– Другие?

– Ну, не воры, конечно, на этот счет не беспокойтесь. Хотя лица иных добрых христиан наводят меня на самые печальные размышления. Вот мы говорим, "сливки общества", а если хорошенько приглядеться, видно, что среди превосходных блюд попадаются продукты с гнильцой, и они сильно портят добротную стряпню. Богатство или прихваченная по дороге частичка "де" делают из них соль земли. Но сразу видно, что они не рождены из бедра Юпитера. Кстати, меня всегда занимал вопрос, почему глупышка Минерва выбрала такой неудобный способ появления на Олимпе? В ноге же нет ни одного отверстия. Куда почетнее было бы появиться изо рта, ноздри или уха! Ну, разве что она захотела сразу усесться у папочки на коленях...[41]...

Рассуждения милой Клотильды становились тише по мере того, как она удалялась от своих собеседниц, пока наконец не стихли в глубине дома. Обе ее слушательницы улыбнулись. Им не составило труда привыкнуть к невинному недостатку милой мадемуазель рассуждать о предметах, не имеющих ни малейшего отношения к теме разговора.

Небольшое чудачество обещало придать будущим беседам неожиданные повороты, а если разумно направлять его, то и любопытные результаты.

– При условии, – настойчиво повторила госпожа де Соммьер, – что мы не поставим ее в неловкое положение.

– Об этом и речи не может быть! – горячо подхватила Мари-Анжелин, но ее горячность вызвала у маркизы, до тонкости изучившей свою компаньонку, весьма серьезные опасения.

– Очень прошу вас, Мари-Анжелин! Я прекрасно знаю ваше умение загонять людей в угол, когда они, ни о чем не подозревая, благодушествуют. И делаете вы это с самым простодушным видом!


* * *

Подали коляску, больше похожую на кабриолет с удобными мягкими кожаными сиденьями, запряженную белой красивой лошадкой по имени Газель, от которой План-Крепен пришла в восторг. Лошадка напомнила ей детство, и госпожа де Соммьер, взглянув на раздувающиеся ноздри Мари-Анжелин, мгновенно догадалась, до чего ей хочется забрать вожжи из маленьких ручек в перчатках мадемуазель Клотильды и усесться на ее место. Маркиза, успокаивая План-Крепен, похлопала ее по руке, давая понять, что хорошо воспитанная гостья не должна спешить выражать свои желания, даже самые страстные. А их хозяйка, по своему обыкновению в бархатной треуголке, рассказывала тем временем, что предполагает им показать.

– Для первого раза я предлагаю вам объехать вокруг озера, оно самое большое в наших местах. Около шести километров в окружности, и я не устаю любоваться, как оно меняет цвета. То зеленое, то синее, то сине-зеленое. В такие ясные дни, как сегодня, оно напоминает гигантский изумруд. По воскресным дням на берегах очень оживленно, потому что озеро – настоящий рай для рыбаков. А внизу, в Мобюиссоне, есть чудная гостиница, где часто празднуют свадьбы, там можно хорошо посидеть и от души потанцевать.

– А зимой это озеро не выглядит уныло? – осведомилась Мари-Анжелин.

– Должна вам сказать, милая девушка, что у нас, в Юрских горах, уныло никогда не бывает. А уж на озере тем более! Наши великолепные ели, а я сейчас покажу вам самую большую из здешних – избавляют нас от печального листопада. Озеро становится серебряным, и на нем можно кататься на коньках. И еще у нас очень вкусная еда!

– В этом мы уже убедились, – поспешила вступить в беседу госпожа де Соммьер, твердо решив следить за "верным оруженосцем". – Думаю, летом у вас нескончаемый поток туристов.

– Нет, туристов не так уж много. Туристы предпочитают Альпы с их вечными снегами и Швейцарию, которая от нас в двух шагах. Так что если встречается здесь незнакомец, то в трех случаях из четырех – это контрабандист.

Маркиза от души рассмеялась.

– Надеюсь, вы ничего не имеете против контрабандистов? У нас с ними связи в самых высоких сферах, – добавила она.

– У вас, маркиза? Не могу поверить!

– Что поделать, нет в мире совершенства! Но хочу вас успокоить, наши знакомые работают на противоположном конце страны – в краю басков. Одна наша родственница, канонисса из Баварии, властной рукой управляет скотоводческой фермой и заодно контролирует деятельность банды, составленной из местных фермеров.

– Но вы сказали, что она канонисса, значит, должна каждый свой день посвящать молитвам, так ведь?

– Да, конечно. Но она вышла из положения, пригласив к себе бедную родственницу, и та молится за нее, живя словно в раю. Я надеюсь, я вас не шокирую своим сообщением?

Теперь мадемуазель Клотильда разразилась смехом.

– Нисколько, нисколько. Я бы даже сказала, что у меня отлегло от сердца. Принимать у себя такую знатную даму, да еще и князя! Признаюсь, я места себе не находила от беспокойства. Я ведь деревенская жительница и если чем и занята, то разве что красотами моего чудесного края.

– И, конечно, его историей? – задала вопрос План-Крепен, решив, что достаточно намолчалась.

