в школу.

Талли не отпускала дрожь.

— Приезжай домой, — сказала она.

— Нет, Талли. Я пока поживу у Брюса.

— А Б-б-б-умеранг?

— Бумеранг в понедельник пойдет в школу.

— Робин, что происходит? Когда ты собираешься домой? В понедельник?

Он снова вздохнул.

— Талли, ты, наверное, не поняла меня. Я больше не могу жить с тобой. Я не вернусь.

Она повесила трубку и побежала за Дженни. Пристроив дочку на заднем сиденье, Талли помчалась к Брюсу. Она на полную громкость включила запись Спрингстина, и музыка почти заглушила бившиеся в голове мысли;

Талли подъехала к дому, и навстречу ей выбежал Бумеранг. Сердце ее снова упало, но на этот раз ей не пришлось поднимать его, потому что сын прыгнул на нее, а она крепко обхватила его за шею.

— Привет, мам, — сказал он. — Что ты тут делаешь? Мы ходили по магазинам. Купили новые вратарские перчатки, новый мяч, новые теннисные кроссовки. Целую уйму классных вещей.

— О, в этом я не сомневаюсь. — Легкий укол стыда, ведь она воспользовалась любимой фразой Джека.

Талли крепко прижимала к себе Бумеранга, пока он снисходительно не похлопал ее по спине.

— Все в порядке, мам. Все в порядке.

— Что ты здесь делаешь? — спросил появившийся на крыльце Робин.

— Приехала навестить вас, ребята, — сказала она. — Чем вы тут занимаетесь?

— Я уже сказал тебе, — холодно ответил Робин. — Я решил побыть немного с сыном. В понедельник я отвезу его в школу.

Талли уже успела немного успокоиться. Теперь она не столько боялась, сколько сердилась.

— Что происходит? Вы уезжаете, не сказав ни куда, ни когда вернетесь.

— Правда? Еще что новенького?

— Что ты задумал, Робин? Я не понимаю. Что ты задумал?

— Я устал от тебя, — ответил он. — У меня нет больше сил. — Он продолжал, не обращая внимания на выражение ее лица. — Ты взяла надо мной верх. Я больше так не могу. И вот я ушел.

Талли огляделась вокруг, чтобы удостовериться, что Бумеранг их не слышит. Он был достаточно далеко — вытаскивал Дженни с заднего сиденья.

— Почему? — спросила она.

— Ради Бога, Талли. Не глупи! Я уехал, чтобы могла уехать ты.

Она опустила глаза.

— Робин, о чем ты говоришь? Я уже сказала тебе. Я не могу уехать. Как я могу уехать?

— Как? Очень просто. Собираешь чемоданы, увольняешься с работы и вперед. В среду суд. В четверг ты уезжаешь.

— Робин, — тихо сказала Талли, глядя на кайму своей серой хлопковой юбки, на свои черные сандалии, высушенную траву под ногами. — Суд, развод — в этом нет никакого смысла. Я не могу уехать без моего мальчика.

Бумеранг с Дженни на руках подошел к родителям.

— Куда ты не можешь уехать, мам? — спросил он.

— Пойди поиграй за домом, Бум, — сказал Робин. — Нам с мамой надо поговорить.

— Пошли все вместе, — позвал Бумеранг. — Мам, у дяди Брюса такая здоровская новая лошадь.

— Пойди поиграй. Мы через минуту закончим, — сказал Робин, чуть повысив голос.

— Иди, сынок, — сказала Талли. — Мы скоро придем.

Буркнув, что его зовут не Бумеранг, а Робин, мальчик нехотя поплелся на задний двор. Талли с Робином остались перед домом — вокруг расстилались бескрайние пшеничные поля и прерия.

— Вернись домой, Робин, — попросила Талли.

Робин смотрел на нее холодным изучающим взглядом.