Лицо Охотника омрачилось. Его мать выглядела расстроенной. Они долго беседовали, а затем Женщина Многих Одежд покинула вигвам. Решение было достигнуто, и у Лоретты сложилось ощущение, что оно ей не понравится. Охотник закрепил клапан из медвежьей шкуры так, чтобы никто не мог войти, а затем подошел медленно к кровати. Их взгляды встретились, и он сложил руки на своей широкой груди.

После рассматривания ее до тех пор, пока ей не захотелось спрятаться под шкуры, он уселся рядом с ней.

— Я заставлю тебя пить и кушать, и ты не умрешь. Все эти страдания только для того, чтобы сдаться в конце? Это boisa. — Он протянул руку и ласково положил на ее волосы. — Ты будешь кушать, Голубые Глаза? Немного?

— Нет.

Мышцы челюстей напряглись. Его глаза не давали ей пощады.

— Ты не можешь убежать от меня. Ты здесь. Так-то вот.

Взглянув в направлении входа и вспомнив ужасы, которые, как было ей известно, находились по ту сторону, ока прошептала:

— У меня нет выбора.

— Ты выберешь, где ты поставишь свои ноги, Голубые Глаза. Эта дорога, по которой ты идешь, плохая — очень плохая. Этот индеец покажет тебе другую, — Он наклонился ближе. — Ты научишься понимать, что моя рука на тебе не ужасная вещь.

Глаза Лоретты расширились:

— Н-не теперь?

Он запустил пальцы в ее волосы, не сжимая их.

— Ты не хочешь кушать. Ты боишься моего прикосновения. Ты лучше умрешь. Твои слова, а?

У Лоретты все поплыло перед глазами. Она заморгала, пытаясь восстановить зрение. Она попыталась отвести его руку в сторону.

— Даже если я буду кушать и ты оставишь меня в Покое этой ночью, ты не оставишь в следующую или в другую. — Ее шее стало жарко. — А после тебя все твои друзья. Ты думаешь, я настолько глупа?

Он оставил ее волосы и занялся глубоким вырезом своей охотничьей рубашки, которая была на ней. Когда его пальцы касались ее ключицы, плеча, шеи, кожа ее горела в этих местах, как от ожогов. Она закрыла глаза, слишком слабая, чтобы оттолкнуть его.

— Не друзья, Голубые Глаза. Ты принадлежишь только мне.

— Я буду драться с тобой до тех пор, пока не испущу свой последний вздох. — Она качнулась и снова выпрямилась. — Почему я? Почему тебе не найти индейскую женщину?

— Я хочу тебя. — Он провел пальцами вдоль впадины на ее щеке. — Твоя кожа, как лунный свет. Я темный, как ночь, рядом с тобой. — Он обнял ее за шею и привлек к себе. — Свет солнца в твоих волосах, свет луны на твоей коже. Этот индеец смышленый, нет?

— Нет, — ответила она хриплым голосом.

— Ты будешь кушать?

— Нет.

Он нагнулся, чтобы коснуться впадины ее шеи, его губы ощущались, как шелковистые, зубы слегка пощипывали, теплый, влажный рот заставлял ее вздрагивать.

— Как горностай, mah-tao-yo. Такая мягкая. И сладкая, как цветы.

Она втиснула между ними руки, сжатые в кулаки, суставы ее пальцев уперлись в его теплую мускулистую грудь. Когда она разомкнула веки, у нее все поплыло перед глазами.

— Пожалуйста… пожалуйста, не надо. Я даже не знаю точно, как тебя зовут. Пожалуйста, не надо.

— Охотник, — прошептал он ей в ухо. — Охотник-Волк, Habbe Esa. Ложись на спину, Голубые Глаза. Ты слабая, да? Ложись на спину и закрой глаза. Разреши мне прогнать твои страхи. Когда ничего не боишься, не надо умирать.

— Нет. — Она попыталась оттолкнуть его. — Нет. Он просунул руку под ее колени и попытался заставить ее лечь на спину. Сопротивляясь, она уперлась локтями, пытаясь уклониться от губ, которые скользили по шее к ключице. И ниже. Паника захлестнула ее. Она не могла бороться с ним. Во всяком случае не тогда, когда она так дрожит. Не тогда, когда мир перевернулся. Кончик его языка проник под кожаную рубашку, оставляя влажные следы как раз над самыми грудями. Соски напряглись и поднялись, упираясь в мягкую кожу рубашки, которая задевала их, когда она двигалась.

Никогда раньше Лоретта так не бледнела, как теперь. Втягивая воздух, она попыталась отодвинуться в сторону, но его мускулистая рука преградила ей путь. В то время как она боролась, чтобы изменить свое положение, его губы нашли ее ухо и вместе с зубами и языком исследовали его вкус, форму, обнаруживая с безошибочной точностью чувствительные места. От его теплого дыхания у нее пробегали мурашки по телу.

— Habbe… — Ее голос стих. Ей отчаянно хотелось отвлечь его, но вместо этого оказалось, что из них двоих не могла сосредоточиться на своих мыслях и поступках именно она. — Твое имя, ка-как оно было? Habbe что-то? Что оно значит?

— Habbe Esa, Дорога к Волку, Охотник-Волк. Мой брат волк явился мне во сне о моем имени.

— Во… во сне о твоем имени? — Поерзав, она чуть отстранилась и тыльной стороной ладони ткнула его в подбородок с тем, чтобы сесть. — Ч-что за сон о твоем имени?

Он сверкнул на нее глазами, откидывая голову назад.