– Конечно! Но тут я не отличаюсь от любой из наших жительниц. Наша история со всеми ее поворотами и сменами власти, а значит, и переменой нашей национальности, касается здесь каждого. В каждой семье среди предков найдешь бургундцев, швейцарцев, испанцев, имперских подданных, не дай Бог забыть наших графов де Шалон, ставших Оранскими-Нассау и теперь управляющих Нидерландами. В общем, мы довольны, став, наконец, опять французами, потому что можем быть тем, что мы есть на самом деле: франш-контийцами.

– И профессор тоже франш-контиец?

– Нет, профессор – особый случай. Контиец-то он контиец, бесспорно, но он еще и француз. Он храбро сражался во время войны, он предан Коллеж де Франс. И к тому же он ухитрился втиснуть между Франш-Конте и Францией еще и Бургундию.

– Великих герцогов Бургундии и Карла Смелого в том числе?

– Именно. Вам это покажется странным, но в наших краях многих по-прежнему завораживает его тень.

– Но не вас? – поинтересовалась План-Крепен, и в тоне ее прозвучало что-то вроде вызова.

Мадемуазель Клотильда на секунду задумалась, потом произнесла:

– Да, признаюсь, немного и меня тоже. Трудно не поддаться этой идее, если живешь здесь. Грансон, Муртен, Нозеруа, Сален не дают забыть о разбитой мечте...

Дамы какое-то время ехали, погрузившись в молчание и любуясь великолепным видом. Изумрудная зелень, безмятежная синева неба и в ней величественно парящий коршун. За поворотом открылась неприступная крепость Жу. Они словно бы оказались в Средневековье, к великой радости Мари-Анжелин, но она оглядывалась вокруг, словно что-то искала.

– А замок Гранльё далеко отсюда? – спросила она.

– Да нет, совсем рядом! Удивительно, что вы вспомнили о нем именно сейчас.

Клотильда потянула вожжи, белая лошадка остановилась. Концом хлыста она указала на узкую дорожку между двух каменных столбов с гербами, за которыми высились огромные ели.

– Ели заслоняют замок, а так бы вы его увидели. Земли тянутся отсюда и до дороги, которая, минуя Опито-Нёф, тянется дальше к Жунь, а потом к границе. Замок довольно красивый, и я бы охотно вам его показала, если бы у нас была хоть маленькая надежда, что нас там примут. Но после трагической смерти старой графини, а мы с ней дружили... Она... была мне очень дорога... Воплощенная доброта... Лучше туда не ездить. Если не хотим получить заряд крупной дроби.

– А полиция туда приезжала?

– Да. И жандармы, и таможенники. Сейчас там только сторожа, но они серьезно охраняют замок. Особенно с тех пор, как графиня де Гранльё-младшая последовала за старшей несколько недель тому назад. Она была странная женщина, считала естественным, что ее дочь Гвендолен живет весь год у бабушки с отцовской стороны. Теперь девочка будет жить в Англии у родителей своей матери, и мы думаем, что замок в самом скором времени продадут. Странная история, если хотите знать мое мнение. И я согласна с мнением наших местных жителей, не во всем, конечно, но все-таки. А они считают, что и младшую тоже убили...

Госпожа де Соммьер взглянула на План-Крепен и потом все же решилась.

– Доказательств насильственной смерти нет. Вскрытие показало, что смерть наступила от инфаркта миокарда. Несмотря на молодость, у графини было больное сердце... Она умерла от страха.

– От страха? Как это возможно?

– Когда вам будет столько лет, сколько мне, вы узнаете: на свете возможно все. Хорошее воспитание помешает вам спросить, откуда мы это знаем, но я открою вам секрет, мы тоже живем у парка Монсо и были с Изолайн де Гранльё соседями.

Мадемуазель Клотильда порозовела от удовольствия.

– Да неужели? Как это удивительно! Отложим осмотр озера на другой раз, а сейчас я все-таки покажу вам Гранльё. Мы свернем направо по первой дороге, какая нам встретится, как раз после "Голубого источника", которым мы полюбуемся... Но тоже в следующий раз. Но! Газель! Покажи нам, как ты умеешь карабкаться вверх! Не будем забывать, что мы на склоне долины Ду!

Газель и не думала упрямиться, она просто полетела вверх, растрясая своих пассажирок, что ее ничуть не заботило. Вскоре показались внешние стены замка, о поддержании их явно никто не заботился. Сам замок был невелик. Построили его, очевидно, в эпоху Возрождения, и по-своему он был очень хорош. Сейчас замок производил впечатление необитаемого: все окна изнутри были закрыты ставнями. Мадемуазель Клотильда с трудом удержала Газель на месте, лошадка с удовольствием продолжила бы свой подвиг.

– Похоже, что в доме никого нет, – произнесла госпожа де Соммьер.

– Да, так он выглядит со дня смерти старой графини, но поверьте, в доме живут, и нам лучше не приближаться к нему, а поехать по дороге, которая ведет в Понтарлье.

– А наверху, выше замка, нет ничего интересного, чем бы стоило полюбоваться?

– В наших чудесных краях все интересно, но, я надеюсь, вы здесь у нас еще поживете и всем налюбуетесь. А сейчас я вот что вспомнила...