Мэрилайл Роджерс - Талисман

Дорогие читатели, те из вас, кто читал какую-либо из моих предыдущих девяти книг, знают, что «Талисман» для меня – отклонение. Заверяю вас, мой дом – английское средневековье, а эта история представляет собой короткие каникулы в поздневикторианской эпохе. Я думаю об этом периоде как о «возвращении во времена Регентства», потому что, хотя теперь это Берти, а не Принни, снова властителем общества является принц Уэльский, сосредоточенный на развлечениях. Но на этот раз брачные ставки британской знати захватывают американские наследницы.

Эта история – праздничная увеселительная прогулка (несмотря на то что кто – то пытается убить нашего героя и водятся торговцы белыми рабынями). Я надеюсь, вы отправитесь вместе со мной, окунетесь в водоворот садовых и чайных вечеров, балов и станете свидетелями безумной вылазки в одно-два опасных места. Я получила удовольствие от этих каникул с Грэем и Лиз и надеюсь, что вам тоже понравится!

Мэрилайл Роджерс

За время шестидесятилетнего правления королевы Виктории ее старшему сыну и наследнику, Алберту Эдварду принцу Уэльскому, не вменялось никаких серьезных обязанностей, которые могли бы занять его ум. Не имея никаких дел, кроме веселья, он с жаром предался этому времяпрепровождению. Он довел до нищеты не одного из своих друзей, предоставляя им сомнительную честь развлекать его за свой счет – на надлежаще широкую ногу, как, по его мнению, и подобало будущему монарху (Эдуарду VII). А когда он женился на хорошенькой датской принцессе Александре, он был свободен развлекать кого и как угодно, невзирая на недовольство и отвращение королевы-матери к большинству его товарищей.

Старшие и более консервативные члены британской знати смотрели на принца с возрастающим неодобрением, но он не признавал никаких границ и приветствовал в качестве товарищей тех самых нуворишей, которых отвергло степенное нью – йорское общество потомков голландских поселенцев. У этих людей было достаточно средств, чтобы развлекать его в том стиле, которого он требовал.

Именно в этот период многие английские аристократы начали приходить к заключению, что хотя их личное состояние достаточно для того, чтобы сохранять привычный от рождения образ жизни, доходов от земель становилось все меньше для поддержания обширных имений и огромных загородных домов. Они тоже обратили свои взоры за границу в поисках источников удовлетворения этой потребности. Чрезвычайно богатые американские папочки и предприимчивые мамочки, отвергнутые задирающими нос умниками нью-йоркского общества, были привечены… в своем роде.

Свадьба Дженни Джером и лорда Рандолфа Черчилля (родителей Уинстона) в 1872 году была первым всплеском высокой приливной волны случайных браков. Вскоре американский купеческий капитал в виде богатых наследниц потек через Атлантику в обмен на британские титулы. Знаменитый иллюстратор того времени Чарлз Дана Гибсон представил нам историю двух путешествовавших по Европе американских красавиц, завершившуюся в Британии, в виде восхитительно нарисованных приключений мистера Пиппа, их отца.

В 1891–1892 годах члены палаты лордов расследовали вопрос о торговле белыми рабынями и представили отчет комитета палаты лордов в связи с Законом о защите юных девушек.

В отличие от средневековья, в 1800-х годах браки между двоюродными родственниками не запрещались церковью и были отнюдь не редкостью. Однако я хочу обратить внимание на то, что в этой книге двоюродные брат и сестра не состоят в кровном родстве.

Восточный Вайоминг, март 1882 года

– Тпру, малыш, тпру. – Лиз нежно похлопала своего любимого жеребца, когда он остановился у дверей конюшни.

Не обращая внимания на сомнительную поддержку в виде протянутой мальчиком конюшим руки, она соскользнула с седла. Усмехнувшись, она потрепала выгоревшие волосы мальчика-с-пальчик и ущипнула его за веснушчатый нос.

– Ой! – Сэнди отпрыгнул, жалобно потирая нос. – Мисс Лиззи! – Притворно возмущенным голосом он повторил поручение, с которым его послали: – В доме вас ждет телеграмма.

Дразнящая улыбка Лиз исчезла, и тонкие брови сдвинулись, собирая в морщинки лоб, уже золотившийся загаром благодаря многим часам, проведенным на свежем воздухе под лучами солнца, силу которых увеличивал отражавший их снег. Слово «телеграмма» было синонимом беды. Отбросив за плечо спутанную ветром массу огненно-рыжих волос, свободно падавших до талии, Лиз тут же зашагала к дому. Охваченная тревогой, она не бросила привычно любовного взгляда на просторы укрытых снегом земель ее обожаемого ранчо Дабл Эйч.

Лиз торопливо поднялась по ступенькам веранды и без слов приняла телеграмму из рук явно обеспокоенного управляющего.

Там безжалостно, черным по белому, были написаны слова, которые она страшилась увидеть: «Ваш отец при смерти. Приезжайте немедленно».

– Гарвей, подавайте коляску. Если мы отправимся в течение ближайшей четверти часа, я смогу успеть на поезд в три десять. – Не тратя времени на лишние слова, Лиз влетела в дом и бросилась бегом по лестнице.