— Сон, который мужчина ищет, когда становится воином. Во сне он узнает свое имя. Женщине это не надо. Ей дают имя другие.

Он опустил голову и схватил зубами большой палец ее руки. Загипнотизированная, Лоретта почувствовала движение его языка по суставам пальца. Боже милостивый, она может потерять сознание. И пока она будет в бессознательном состоянии, он может… он может… Она почувствовала, что падает набок. Его рука удержала ее от падения.

Он освободил ее большой палец.

— Голубые Глаза?

Лоретта облизнула губы, отчаянно стараясь выпрямиться. Она не может потерять сознание — просто не может. Его лицо превратилось в неясное пятно. И голос его звучал откуда-то издалека.

— Hah-ich-kaein, где ты, Голубые Глаза? Лоретта моргнула, но это ничего не изменило.

Может быть, так чувствуют себя, когда умирают? Все плывет, и все становится далеким?

— Hah-ich-kaein, где ты, Голубые Глаза? Она попыталась ответить. Не смогла.

Мясной бульон? Предполагалось, что в раю ангелы с крыльями, величественные песни восхваления, улицы, вымощенные золотом, и пушистые розовые облака. Лоретта глотнула и всплыла на поверхность сознания, постепенно приходя в себя. Большая рука сжимала ее челюсть. Что-то теплое и густое текло ей в рот. Голоса звенели в ушах. Она попыталась освободиться от державшей ее руки. Она не должна кушать. Кусочки мяса застряли у нее под языком. У нее сдавило горло. А затем она задохнулась.

Кто-то держал ее голову, пока желудок очищался. Сильные руки. Влажная тряпка прошлась по ее лицу. Голос позвал ее. Очень низкий голос. Лоретта погрузилась в темноту.

— Если я не отвезу ее назад в ее деревянные стены, она умрет. — Охотник встретил взгляд своего отца над пляшущими языками пламени. — Что будет тогда с пророчеством? Она освободила свой живот от мясного бульона и драгоценной воды. Если это будет продолжаться, она наверняка умрет.

Soat Tuh-huh-yet, Много Лошадей, затянулся из трубки и выпустил дым вверх к верхушке вигвама, а затем к земле. Сделав еще одну затяжку, он выпустил дым на восток, на запад, на север и на юг. Затем трубка перешла из его правой руки в левую руку Охотника, который медленно затянулся и вернул трубку отцу правой рукой, чтобы образовать полный круг, который никогда не должен нарушаться.

— Мой tua, ты только что прибыл. Дай ей немного времени.

— Она умрет через день или два. — Охотник выплюнул табачные крошки. Хотя он никогда не признавался в этом, он испытывал отвращение ко вкусу трубки своего отца. — Я испробовал все, отец. Я был с ней добр. Я обещал, что моя сильная рука будет всегда с нею до горизонта, до тех пор, пока я не превращусь в пыль, несомую ветром. И я пытался заключить с ней сделку.

— Какую сделку?

Охотник бросил настороженный взгляд в затененный угол, где его мать сидела и слушала их разговор.

— После ухода матери из вигвама я сказал, что я, вероятно, буду уставшим индейцем, когда взойдет луна, если она будет кушать и пить.

— И если она не станет пить и кушать, ты не будешь уставшим? — Глаза Много Лошадей наполнились смехом. Он тоже бросил взгляд в темноту. — Сделка не понравилась ей?

Охотник покачал головой.

— Возможно, она не та женщина, — сказал негромко Много Лошадей.

— Она та женщина. Я уверен в этом.

— Голос духа посетил тебя во сне?

— Нет, отец. — Глядя на языки пламени, Охотник задумался. — Ни один мужчина не испытывает такой ненависти к tosi tivo, как я. Ты знаешь, что это так. Мое сердце горело ненавистью, когда я отправился за Желтыми Волосами. Я хотел убить ее.

Женщина Многих Одежд выдвинулась вперед, на ее лице плясали отсветы пламени. Охотник встретил ее взгляд. Она была мудрой женщиной. Она соблюдала обычаи и редко вмешивалась в беседу мужчин, но, когда она вмешивалась, только глупец не прислушивался к ее словам.

Ему хотелось знать, не поделится ли она своими мыслями. Когда она продолжала молчать, он прочистил свое горло, которое горело от трубки, и продолжал:

— Теперь я не могу убить ее. Она вошла в меня. Моя ненависть к ней исчезла, как улетает ветер. Она спасла мою жизнь. — Он быстро рассказал про историю со змеей и как она нарушила свое молчание, чтобы предупредить его.

— Ты предпочитаешь, чтобы она жила всегда вдали от тебя?

У Охотника сжалось все внутри. В этот момент он осознал, как сильно он хотел иметь эту женщину рядом с собой.

— Я предпочту никогда не видеть ее снова, чем видеть, как она умирает. — Его рот скривился. — У нее слишком большое сердце для такой маленькой. Она воюет с голыми руками и побеждает.

Много Лошадей кивнул:

— Huh, да, Воин и Быстрая Антилопа уже рассказывали мне.

— Я мог бы отвезти мою женщину назад в ее края, — сказал Охотник. — Я знаю слова пророчества. И я не могу огорчить Богов, но я не вижу другого выхода.

Мать Охотника опустилась на колени.

— Муж, я прошу разрешения говорить. Много Лошадей сощурился в темноту.

— Говори, женщина.

Она выдвинулась вперед на освещаемое место, ее коричневые глаза были непроницаемыми в мерцающем свете.