— Что поделаешь. — Он беспомощно развел руками.

Я изо всех сил старалась сдержаться.

— Крэйг, ты должен немедленно сказать мне, чем зарабатываешь на жизнь.

— Связи с общественностью. По-моему, мы об этом уже говорили.

Мои кулаки стиснулись, пальцы на ногах в спортивных туфлях напряглись, но голос остался спокойным:

— Ты знаком с неким Стефаном Муковски? Снова едва уловимо дернулись уголки рта.

— Стефан — как?

— Стефан Му-ков-ски. Знаешь такого? А Джимми с Эдди?

Его плечи поникли. Понял ведь, что загнан в угол, — и все равно молчал.

— Это следует понимать как «да», верно?

— Кэтрин… Пожалуйста, можно сигарету? Той ночью ты же мне разрешила здесь курить…

— Нет. Говори, откуда знаешь Стефана.

Лицо Моргуна было бледным и нервным — какая же у него тонкая кожа. Он извлек из кармана платок и долго, сосредоточенно сморкался. Это напомнило мне, как отец сморкался за столом, когда я была ребенком. Мама каждый раз кричала, чтобы он выходил в другую комнату, но отец не обращал на нее внимания. Наконец Моргун вынырнул из платка и пошел в атаку:

— Стефан Муковски — мерзкий маленький проходимец, и мне интересно было бы знать, как получилось, что ты с ним знакома.

От такой характеристики Стефа меня передернуло, но я опять сдержалась.

— Значит, ты этого не отрицаешь.

— А почему я должен это отрицать? Кто он тебе?

— Не увиливай, Крэйг.

Я двинулась на него, стараясь выглядеть как можно более грозно, — и немедленно споткнулась об фен и коробку с маминым лучшим столовым серебром. Рука Моргуна тотчас метнулась вперед и поддержала меня за локоть. Теперь мы мерили друг друга взглядами с расстояния всего нескольких дюймов. Внезапно он подался ко мне…

— Не смей меня целовать! — Я отскочила назад, окончательно выйдя из себя. — Я видела тебя вчера, когда ты выходил из квартиры Стефа. Я знаю, что они с Джимми и Эдди крутят твои деньги. Много денег. Что все это значит, Моргун? Наркотики? Или кое-что похуже? Отвечай!

Он сморщился и уставился в пол.

— Тронут твоей верой в меня, Кэтрин. Искренне тронут.

Вот тут я ему и врезала. Хорошая такая оплеуха — изо всех сил.

Реакции не последовало — Моргун лишь схватился за побагровевшую щеку. Он был слишком ошарашен, чтобы говорить.

— Почему ты не был со мной честен, Моргун? — Господи, я же сейчас заплачу! Ударюсь в слезы, как обычная девчонка-размазня. Перед глазами все расплывалось. — Если бы только ты сказал мне правду, может… Я так… обманулась.

Моргун попытался всучить мне свой сопливый платок, но я его не взяла. Ушла на кухню и нашла там бумажное полотенце. Когда я вернулась, Моргун снова сидел в кресле.

— Кэтрин, нельзя позволять какому-то говенному подонку разрушать твою жизнь!

— Сам ты подонок!

К моей ярости, он хмыкнул и потер пламенеющую щеку.

— Да, пожалуй, мне надо было последовать твоему примеру. Я имею в виду — ты же честна со всеми, верно?

Направление, которое принимал наш разговор, мне не нравилось.

— Речь не обо мне, Крэйг. А о том, что ты втягиваешь моего друга Стефа в какую-то дрянь. О том, что ты выдавал себя за кого-то, кем вовсе не являешься.

— Верно. Я не тот, за кого себя выдавал. — И, хотя я так и не разрешила ему курить, он извлек из пачки новую сигарету, достал зажигалку. Затянулся, склонил голову набок и искоса посмотрел на меня. А потом улыбнулся, и это была уже отнюдь не прежняя нервная улыбочка — нет, теперь он ухмылялся высокомерно, самодовольно. И он все сказал. Просто взял и сказал: — Я полицейский.


Я сыпала кофе в ситечко. Хотя кофе мне сейчас меньше всего требовался — нервы дребезжали и топорщились без всякого кофеина. Просто надо было убраться из той комнаты, и я будто со стороны услышала собственный голос:

— Пойду сварю кофе.

Руки тряслись, когда я включала кофеварку.

В груди что-то колотилось, дыхание стало учащенным, поверхностным, — похоже, я находилась на грани паники. У меня бывало такое в детстве. Я лежала в постели и смотрела на потолок — и вдруг начинало казаться, что он опускается все ниже, дюйм за дюймом надвигается прямо на меня. И тогда я отчетливо ощущала, как дышу — вдох-выдох. Сжимается и расслабляется диафрагма, вздымаются ребра, расширяется грудная клетка, воздух курсирует туда-сюда через нос. И дыхание казалось результатом неимоверного усилия, вынести которое я не могла. Паника лишь ухудшала все. Я хватала ртом воздух, ноздри раздувались как у лошади. Сердце учащенно колотилось, рвалось прочь… И тогда я начинала кричать, и прибегала мама — она садилась на край кровати, успокаивала меня своим негромким, ровным голосом, гладила по голове. Она сидела так подолгу, и мы дышали вместе.

