- А ты замуж за меня собралась?

Я рада была, что на веранде достаточно темно, и он не может разглядеть выражение моего лица. Этот разговор назрел давно, я его боялась, а сейчас, слыша слова и интонацию Емельянова, понимала, что сбываются мои худшие опасения.

- Ну что ты, как я могу? Но я должна как-то представить тебя родителям, вот и подумай, что я должна им сказать. Или ничего не говорить? Так, наверное, даже проще. Сиди в своём пустом огромном доме и жди, когда синяки заживут!

Я отвернулась от него, а Сашка поинтересовался:

- Кто-то захотел определённости?

- Думаю, время пришло, - не стала я спорить.

- А разве у нас её нет? До этого вечера всё было хорошо, мы обходились без нервотрепки. Ты родителей боишься, что ли?

- Не боюсь. Я их уважаю. И мне не всё равно, что они подумают. Саш, у тебя есть родители?

- Есть.

- Тогда что ты спрашиваешь?

Он со вздохом вытянул ноги, локоть на подлокотнике дивана пристроил, а на меня взглянул задумчиво.

- Успокойся, - попросил Емельянов спустя полминуты. - Хорошо? Я сделаю всё так, как ты хочешь.

Я застыла перед ним, чувствуя себя не на шутку обескураженной.

- Как я хочу? - Потом поклонилась, явно переигрывая, но удержаться от иронии не смогла. - Спасибо тебе. От всей души. Смотри, не перетрудись, когда будешь делать всё так, как я хочу!

- Таня! - крикнул он мне вслед, но я с веранды ушла и не забыла дверью погромче хлопнуть.

В спальню Емельянов пришёл минут через двадцать. Я уже успела лечь в постель, и даже свет в комнате выключила, не желая, смотреть на Сашку. Зажмурилась, когда он вошёл, и пожалела, что мне не хватило смелости и решительности уехать в город. Вызвала бы такси и уехала, что проще? Сашка сел на край постели, ко мне спиной, но раздеваться не спешил, раздумывал о чём-то или ждал чего-то мне неведомого. Он был таким знакомым для меня, и таким понятным, что в эти минуты, мне от этого было очень тяжело. Казалось, что я слышу его мысли. Они его не радовали, а меня и подавно. Я настолько расстроилась, что даже перестала притворяться спящей. Перевернулась на спину и стала смотреть на тёмный потолок, уговаривая себя не лить слёзы. Разве я чего-то другого от Емельянова ждала? Что он кинется мне в ноги, хоть когда-нибудь, будет убеждать, что любит, и всё у нас, как в кино? Может, и как в кино, но в кино не весёлом. Наверное, это плата за бурный и быстро развивающийся роман. Развивался он, правда, не по моей схеме, и это огорчало.

Сашка, наконец, повернулся, посмотрел на меня, потом протянул руку, и его ладонь прошлась по моему боку.

- Ты мне нужна, - сказал он. А я вместо того, чтобы обрадоваться его словам, горько усмехнулась в темноте, не надеясь, что дальше услышу что-то, способное меня успокоить. - Я не хочу тебя потерять. Но привычки менять трудно, - в голосе Емельянова мелькнула насмешка на самого себя. - Тань, мне тридцать три года, я никогда не был женат, потому что... Потому что не получалось сохранить отношения до дня свадьбы, о ней даже речи не заходило, если честно, всё кончалось гораздо раньше. И поэтому то, что ты хочешь от меня услышать сейчас... Потом ты скажешь, что я тебе врал. А я такой, какой есть.

- Саш, это самая дурацкая отговорка. Я тоже такая, какая есть. И я не могу жить одним днём. Я не умею. Я не хочу, в итоге, остаться ни с чем. Пройдёт ещё пара месяцев, полгода, год, а потом ты просто пожмёшь мне руку и вежливо попрощаешься? Ты ведь не любишь ссориться с женщинами, ты со всеми предпочитаешь расставаться по-дружески, - съязвила я.

Он хмыкнул.

- Это тебе кто рассказал? Ника?

- Да какая разница? - Я села и привалилась спиной к спинке кровати. Руки на груди сложила. - Я рассказываю тебе о том, что для меня важно. А родители для меня важны и их мнение, и о человеке, которого я люблю, в том числе, тоже важно. И я не понимаю, что тебя в этом удивляет. Но если, конечно, удивляет сильно, то может и не стоит... - Я сбилась на полуслове, поняла, что заплачу, если скажу ещё хоть что-то.

- Только не реви.

- Я не реву. - Шмыгнула носом и поторопилась смахнуть слёзы.

Сашка поднялся, заохал негромко, но с кровати встал и начал раздеваться. Я наблюдала за ним, и морщилась, когда понимала, что ему особенно больно. Он джинсы расстегнул, а когда они сползли на пол, Емельянов через них переступил и ногой в сторону откинул. И вдруг спросил:

- Ты, правда, меня любишь?

Вот был бы у меня в руках пистолет, в эту секунду я бы выстрелила без всяких раздумий и сожалений. И именно в него выстрелила, в этого дурака. Поэтому и отвечать не стала. Сползла по подушке и повернулась к Сашке спиной, натянула на плечи одеяло. Он лёг и без всяких колебаний придвинулся ближе ко мне, обнял. Я чувствовала его дыхание на своей щеке, Сашка носом в неё ткнулся и молчал, а потом сказал:

- Если бы ты знала, как я боюсь тебя разочаровать. Я не играю в любовь, солнце, я уже давно разучился. И понятия не имею, что у меня получится.

Я развернулась в его руках.

- Ты меня любишь? - спросила я, а Сашка удивился.

- Это простой вопрос?

