Даже Виталий понял, что с ней что-то не так. Но выудить правду из Женьки так и не смог. Хотя она едва сдержалась, чтобы на его вопрос: «Жень, ты чего такая хмурая?» не ответить, что пытается понять, по каким принципам в одних структурных генах доминируют точечные мутации, а в других — делеции, дупликации и инсерции. Что бы тогда сказал ее верный напарник? Нифига не смешно это все.

Она как будто застряла. Завязла, как тот самый комар в янтаре. Жить как раньше — не получалось. Как дальше — непонятно. И лучше уж совсем не вспоминать, как она поступила с Олегом. От этого становилось так тошно, что хоть волком вой.

Открывается пассажирская дверь, а Женя как будто просыпается. Вот, опять. И даже на работе. Она все время думает только о нем. О том, что она, дура эдакая, наделала!

Гнать, гнать от себя эти мысли. Надо работать. Надо как-то жить дальше.

Женя поворачивается в сторону севшего в машину клиента. Ни фига себе! Твою же мать!

В салоне «Логана» сразу становится тесно. От его внимательного тяжелого взгляда. От огромной широкоплечей фигуры.

— Здравствуй, Женя.

— Привет.

— Мы можем поговорить?

Подавляет первое желание послать его подальше. Потому что вдруг понимает: чем черт не шутит… Вдруг? Он сможет помочь?

— Сейчас, только машину с дороги уберу.

Тихомиров со смесью удивления и восхищения наблюдает за тем, как она лихо, не делая ни одного лишнего движения, втискивает машину в дырку, с его точки зрения, для парковки автомобиля совершенно непригодную. Выглядывает в окно на находящийся в десяти сантиметрах соседний автомобиль.

— А как я выходить буду?

— Я потом выеду отсюда. И вообще, пока мы не поговорим, ты отсюда не выйдешь! — заканчивает она театральным злодейским шепотом.

— Да ну? — улыбается Тихомиров. И улыбка у него такая, что Женька вдруг некстати думает — встреть она его раньше… до Олега… как знать… Впрочем, что теперь гадать? Она встретила Олега. И пропала.

Женька серьезно смотрит на Дмитрия и вздыхает.

— Хотел говорить — говори.

— Ладно, — помолчал. И неожиданно: — Он тебе нужен?

— Что?

— Я не буду задавать тебе всяких идиотских вопросов типа: «Ты его любишь?», «Что ты к нему чувствуешь?» или «Какого х*ра между вами происходит?». Просто скажи мне — он тебе нужен?

— Я не…

— Простой вопрос, Женя. Он нужен тебе? Если тебе он не нужен, то мне — нужен. А я его теряю. Я его не узнаю. С ним никогда такого не было. Его как будто нет. Разговариваю с ним и… — он досадливо щелкает пальцами. — И ничего не меняется. Становится только хуже. Скажи мне, черт побери, что происходит с Олегом!

Он заканчивает громко, почти орет. А ей… все равно.

— Я его обидела.

— Кто бы сомневался! — фыркает Тихомиров. — В этом все дело? Он тебя простит, уверен в этом. Однако что-то мне подсказывает, что дело не только в этом.

— Какой проницательный! Ну, так слушай! Я не знаю, что делать дальше. Как жить дальше! Я вообще не понимаю теперь — кто я! Доволен?!

Это походило на какой-то сюрреалистический кошмар — что она обсуждает свои сокровенные мысли с этим … Он же ее «курицей безмозглой» при первой встрече обозвал!

— Жень, — голос Тихомирова серьезен, без тени иронии или насмешки, — ты же понимаешь, что так дальше жить нельзя. Это не для тебя.

— Почему?! Это работа. Нормальная. Мне же надо на что-то жить. Оплачивается она неплохо, между прочим. Ну, не так, конечно, как продажные юристы, — Женька огрызается из последних сил.

— Нормальная, не спорю. И ты с ней прекрасно справляешься, — Дима еще раз выглядывает в окно на расположенную невозможно близко соседнюю машину. — Я впечатлен. Я еще не видел женщины, которая управлялась бы с машиной лучше тебя. Но спроси себя — это то, чем ты хочешь заниматься до конца жизни?

— А что, мы уже обсуждаем конец моей жизни?

— Жень, — укоризненно морщится Дмитрий, — перестань. Я понимаю, это было… обосновано. Эта работа была для тебя чем-то вроде… раковины. Временного пристанища. Способом выжить, переждать. Но теперь…

— Ты, похоже, много обо мне знаешь?

— Много, — не отпирается Тихомиров. — Не вижу в этом криминала. Олег мой друг. Ему была нужна моя помощь, и поэтому он мне все рассказал. Ну, за исключением частных подробностей вашей интимной жизни.

— Да не было никаких подробностей!

— Однако, — цокает языком Дима, — Баженов теряет квалификацию. Ну да ладно, это дело наживное. Да и не о них сейчас речь.

— Чего ты от меня хочешь? Что я могу сделать? У меня есть только эта работа!

— Ты кандидат биологических наук, если я правильно проинформирован.

— И что? Кому я нужна? Я почти три года не работала по специальности. И вообще…

— Ты что, поглупела за эти три года?

— Нет. Но куда я пойду со своим дипломом? Как объясню, чем занималась эти три года?