Крэйг вошел следом за мной. Я развернулась к нему, и он притянул меня к себе, обнял крепко-крепко. Мой подбородок упирался в его плечо, я смотрела на потрескавшийся кафель у него за спиной, а в кофеварке мерно булькала черная жидкость, и медленно выравнивалось мое дыхание. Все, что я чувствовала, — это руку Крэйга на своем затылке; он прижимал меня к себе. Мои руки бессильно висели вдоль тела.

— Как ты можешь быть полицейским? — тихо спросила я.

Он вздохнул и позволил мне высвободиться.

— Это моя работа. Уж извини.

— Что происходит, Крэйг?

Он прислонился к стиральной машине, и несколько мгновений стояла тишина. Только шипела и потрескивала кофеварка. Крэйг снова уткнулся в носовой платок, — возможно, просто тянул время, чтобы собраться с мыслями. Наконец затолкал платок обратно в карман.

— Видишь ли… Я занимаюсь наркотиками. Работаю под прикрытием — потому и приходилось темнить. Хотя я не хотел тебе лгать. — Выглядел Крэйг усталым.

— Да, разумеется, — не удержалась я от сарказма. Это вполне могло оказаться очередным враньем, и все же было в этом что-то похожее на правду… Необжитая квартира… — Так ты что же… разыгрываешь из себя фальшивого наркоторговца, чтобы ловить настоящих?

— Вроде того.

— Ладно. Выкладывай дальше.

— Не могу, Кэтрин. Я и так сказал больше, чем имел право. Я рискую жизнью, рассказывая тебе это все. Ты мне кофе не плеснешь?

Разливая кофе по чашкам, я вдруг сообразила…

— О боже. Стеф, выходит, вляпался по-крупному?

Крэйг взбеленился:

— Да на что тебе сдался этот прощелыга?!

— Что с ним будет?

— Мне нет дела до Стефана Муковски, Кэтрин. Кто он тебе? — Крэйг взял свою чашку.

— Значит, ты охотишься не за Стефом.

— Нет. Он никто. Боже правый! — Крэйг резко поставил свою чашку на стол. — Ты что, спишь с ним? Вот все из-за чего?

— Не твое дело.

— Значит, спишь. — Крэйг невесело усмехнулся и слизнул кофе с тыльной стороны ладони. — Я был лучшего мнения о твоем вкусе. — Мгновение он смотрел на меня, и лицо его ровным счетом ничего не выражало. — Пойду-ка я, пожалуй.

— Крэйг…

— Что? — Он обернулся, уже держась за дверную ручку.

— Ты можешь мне обещать, что не арестуешь Стефа?

Крэйг вздохнул:

— Кэтрин…

— Ты же сказал, что он никто. Если он никто, зачем его арестовывать?

— Я не собираюсь арестовывать Стефана Муковски.

— Ты можешь мне обещать это, Крэйг? Если я хоть что-то значу для тебя, ты оставишь его в покое.

— Это все болтовня, Кэтрин. Пустая болтовня.

Он открыл дверь, шагнул за порог, и вот уже шаги звучат на лестнице.

Я убрала чашки в мойку и попыталась выбросить все это из головы. Но с хлопком наружной двери меня осенила одна мысль — мысль, которую вытеснили на время тревога за Стефа и желание выбить правду из Крэйга.

— Крэйг! Крэйг, погоди!

Когда я вылетела на улицу, он отпирал свой «вольво».

— Что? — Голос напряженный.

— Кто такой Генри? Твой дружок, Генри. Тот, который заблевал мою машину.

— Генри? — Крэйг изменился в лице. Он казался… встревоженным. — А он-то здесь при чем?

— Есть один мальчик… Джоэл. Ему семнадцать. Он стал парнем по вызову, а теперь, кажется, пропал.

— А Генри при чем? — повторил Крэйг.

— Я видела в субботу днем, как Джоэл садится в машину на Стрэнде. В машине был Генри. Он что, тоже под прикрытием?

— Нет… он — нет.

Глаза у Крэйга словно разучились моргать.

— Выходит, он сутенер? Крэйг, так это за ним ты охотишься? За Генри?

Крэйг открыл дверцу «вольво». Лицо его было напряженным.

— Говоришь, этот Джоэл — мальчик по вызову?

— Да.

— И в последний раз ты его видела в субботу днем?

— Да.

Крэйг поскреб голову.

— Его нет лишь пару ночей?

— Похоже, так, — ответила я. — Но…

— Послушай, может, он объявится этим же вечером. Или у тебя есть серьезные основания подозревать, что с ним что-то случилось?

Я вспомнила выражение лица Джоэла, когда он садился в «мерседес». Представила, как он устраивается рядом с этой жирной тушей.

— Нет. Серьезных оснований нет. Просто инстинкт.

Крэйг обогнул машину, подошел ко мне. Взял за руку, слегка сжал.

— Твой друг Джоэл оказался не в самой приятной компании, но Генри Фишер ничего ему не сделает, если не будет серьезной причины.

Мистер Фишер…

— Точно?

— Сама посуди, Кэтрин. Профессиональные собачники не топят в речке элитных щенков, верно?

Лучше бы он этого не говорил. Я зажмурилась, надеясь, что когда открою глаза, то окажусь где-нибудь далеко. Но я осталась здесь. Крэйг снова был на мостовой — садился в машину.

Он уже завел было мотор, но наклонился к окошку и крикнул:

— Подожди до завтрашнего утра. Не объявится — звони мне.