- Ты любишь меня? - повторила я тише и отчаяннее.

- Я хочу, чтобы ты была рядом. Это любовь? Тогда да.

Мысли в голове были тяжелы и неповоротливы. Суть нашего разговора и от меня ускользнула. И, в конце концов, я пришла к выводу:

- Ты сам себя запутал.

Сашка улыбнулся.

- Ну... Я долго старался.

- Это точно. - Я руку из-под одеяла высунула и обняла этого дурака. - Мы с тобой совершенно друг другу не подходим, думаешь, я этого не понимаю? Мы на жизнь смотрим совершенно по-разному. Я это ещё в самолёте поняла.

- Как я про секс?

Вот как тут было не улыбнуться? Улыбнулась и согласилась:

- Как ты про секс. Каждому своё, как говорится.

- А, по-моему, ты всё преувеличиваешь. Чем плохо, что мы разные? Тебе так хочется, чтобы я поминутно признавался в любви и пел серенады? Хотя, серенады я могу, ты же знаешь.

Я прижала пальцы к его губам, заставляя замолчать.

- Не шути, не тот момент.

Он голову опустил и прижался лбом к моему плечу.

- Таня, - жалобно проговорил Емельянов и замолчал. Опять кто-то упрямый внутри него приказал ему заткнуться. Вместо продолжения объяснений я почувствовала прикосновение его губ к своему плечу, они двинулись дальше, к шее, затем спустились к груди. Кажется, это единственный способ, которым Александр Емельянов в состоянии выражать свои чувства по отношению к женщине. Я попыталась пыл Емельянова остудить.

- Тебе ещё нельзя.

- Мне лучше знать, можно мне или нельзя. - Одеяло в сторону откинул, навис надо мной, поцеловал, обхватив твёрдыми пальцами мой подбородок, но уже через пару минут, неловко повернувшись и подхватив меня под спину, взвыл и рухнул рядом, пытаясь отдышаться. Рукой схватился за рёбра. Я на постели села, поправила на плечах бретельки сорочки, потом поднялась, чтобы вернуть на постель одеяло, которое Сашка на пол сбросил в порыве страсти. Он совершенно несчастно вздыхал, а я одеяло на него накинула и вернулась в постель, правда, ложиться не торопилась, присела рядом с Емельяновым, поджав под себя ноги, и разглядывая его.

- А тебе не надоело быть таким, какой ты есть? Может, пора что-то изменить?

Он помолчал, водил ладонью по ребрам, успокаивая боль, потом сказал:

- Хочется быть уверенным, что мои эксперименты никому не навредят.

Я осторожно руку его отвела и сама стала гладить его по боку.

- Кажется, у кого-то страхов больше, чем у меня.

Он не ответил, а я, наконец, улеглась. Странный вечер. И очень жалко, что наш первый разговор по душам, ни к чему не привёл.

Наутро дружно делали вид, что абсолютно не смущены вчерашними откровениями. Я накормила Сашку завтраком и поспешила к дому Филинов, потому что Василиса ждала меня, чтобы вместе поехать в центр. Я занималась привычным делом, делала вид, что всё в порядке, была улыбчива и энергична, а сама обдумывала Сашкины откровения. Выяснив главный страх любимого мужчины, о котором я, признаться, и не подозревала, я всерьёз растерялась. Это что же, мне предстоит убедить Емельянова в том, что любить меня совсем не страшно? Главное, не перестараться, чтобы он не начал влюбляться во всех вокруг.

Наверное, я не слишком успешно изображала трудовое рвение и заинтересованность, потому что Василиса всё же принялась расспрашивать меня о том, что меня беспокоит. Я подумала, подумала да и рассказала ей. По секрету, конечно. Как женщина может довериться женщине. Но Васю не слишком впечатлили страхи Емельянова, да и мои тоже. Она лишь отмахнулась.

- Женится и успокоится.

Я невесело хмыкнула.

- Как же он женится, если не хочет?

- Это ему так кажется, Тань. Он же сам признался, что ты ему нужна. Главное, не дави. Через пару месяцев всё произойдёт само собой. Поверь мне. - Она даже по руке меня похлопала, в попытке успокоить. - Мужики, вообще, устроены куда проще, чем кажется. А Сашка пока держит оборону, он ещё настороже. Ты не дави на него, но и кулак не разжимай.

Я вздохнула.

- Это выше моего понимания.

- Брось. Если хочешь, своего добьёшься. Я четыре года потратила на то, чтобы Завьялова приручить. Сопротивлялся, как мог, все нервы мне вытрепал, а сейчас что? Плохо ему женатым и семейным? Нет. Вот и с Емельяновым также. Он столько лет куролесит, просто так с кривой дорожки не свернёшь. Вот и помогай своему драгоценному. Пни, чтобы в нужную сторону шёл.

После разговора с Василисой я немного успокоилась. Настолько, что до субботы ни разу с Сашкой о предстоящем визите к моим родителям, не заговаривала. Точнее, не то чтобы не заговаривала, а не стала учить его, что говорить и как себя вести. Решила, что естественность понравится моему папе куда больше. Они с мамой, кстати, уже были в курсе, с кем я появлюсь в субботу. Я сама позвонила и сообщила имя своего избранника. Судя по тому, как долго мама молчала, она пребывала в лёгком шоке. А уж то, как она преподнесла эту новость отцу, я знать не хочу. Ко дню "Х" синяки на Сашкином лице побледнели, но лучше от этого он выглядеть не стал, лицо приобрело не совсем здоровый сине-зелёный оттенок. Я наблюдала за тем, как Емельянов надевает голубую рубашку, расправляет воротник, подумала и предложила припудрить синяк на его скуле. Он тут же вытаращил на меня глаза.