Дарья Волкова - Такса

И все повторяется снова. Он наклоняется к ней. Их руки почти синхронно ложатся на плечи друг другу. Скользят по шее. И… как там говорят физики? Разноименные заряды притягиваются? Они притягиваются. Еще как!

На диване целоваться гораздо удобнее. Потому что можно опрокинуть ее на спину. И навалиться сверху. И прижаться, накрыть своим телом ее мягкое податливое тело.

И почувствовать на себе его до остановки дыхания приятную тяжесть. И отдаться, совершенно отдаться этим губам, этим рукам. И пусть делает все, что захочет. Потому что он не сделает ничего плохого. А только нечто волнующее, восхитительное, сводящее с ума.

Его нога раздвигает ее бедра, вжимаясь коленом в промежность. Ее — обвивает его бедра, прижимая его еще плотнее. Его руки накрывают ее грудь, и от сладости этого прикосновения содрогаются от наслаждения оба. Ее — пробираются под джемпер, и гладят его по спине.

Она закрывает глаза. И он тоже. Чтобы только чувствовать. Губы. Языки. Дыхание. Стоны. Под закрытыми веками распускаются горячие ослепительные протуберанцы. Сжигая все, все мысли, кроме желания, оглушающего желания брать и отдавать. Любить и позволять любить себя.

Олег приоткрывает глаза. Чтоб почти ослепнуть от ее горячего взгляда. От россыпи огненных локонов на белой подушке. Женя прижимается к нему. Откровенно. Трется об него так, что он выдыхает со стоном, забывая вдохнуть.

— Женя, я хочу…

— Вот так?

Он забывает, что хотел сказать. Отдавшись движениям ее маленькой ручки. Идеально подходящей для того, чтобы…

— Да-а-а-а-а-а-а…

— Или так?

— Да-а-а-а-а-а-а…

Ее пальцы сражаются с его ремнем. И в голове Олега звенит последний предупреждающий звонок.

— Женя, скажи…

— Все, что хочешь…

— У тебя есть…

— Наконец-то! Не ремень, пояс верности какой-то…

Звякает пряжка. Вжикает молния. Он в последний момент перехватывает ее руку. Пока еще не поздно.

— Жень, у тебя есть презервативы?

Она замирает.

— А у тебя?

Олег выдыхает со свистом. Презервативы в прикроватной тумбочке лежали всегда. В достаточном количестве. А с собой — нет! Сегодня был архисумасшедший день. Столько всего. И, потом, если уж говорить начистоту, он не рассчитывал. Не планировал. Не надеялся.

— Нет.

— У тебя, значит, нет. А у меня должны быть?

Ему категорически не нравится ее тон. И то, как она замирает под ним, глядя прямо в глаза.

— Жень, мы же у тебя дома. Я думал, возможно, у тебя есть… на всякий случай.

— На всякий случай?! Значит, ты — это тот самый «всякий случай»?

Где-то глубоко внутри Олег понимает — он испортил все к чертям. Но продолжает, не может не продолжать пытаться исправить ситуацию.

— Жень, я не имел в виду…

— Слезь с меня, «всякий»!

Отталкивает его с силой. Пока он пытается вернуть джинсам первозданный вид, Женька вскакивает с дивана. Смотрит на него сверху вниз.

— Вот что! Слушай! Я со «всякими» не трахаюсь!

— Женя! — он тоже встает. — Я же не мог… Хотел как лучше.

— Уходи!

— Женя! — он повторяет ее имя как заклинание, способное изменить ее решение. Берет ее за руку, и столько в его голосе мольбы, убежденности, что она не отнимает руки. — Женечка… Я тебя… — она обмирает вся от того, что, как ей кажется, она сейчас может услышать, — никогда не обижу.

Она молчит, и Олег решается на последнюю, обреченную попытку.

— Жень, давай я быстро до ближайшей аптеки схожу. И вернусь.

— Можешь валить куда угодно. Но не вздумай возвращаться.

* * *

Это было стопроцентное «дежа вю». Он опять ушел, а она осталась одна. Злая, недовольная и во влажном белье.

Она сваляла дурака? Похоже на то. Чисто теоретически, Олег был прав, что вспомнил об этом. И он был не обязан. И вообще…

Только вот она не хотела рассуждать теоретически. А хотела она… совершенно очевидно — чего.

Женька вздыхает. Ни черта она не способна соображать. Что сегодня произошло. И кто из них двоих дурак. А кто — дура.

Начинает болеть голова. От того, что спала днем. От того, что ей сегодня выносили мозг маленькими порциями все, кому не лень. И от того, что курила. И от того, что не ела. И от того, что плакала. Много от чего. Всего много было. И под конец этого сумасшедшего дня ее адекватность кончилась. На самом, бл*, интересном месте!

Что теперь сделаешь… Олега уже не вернуть. Зато можно пойти в душ, сменить второй раз за день трусики. И лечь спать. «Дежа вю», что тут скажешь…

Телефонный звонок застал ее врасплох настолько, что едва не «поцеловала» в задний бампер резко притормозивший перед ней «цивик». Возмущенный таким неуважительно скоропалительным торможением, «Логан» обиженно заглох. Ей сигналили сзади. В любой другой раз средний палец в окно и красочное описание половой жизни тем, кто сигналили, были бы обеспечены. А сейчас она лишь молча завела машину, и, резко маневрируя, перестроилась из крайнего левого к обочине. И успела-таки сказать, почти не запыхавшись:

— Алло?