— Я правильно понимаю? Ты в принципе согласна сменить… род занятий, но не знаешь, как это сделать?

— Ну, предположим, — осторожно отвечает Женя.

Тихомиров усмехается. Это оказалось гораздо проще, чем он думал. Достает телефон, выбирает абонента.

— Можешь договариваться, она согласна.

Нажимает отбой. У Женьки глаза на пол-лица.

— Эй, ты чего? На что это я согласна?!

— Должность доцента на кафедре генетики в нашем универе и преподавательская деятельность не покажется тебе достойной заменой вот этому? — он обводит рукой салон «Логана».

— Что?! — Женя не верит своим ушам. — Вот так… просто… Раз-два и все? И у меня есть новая работа?

Тихомиров самодовольно улыбается.

— Да, не вопрос. Как два пальца об асфальт. Для тебя — все, что угодно, — и, подумав, добавляет: — Там коллектив преимущественно дамский. Бальзаковских возрастов и около. Алефтина Петровна, заведующая кафедрой — милейшая женщина. Думаю, тебе там будет комф…

Закончить фразу он не успевает.

Эти слова добивают ее окончательно. А, кроме слов, — понимание того, что есть на свете еще один человек, которому не все равно, что с ней происходит. Напряжение, копившееся на протяжении последних недель, даже не недель — месяцев, прорывается наружу.

Она всхлипывает, утыкается лбом Димке в плечо, закидывает руки ему на шею и начинает в голос, с чувством рыдать.

Дмитрий предпринимает нерешительные попытки высвободиться, которые Женька яростно пресекает, вцепившись мертвой хваткой в его шею и не прекращая реветь. Потом пытается ее урезонить:

— Жень, перестань, а? Пожалуйста. Это мой любимый костюм. И он уже насквозь промок….И галстук тоже любимый. Не надо…

Все без толку. Совсем уж беспомощно произносит:

— Ну, Женяяяяя… Ну что ты… — вздыхает. — Баженов убьет меня, когда узнает, что ты из-за меня ревела.

— Не… из-за… тебя… — умудряется прохлюпать она.

— Да? Ну, тогда ладно, — обреченно притягивает ее ближе к себе, обнимает одной рукой за плечи, другой гладит по волосам. — Так ему и скажешь, если что! Реви, чего уж теперь… Только не долго, ладно? Минут пять, не больше.

* * *

Если бы он стоял, то колени бы подогнулись, точно. А так — просто откинулся в кресле, закрыл глаза. Вдохнул, пытаясь унять бешеное сердцебиение и…

— Да?

— Здравствуй, Олег.

Ты все-таки позвонила…

— Здравствуй, Женя, — удивительно, как это голос повинуется ему, когда такой комок в горле.

— Тебе сейчас удобно разговаривать?

Нет, не удобно! Сердце то колотится, то замирает. В груди тесно, и трудно дышать. Но ты только не бросай трубку! Пожалуйста…

— Да.

— У тебя… мммм… — наматывает на палец локон, прикусывает губу. Ну, давай же! Решайся! — есть планы завтра на вечер?

Его большие голубые глаза распахиваются. Да неужели?..

— Нет. Никаких планов.

— Тогда, может… Я хотела тебя пригласить… поужинать куда-нибудь. У меня… хм… повод есть.

— Повод? — его охватывает нехорошее предчувствие.

— Да. У меня новая работа. Хотела с тобой это… отметить.

— Новая работа?

— Да. Тебе разве Дима не говорил?

— Какой еще Дима? — он вскакивает.

— Твой. Тихомиров.

Так. Собраться. Не паниковать. Это все потом.

— Не говорил, но это не важно. Сама все расскажешь. Во сколько встречаемся?

* * *

Руслан и Дмитрий вздрогнули от грохота резко распахнувшейся двери Тихомировского кабинета. При виде взбешенного Олега разом забыли, о чем говорили до этого.

— Ой, к нам ворвался страшный серый волк…

— Какого х*ра?!?

— Что ж так громко-то…

— Зачем?

— Ты это в общефилософском смысле спрашиваешь?

— Димыч! Какого х*я ты лезешь туда, куда тебя не просят, а? Чего ты вмешиваешься в чужую жизнь!?

— А зачем ты сам полез в Женькины дела, а?

— Я люблю ее!

Тихомиров пожимает плечами.

— А я — тебя.

— Мальчики, я вам не мешаю? — ехидно интересуется Руся.

— Заткнись! — рявкают хором оба.

— Да платонически, не паникуй так, — продолжает Димон. — Как брата. Ты же знаешь.

— Ты…

— Так, Олег, кончай психовать и просто скажи мне: «Спасибо», — досадливо морщится Дмитрий. — И покончим с этим.

Олег открывает рот, чтобы что-то возразить. Нет, молчит, вздыхает. И, наконец, произносит:

— Ты прав. Спасибо, Дим.

— Ну, вот, хороший мальчик. Одумался. Иди сюда, поцелую.

Руся хрюкает, давится от смеха.

— Дебилы вы, — вздыхает еще раз Олег, — оба.

— Я так понимаю, — отсмеявшись, интересуется Тураев, — у нас свадьба намечается?

— Тебе-то что?

— А пожрать на халяву?

— Нет, ты действительно Годзилла! О чем-нибудь, кроме халявной жратвы, думать в состоянии?