Ни Люси, ни Доминик не приехали. Доминик позвонила Джералдин из Рима, где встречала Рождество с неким итальянским графом, и с торжеством сообщила, что ее избранник вот-вот сделает ей предложение, так что она без пяти минут графиня.

Люси позвонила в сочельник. Примми как раз вошла в дом с огромной охапкой плюща и остролиста. «Я на Гавайях, мам. Собираюсь вернуться домой, но, боюсь, это займет больше времени, чем я думала, — удалось расслышать Джералдин. — Господи! Мама! Кажется, у тебя там намечается шумная вечеринка. Кто такие Орландо и Шолто? Похоже, какие-то важные персоны. А еще какой-то Хьюго и этот Мэтт, от которого ты явно без ума? Надеюсь, когда я вернусь, ты еще не успеешь выскочить замуж?»

Примми рассмеялась и велела Люси не болтать глупостей. Мэтт забрал у Примми зеленые ветки и принялся украшать ими комнату. Он тоже слышал разговор Примми с дочерью, по-видимому, его скорее разочаровало, что тайна вышла наружу, чем смутили слова Люси.

Немного позднее, вечером, Кики с Бреттом отправились в Пензанс вручать подарки сестре Бретта, Джералдин, Примми, Мэтт, Артемис и Хьюго поехали в Каллело на рождественский концерт, а Орландо, Шолто и Джош совершили поход по местным пабам.

В рождественское утро, пока самые молодые обитатели дома еще спали, кое-кто уже получил подарки.

— «Харлей»? Красный «харлей»? — потрясенно воскликнула Кики, когда Бретт с ревом подъехал к Рутвену на рождественском подарке. — Но как тебе это удалось? Это же совершенно невозможно! Он, должно быть, стоит не одну тысячу!

— Вообще-то он подержанный, хотя все равно проделал дыру в нашем бюджете, — сдержанно заметил Бретт. — Но я подумал, что мы будем вместе кататься на нем и получим море удовольствия.

— Море удовольствия? — Кики порывисто обняла Бретта, не помня себя от восторга. — Что ты, гораздо больше! В последний раз я каталась на «харлее» в пятнадцать лет, и это лучшее воспоминание моей жизни!


— Кольцо? Ох, Хьюго. Оно великолепно. Просто чудо.

На черной бархатной подушечке сверкал старинный сапфир квадратной формы, окруженный бриллиантами. Понимая, что вот-вот заплачет, Артемис восхищенно вздохнула и порадовалась, что в празднично убранной гостиной с наряженной елкой нет никого, кроме них двоих. Она достала кольцо из коробочки и надела на безымянный палец правой руки.

Хьюго мягко взял Артемис за руку, снял с пальца кольцо и надел его на безымянный палец ее левой руки. Артемис в смятении затаила дыхание, и тогда Хьюго торжественно опустился на одно колено и взволнованно заговорил:

— Я собирался подождать, пока ты будешь свободна, дорогая, но просто не в силах больше терпеть. Мне важно знать, что ты ответишь. Ты выйдешь за меня, Артемис? Согласишься ли ты осветить мою жизнь и сделать меня счастливым? Станешь ли ты моей женой?

— О да! — Артемис даже не пыталась сдержать слезы радости. Она снова любима! И на этот раз любят ее саму, а не какой-то придуманный образ. — О да, Хьюго! — воскликнула она, принимая из его рук белоснежный носовой платок из ирландского полотна. — Я хочу выйти за тебя замуж!


Еще до того, как Примми увидела свой удивительный рождественский подарок, утро принесло ей немало радостей. На дворе было еще темно, когда она отправилась в теплый, освещенный электричеством коровник к Мейбеллин, а потом подоила Злючку Элис в новом просторном сарае, оснащенном всеми современными удобствами. Примми не переставала поражаться тому, как сильно изменилась ее жизнь с прошлого Рождества, когда она была горожанкой, жила в Лондоне и едва ли могла бы отличить корову от быка.

Она вышла из уютного обиталища Элис, как раз когда Бретт с ревом подкатил к дому на своем «харлее». После упоительной утренней поездки на мотоцикле вместе с Кики Примми уединилась на кухне, красиво украшенной плющом и остролистом. Слушая рождественское песнопение, она начинила индейку каштанами, которые накануне успела приготовить Артемис. Потом Примми натерла птицу маслом, обложила грудку тонкими ломтиками бекона, завернула индейку в фольгу и поставила в печь.

Когда появился Хьюго с маленьким подарком, завернутым в золотистую бумагу, Примми чистила картошку. Но довольно быстро она бросила свое занятие. В кухню ворвалась Артемис и сообщила, что они с Хьюго помолвлены. Все приготовления к рождественскому обеду тут же оказались забыты.

Артемис разбудила Орландо и Шолто и объявила им свою новость. А Примми с тем же радостным известием разбудила Джералдин.

Сонные сыновья Артемис мужественно спустились вниз, чтобы выпить шампанского за здоровье матери и ее жениха. Тогда же прибыл Мэтт и появился бледный Джош, у которого с похмелья раскалывалась голова.

Но вот все поздравления закончились и заговорил Мэтт:

— А теперь настало время вручить тебе мой подарок, Примми.

— Сейчас? У всех на глазах? — смутилась Примми. — А не может это подождать, пока я приготовлю хлебный соус?

