– Кто там, Сиприен?

– Господин инспектор Соважоль, госпожа маркиза. Он ищет мадемуазель Мари-Анжелин.

– Попросите его подождать меня одну минутку и... проводите в маленькую библиотеку. Там сейчас уютнее, чем в зимнем саду. И принесите... все, что нужно!

Пять минут спустя, в халате из пармского бархата и домашних туфельках того же цвета, с кружевной косынкой на голове, вмиг призвавшей к порядку ее пышные с проседью рыжие волосы, маркиза вошла в библиотеку, опираясь на трость, в которой и до сих пор еще не слишком нуждалась. Соважоль отметил, что после их нескольких встреч по делу Кледермана маркиза ничуть не изменилась.

– Доброе утро, инспектор, – поздоровалась маркиза, усевшись в кресло и взяв в руки чашку с кофе, приготовленным Сиприеном. – Расскажите мне, что случилось. Но сначала выпейте кофе, пока он не остыл. На улице собачий холод!

После двух чашек кофе госпоже де Соммьер легче не стало. Свою План-Крепен она изучила до тонкости. Если уж Мари-Анжелин, хоть в какой-то мере, оказалась причастной к тому, что произошло, то наверняка не устояла перед желанием докопаться до истины. И сразу же встала на тропу войны, нисколько не помышляя о том, что предприятие может оказаться опасным. Кому, как не маркизе, было знать, до чего безоглядно может действовать ее компаньонка... А что, если жертва была ее знакомой?.. Или...

Или что? Стоило только вообразить себе, что произошло с План-Крепен час тому назад, и можно было ожидать любых сюрпризов. Речь как-никак шла об убийстве. А доблестная правнучка отважных крестоносцев ничего так не любила, как вмешиваться в дела полиции.

Молоденький Соважоль не знал, чем успокоить маркизу, и ерзал на стуле, боясь оставить ее одну. Наконец, госпожа де Соммьер нашла в себе силы ему улыбнуться.

– Вам пора бежать, голубчик! У вас миллион дел, и я не имею права пользоваться вашим вниманием. Как только Мари-Анжелин появится, я позвоню вам в комиссариат.

– Нет. Звоните на набережную[4]! Нужно предупредить шефа! Вообразите сами: убита неизвестная, явно из высшего общества, а затем исчезает мадемуазель дю План-Крепен. Если немедленно не сообщить ему обо всем, мы рискуем навлечь на свои головы грозу, какую только он умеет устраивать.

Не было сомнений, что молодой человек хорошо знает, о чем говорит, и маркиза улыбнулась.

– Я плохо себе представляю главного инспектора, извергающего гром и молнии, от которых сотрясается все вокруг. Он всегда так спокоен и уравновешен.

– Вы совершенно правы! Какие там громы и молнии? Разве что едва повысит голос. Но он становится стальным, и от него начинает веять ледяным холодом. И никаких оскорблений. Так, самые ерундовые. "Скопище кретинов", если нас много. Или "трижды идиот", если ты один. Спросите господ журналистов, как было дело, когда он мылил им шею прошлой осенью по поводу дела Борджа! Он не сказал им, что они ведут себя, как подлые убийцы, но уничтожил ледяным презрением. Это было... Одним словом, высший класс! – закончил инспектор с меланхолическим оттенком ностальгии. – Но если уж дело доходит до взрыва, что случается в редчайших случаях, то дрожит все вокруг.

– Но пока этого не случилось, передайте ему от меня привет.

Прошло не больше часа, и главный комиссар Ланглуа позвонил в двери особняка маркизы де Соммьер. Как всегда, в безупречном костюме, как всегда, безупречно владеющий собой... Его беспокойство выдал лишь вопрос, который он поспешил задать Сиприену.

– Есть новости? – осведомился он, едва только мажордом отворил дверь.

– Никаких, господин главный комиссар.

– Видаль-Пеликорн, полагаю, уже здесь?

– Госпожа маркиза не захотела его беспокоить. Он работает над очень сложной книгой...

– Я очень удивлюсь, если он поблагодарит ее за такую деликатность. Сообщите обо мне госпоже маркизе, Сиприен!

И комиссар направился к анфиладе гостиных, что вела к зимнему саду, где обычно сидела маркиза, но Сиприен удержал его.

– Госпожа маркиза в маленькой библиотеке и приказала развести там огонь в камине. Мне кажется, там ей не так одиноко. Но если хотите знать мое мнение, то я думаю, что маркиза рано начала беспокоиться. От мадемуазель Мари-Анжелин можно ждать чего угодно, если она на чем-то зациклилась.

– Вполне возможно, вы и правы, но мадемуазель прекрасно знает, что "наша маркиза" тревожится, когда ее нет слишком долго. В ее годы это естественно, не так ли?

– Господин главный инспектор ошибается. Госпожа маркиза сбросила груз своих лет, с тех пор как в ее жизни появились князь Альдо и господин Видаль-Пеликорн.

– Так почему бы их все-таки не предупредить?

– Я собирался, но мне строго-настрого запретили. И я не скажу, что это было неправильно. Если уж бить тревогу, то по серьезной причине...

– Возможно. Я тоже думаю, что не стоит сразу звонить в Венецию, но наш друг-археолог живет в трех шагах, и его помощь была бы очень кстати. Боюсь, что "ваша План-Крепен" ввязалась в небезопасную историю.