— Привет, Жень.

Ты все-таки позвонил.

— Привет.

— Хочу кое-что тебе сказать. Тебе удобно разговаривать?

— Да.

Она не жила эти две недели. И даже не проживала. Она их протягивала сквозь себя. Минута за минутой. Час за часом. День за днем. Ожидая, что он все-таки позвонит. Ненавидя себя и свою гордость, которая не давала ей позвонить самой. Хотя она несколько раз набирала его номер. Набирала и сбрасывала. И вот, наконец-то…

— Там… документы готовы.

— Какие документы?

— По твоей диссертации. Все готово. Приказ, диплом кандидата наук. Еще какие-то бумаги. Ректор звонил.

— Олег, я не совсем понимаю…

— Жень, я тебе все по дороге объясню.

— По дороге?

— Нужно туда съездить. Нужна твоя подпись на ряде документов.

Она молчит. Она ждала, что он скажет не это. Совсем, совсем другое.

— Женя?.. Если тебе так неприятно туда возвращаться, давай, я съезжу один, привезу документы, ты подпишешь, и я увезу назад.

Вот только жалеть ее не надо! Она справится! Даже если он разворошил старые раны. Хотя они уже и не болят почти. Но это не извиняет Олега и его вмешательство в ее жизнь! И пора ему об этом тонко намекнуть.

— Поехали.

— Завтра?

— Послезавтра.

— Хорошо. Заеду рано, дорога длинная. В семь нормально будет?

— Да.

* * *

А встать ей пришлось в шесть. Потому что, раз уже возвращаться в логово дракона, то и готовым надо быть соответственно. И поэтому накануне достала из дальнего угла шкафа некогда любимый серый с отделкой из черной бархатной ленты костюм и туфли на шпильке. И макияж сделала, и непокорные волосы скрутила незабытыми, оказывается, движениями, во вполне пристойный узел. Посмотрела на себя в зеркало: «Здравствуйте, Евгения Андреевна Миллер! Век бы вас не видеть!» Но она ни за что не покажет никому там, как ей пришлось тяжело. И кем она в итоге стала. Нет уж. Она не Мария-Антуанетта, но на плаху пойдет с гордо поднятой головой. Иначе нельзя. А тому, кто тащит ее на эту самую плаху, тоже придется несладко…

— Доброе утро, Женя!

— В семь часов утро не бывает добрым. По определению.

Он встретил ее у двери подъезда. Ей хотелось высказать ему все про его отвратительно-предупредительные манеры, да слов подходящих не находилось. И она молча позволила взять себя за локоть и проводить к машине. Но уж тут она не удержалась.

— Вау! — картинно распахнутые глаза, прижатые к щекам ладони. — Что это? Неужели «Лексус»?

Олег молча открыл перед ней переднюю пассажирскую дверь. И эти его молчание и сдержанность раздражали ее безмерно. И поэтому… и вообще…

Поставив ногу на порожек, повернулась и спросила, глядя прямо в глаза и внутренне содрогаясь от отвратительности и наглости своего тона и вопроса:

— Что, блондинка, отсосала на «Лексус»?

У него ощутимо дернулась щека. И она прямо увидела, как сжались челюсти. Но он промолчал! Лишь кивнул головой, убеждая ее сесть в машину. И дверь закрыл после этого аккуратно, без драматического грохота. Только вот тронул машину излишне резко, но мягкая, настроенная на комфорт, подвеска поспешила исправить этот промах водителя.

У Женьки щеки горят от стыда за свое несносное поведение. И сдержанность Олега лишь добавляет хвороста в этот костер.

Настроение ни к черту! И главная причина этого сидит рядом, как ни в чем не бывало. Рулит этой огромной баржой буквально мизинцем одной руки, другой трет висок. Слишком много думает! От этого все его проблемы. И ее, заодно.

— А где же розовый Витц? (Toyota Vitz — небольшая стильная малолитражка, считается традиционно дамской машиной. Особенно розовая. — прим. автора) — продолжает его провоцировать — ничего не может с собой поделать!

— В багажнике, — тон ровный, спокойный.

И как прикажете с ним ругаться? Сложно, особенно после того, как он включает музыку. Какие-то нереально красивые, берущие за души, звуки скрипки. И фортепиано.

— А нормальной музыки у тебя нет?

— Посмотри в бардачке.

Женька вздыхает. Все, она выдохлась. Он непробиваем.

И только часа через полтора дороги она нарушает молчание:

— Ты умеешь водить машину.

— У меня даже права есть, — Олег позволяет себе маленькую, малюсенькую иронию.

— Я имею в виду — ты хорошо водишь машину.

— Спасибо.

И они снова молчат. Но это уже можно считать официальным перемирием.

А потом Олег рассказывает Жене о том, что именно он сделал. Закончив словами: «Извини, что не рассказал раньше».