— Ну уж нет! Но прежде чем внести подарок в гостиную, я завяжу тебе глаза.

Примми весело захихикала, понимая, что всем вокруг, кроме нее самой, уже известен секрет подарка, и безропотно позволила завязать себе глаза бирюзовым шелковым шарфом Джералдин.

— Порядок, — властно объявил Мэтт. — А теперь садись на диван и жди.

Примми послушно опустилась на софу. Похоже, в гостиную сейчас внесут что-то тяжелое, подумала она. Уж больно много суматохи поднялось вокруг подарка. Джералдин села рядом и взяла ее за руку, а Артемис села по другую сторону и тоже сжала ладонь Примми.

— Отлично, — провозгласил Мэтт. — Этот подарок, Примми, не от меня одного. Я никогда не узнал бы, как тебе нравится эта вещь, если бы Артемис мне не сказала. И я не смог бы купить ее, если бы Хьюго не сбавил для меня цену. Но я дарю тебе это от всего сердца, дорогая, с любовью и благодарностью за то, что ты по-настоящему изменила мою жизнь. Изменила намного больше, чем я мог себе представить.

Стоя у нее за спиной и ласково поглаживая ее по плечу, Мэтт снял повязку, и Примми увидела перед собой восхитительное, наполненное живой игрой красок полотно «Летние воспоминания».

Ее захлестнула волна благодарности и восторга. Она всплеснула руками, не в силах поверить своим глазам. На мгновение показалось, что сейчас она последует примеру Артемис и расплачется.

Примми порывисто схватила Мэтта за руку.

— Спасибо тебе, Мэтт. Огромное спасибо. Это самый прекрасный, самый удивительный рождественский подарок в моей жизни.


После рождественских праздников жизнь в Рутвене вошла в свою обычную колею, и Примми чувствовала бы себя совершенно счастливой, если бы не постоянная тревога за Джералдин. В конце января та еще раз съездила в Париж и встретилась с мистером Циммерманом, но на этот раз Примми так и не дождалась звонка с радостным известием о том, что донор наконец нашелся.

— Так что же на самом деле происходит с Джералдин? — озабоченно спросила Артемис, когда они с Примми шагали к курятнику по покрытой инеем траве. — У нее всегда изможденный вид, и, сказать по правде, я еще никогда не видела, чтобы у кого-то так часто шла носом кровь. Когда я ее спрашиваю, она отвечает, что это простое малокровие, анемия, но, мне кажется, тут что-то другое, верно?

Примми страстно хотелось бы поделиться с Артемис своей болью, но она не могла нарушить слово, данное Джералдин.

— У Джералдин действительно анемия. Правда, — подтвердила она, закрывая за собой дверцу курятника.

— Тогда доктор должен прописать ей железо. В Каллело есть хороший травник. Завтра я к нему зайду и спрошу, что он посоветует.


На следующее утро Артемис как раз собиралась выйти из квартиры над галереей, когда зазвонил телефон. Она отложила сумочку и сняла трубку, думая, что звонит Хьюго.

— Артемис? — Молодой девичий голос звучал резко и пронзительно, словно женщина на другом конце провода находилась на грани истерики. — Это Серена Кемпбелл-Тинн. Произошел несчастный случай. Руперт вылетел из седла, и лошадь обрушилась прямо на него. Он… — Серена разрыдалась, и какой-то мужчина взял у нее трубку.

— Миссис Гауэр? Руперт сильно пострадал и хочет видеть вас. Он в Бристольском королевском госпитале, в реанимации.

Артемис покачнулась. Казалось, она вот-вот упадет в обморок.

— Мальчики… Орландо и Шолто… они знают? Они с отцом?

— Орландо уехал в Америку кататься на лыжах. Мы сумели с ним связаться, и он уже на пути в Англию. А ваш младший сын сейчас в госпитале.

Потрясенная Артемис попыталась осмыслить услышанное.

— Жизнь Руперта в опасности?

— Он в критическом состоянии, — повторил мужчина, — и хочет видеть вас.

— Тогда я сейчас приеду. Это займет около трех часов.

Повесив трубку, она немедленно позвонила Хьюго.

— Руперт… — пролепетала она, дрожа как в лихорадке. — Он сильно пострадал. Может быть, даже смертельно. Мужчина, который говорил со мной, сказал, что Орландо летит домой из Америки. Он бы не сделал этого, если бы Руперт не был при смерти.

Понимая, что его драгоценный ангел не в том состоянии, чтобы сесть за руль и ехать в больницу к мужу, Хьюго коротко сказал:

— Я еду с тобой. — И положил трубку.


Артемис сидела рядом с Хьюго, который вел машину на скорости девяносто миль в час, и слезы текли по ее щекам.

— Я расстроена не потому, что по-прежнему люблю его, — всхлипнула она, комкая в руке знакомый белый полотняный платок. — Просто у меня остались к нему родственные чувства. Разве может быть иначе, если мы прожили в браке тридцать два года? Он хочет меня видеть. Мне кажется, я не смогу вынести, если он вдруг захочет извиниться. Руперт никогда в жизни не извинялся. Он даже слов таких не знает.


В госпитале дурное предчувствие только усилилось, и Артемис, крепко сжимая руку Хьюго, дала отвести себя в отделение реанимации. Там, в комнате для ожидания, стояли Шолто и Серена.