Управляющий, так же хорошо, как и она, знал, что, опоздав на дневной поезд, она будет обречена ждать ужасных три дня, пока в понедельник не придет следующий. Маленький городок Клируотер вообще не имел бы железнодорожного сообщения, не будь он родным городом владельца железной дороги, но даже дочь Сэмюэля X. Хьюза не могла требовать изменения в расписании.

Чего бы это ни стоило, Лиз намеревалась к понедельнику быть значительно ближе к Нью-Йорку и своему больному отцу. Ближе и к особняку, который ее мать выбрала и тщательно обставила в сдержанной, элегантной манере, но все равно была отвергнута нью-йоркскими снобами. Они восприняли семью Хьюз как всего лишь добавление к нежелательным и неотесанным нуворишам. Лиз было двенадцать лет, когда ее мать умерла, и она никогда не простила этим суровым диктаторам светскости, что они отвергли ее милую, пусть немного амбициозную мать.

В своей комнате Лиз распахнула дверцы высокого, до потолка, платяного шкафа красного дерева. Пренебрежительно отодвинув большой чемодан, она вытащила мягкую сумку и швырнула ее на кровать.

– Могу я помочь?

Бросив быстрый взгляд через плечо, Лиз увидела в открытой двери девушку, которая служила в некотором роде горничной. Лиз не нравился обычай иметь камеристку, постоянно толкавшуюся поблизости, путавшуюся под ногами и выбиравшую «соответствующую» одежду, которую ей надо надевать. Но неудобно расположенные пуговицы и прочие сложности причудливых модных платьев, которые она носила крайне редко, делали помощь необходимой. Для подобной работы она и выбрала эту милую, неуклюжую девочку, в полной уверенности, что Милли никогда не придет в голову комментировать ни вкусы, ни действия своей хозяйки.

– Да, Милли. Ты можешь положить щетку, расчески, лосьон и… – Она поморщилась и кивнула в сторону предметов, разбросанных на комоде: – Положи все это в ридикюль. Мой отец серьезно болен, и я отправляюсь в Нью-Йорк.

– Вам понадобится служанка в сопровождение?

За несомненным беспокойством о больном хозяине Дабл Эйч Лиз слышала в ее голосе надежду.

– Не в этот раз, Милли. Прежде чем позволить вовлечь свою пятнадцатилетнюю дочь в греховную жизнь большого города, твой отец скорее всего уволился бы, а я не осмелюсь рисковать потерей такого прекрасного управляющего. Особенно сейчас, когда босс Дабл Эйч так близок к смерти, что я должна мчаться к нему. – Поддразнивающая улыбка Лиз померкла, и лицо приняло грустное выражение.

В саквояж Лиз торопливо запихнула два платья – двух перемен вполне достаточно, а с учетом изобилия жеманных «городских» платьев, оставленных в доме отца, ей больше не понадобится. То, что те наряды на годы отставали от моды и были сшиты для школьницы, совершенно не заботило ее. Поскольку ее отец тяжело болен, вряд ли она будет выходить из дому между прибытием в Нью-Йорк и возвращением в Вайоминг.

Чтобы как-то унять тревогу, Лиз, пока искала и укладывала вторую пару туфель, от мысли о гардеробе, дожидающемся ее в Нью-Йорке, перешла к воспоминаниям о школе для юных леди мисс Браун, и хитроватая улыбка тронула ее сочные губы, больше привычные к широким, веселым улыбкам. Она закончила – нет, с отличием закончила свое образование там, хотя и не без тайных мотивов, не исключающих, однако, любви к знаниям. Таким образом, она выполнила свою часть сделки с отцом. Когда в руках у Лиз был диплом, ее отцу пришлось выполнять свою сторону договора и разрешить ей вернуться на Дабл Эйч, а не присоединяться к своим светским сверстницам в традиционной охоте за мужьями.

Ее гордость успешной организацией этого дела сейчас была отравлена реальностью многих миль между ею и любимым отцом, нуждавшимся в ней. Она внутренне оплакивала это огромное расстояние, но смело смотрела в лицо грядущему, твердо сжав губы, решительно блестя бирюзовыми глазами. Поскольку, собираясь в дорогу, она даже не сняла толстое шерстяное пальто, ей оставалось только принять из рук Милли тяжелый ридикюль и саквояж, и она была готова отправиться в путь, к нему.

– Папа! – Лиз упала на колени у кровати отца и сжала в ладонях руку, которую она помнила большой и сильной, но сейчас показавшуюся ей болезненно хрупкой. Окна были зашторены тяжелыми портьерами, не пропускавшими вечернее солнце. Спальня была настолько затемнена, что ее прекрасная меблировка казалась зловещими тенями.

– А… мисс Элизабет, благодарение Господу, вы наконец прибыли… и вовремя.

Пронзительный взгляд голубых глаз устремился на представительного врача, стоявшего в ногах кровати. Всегда мягкий, спокойный человек, доктор Фаррел выглядел весьма обеспокоенным. Вовремя? Что именно он имел в виду? Неужели конец Сэмюэля X. Хьюза настолько близок?