Продолжать инспектору не пришлось. Их голоса, хоть и негромкие, все-таки уловило чуткое ухо госпожи де Соммьер, и она появилась в дверном проеме. Увидев гостя, она слегка побледнела, но улыбка ее не стала менее доброжелательной, и она протянула гостю руку, к которой тот поспешно склонился.

– Пойдемте в библиотеку, там теплее, чем в зимнем саду.

Инспектор не усомнился, что в библиотеке им будет лучше, но вовсе не из-за того, что там теплее. В зимнем саду было так же тепло, как в любых других комнатах особняка. Но вообразить себе чудесный зимний сад без План-Крепен было просто невозможно. Она должна была сидеть там в низком кресле, читать книгу или раскладывать пасьянс на одном из плетеных ротанговых столиков. План-Крепен нужно было отыскать, и немедленно! Как ни велики были мужество и гордость старой маркизы, как ни умела она владеть собой, продлевать далее ее испытания было нельзя. Инспектор не хотел бы увидеть, как ей станет по-настоящему плохо.

Усевшись напротив маркизы в кресло возле ярко горящего огна, он сначала выпил кофе, который принес ему Сиприен, а потом уже задал вопрос:

– Знакомы ли вы с госпожой де Гранльё?

– Которой? Графиней Элеонорой или ее невесткой?

Инспектор знал, что маркиза терпеть не может разговоров о возрасте, но в работе полицейских бывают моменты, когда нужно рубить сплеча.

– Думаю, речь идет о графине.

– Из-за того, что мы с ней близки по возрасту, не так ли? – осведомилась маркиза, и насмешливый огонек зажегся в ее зеленых, как молодые листочки, глазах. – Чтобы вы не теряли драгоценное время, скажу сразу: я с ней знакома. Точнее, была знакома, потому что вот уже много лет она больше не живет на улице Веласкеса, переехав после смерти сына в родовой замок в Франш-Конте. Она никогда не ладила со своей невесткой, англичанкой по имени Изолайн. Изолайн может жить только в Париже, Лондоне, Довиле, Ле-Туке, Биаррице или на Лазурном Берегу. После того как пять лет тому назад Клемана не стало, дамы разъехались окончательно. Но План-Крепен расскажет вам о них гораздо...

Голос маркизы внезапно охрип, и она замолчала. Как продолжать разговор о какой бы то ни было истории – великой истории всех народов или истории любого жителя их квартала – и обойтись при этом без План-Крепен, этой живой энциклопедии? Невозможно!

– В ожидании, пока мадемуазель вернется, мы попробуем вспомнить все, что вспомнила бы она, – улыбнулся инспектор и успокаивающе коснулся рукой руки маркизы. В его жесте промелькнуло даже что-то вроде нежности. – После того как не стало... Клемана, вы так сказали?

– Да, сына Элеоноры. Жить этим дамам вместе стало невозможно. Изолайн носила только придворный траур – две недели в черном с головы до ног, а потом сразу переоделась в светлое. И после похорон, а они проходили в Гранльё, она дала понять свекрови, не прибегая к сложным иносказаниям, что будет естественно, если та, потеряв дорогого сына, будет молить Господа снизойти к ее горю и забрать ее как можно скорее на Небеса, воссоединив их обоих и положив конец скорби, какая совсем неуместна при том образе жизни, какой ведут в особняке на улице Веласкеса. Повторю, что после всех этих событий прошло пять лет. Могу еще добавить, что Изолайн продолжает вести светский образ жизни, что внучка часто гостит у бабушки. Теперь вы знаете о них столько же, сколько и я.

– Для начала просто прекрасно. А могу я спросить, какое впечатление вы сохранили о графине?

– Об Элеоноре? Чудесная женщина, разве что немного застенчивая. Смерть Клемана тяжело подействовала на нее, и, конечно, она не смогла противостоять более сильной воле своей невестки. Она всегда была очень доброжелательна, очень расположена к людям. План-Крепен тогда просто кипела! О Господи! Нет, все-таки ничего у нас не получится! – вздохнула маркиза, и в голосе ее послышалось искреннее огорчение. – План-Крепен знает гораздо больше, чем я!

– Полагаю, что мадемуазель уступила своему природному любопытству. Да и нюх у нее, как у настоящей ищейки. И немалое мужество, которое помогает справляться с неблагоприятными ситуациями. Кухарка принцессы Дамиани, снабжающая, по всей вероятности, Мари-Анжелин всевозможными сплет... всевозможной информацией во время утренней мессы, сообщила инспектору Соважолю, что в это утро они не виделись. Госпожа Генон, так зовут кухарку, решила, что План-Крепен заболела, и собиралась зайти и навестить ее, но, когда служба шла к концу, вдруг услышала возле исповедальни шум, обернулась и увидела священника, который бежал бегом, а за ним со всех ног мчалась ваша План-Крепен. Повинуясь лишь своей отваге и любопытству, подруга вашей компаньонки тоже последовала за ними. Но, к сожалению, она была слишком тепло одета и не смогла соревноваться с длинноногими и хорошо натренированными бегунами. Однако ей удалось заметить, что сначала мнимый священник, а потом и Мари-Анжелин свернули на улицу Бьенфезанс, но, когда до нее добежала и сама госпожа Генон, она увидела там только мусорщиков и проходящий автобус. Госпожа Генон предположила, что ее подруга опоздала из-за экстраординарных...