– Милый, что с тобой? – обратилась я к нему.

Он быстро взглянул на меня, потом на Майкла. Похоже, он был точно проинструктирован – что следует говорить в этом доме, а что – нет. Затем, не выдержав, избегая взгляда матери, выпалил:

– Дядя, а ты и вправду умираешь? – Мадлен грозно набрала воздуха, и рука ее машинально пошла вверх.

– Все правильно, все нормально, – быстро сказал Майкл.

– Но он даже не знает, что означают его слова! – стараясь сгладить неловкость, промямлила Мадлен. – А они означают, что дядя Майкл собирается в Рай!

– Надеюсь, что так, – грустно улыбнулся Майкл.

– А ты вернешься? – не унималось любознательное дитя.

– Слушай, а как ты заболел? – второму явно была не по душе роль безмолвного статиста. Визит определенно начинал превращаться в пресс-конференцию.

– Не знаю, – подумав, ответил Майкл. Мне всегда казалось, что с детьми нужно говорить как можно более правдиво. Особенно с чужими.

– Дядя Майкл был на войне, – я принялась рассказывать свою версию, – и там его опрыскали химикатами, и вот он заболел... – Ребенок внимательно слушал и, когда я закончила, нахмурив лобик, спросил:

– Ведь это были вражеские химикаты, правда?

– Нет, милый, – я старалась говорить как можно спокойнее. – На самом деле это были наши химикаты...

– Так почему же наши это сделали?

– По глупости, дорогой, по глупости... – безнадежно грустно заключил нашу беседу Майкл.

Мы неслись обратно в Спрингфилд.

Радио гремело, но Майкла, похоже, звуки, несшиеся из динамика, совсем не беспокоили. Он во все глаза смотрел на припорошенные снегом поля, проносившиеся за окном.

– Какие они мягкие, – заметил он. Наверное, имелись в виду лежавшие кое-где сугробы.

...Дом Ведланов встретил нас суетой, связанной с возвращением сына в родные пенаты.

– А ты ел? – первым делом поинтересовалась Норма.

– Конечно, он ел, – ответил за сына Гордон. – Ведь его не было трое суток. А вот лекарства, лекарства – ты принимал?

– Ты нормально перенес дорогу? – не давая Майклу ответить, щебетала Норма. – Твои родители прислали нам апельсины, – это она обращалась уже ко мне.

Майкл устроился в своем кресле, заново привыкая к окружающей обстановке. Мне так не хотелось оставлять его. Казалось, я предаю его. Но мне предстояла долгая поездка обратно, и я тихонько выскользнула на кухню выпить на дорогу глоток сока.

– Ну, как, хорошо провели время? – из гостиной до меня донесся вопрос Нормы, обращенный к сыну.

Повисла долгая мучительная пауза. Наконец я с трудом расслышала тихий ответ:

– Знаешь, а Фрэнни недавно была здесь.

И вот тут-то я и потеряла всякую надежду на то, что ему станет чуть-чуть лучше.

33

В мой следующий приезд в Спрингфилд я взяла Майкла в кино. И уже в первой сцене фильма нам показали покойника на роскошном катафалке. Майкл не дрогнул. Я же, чтобы отвлечь его, наклонилась и прошептала:

– Когда я приеду в другой раз, отправимся в отель и займемся любовью.

– И у меня будет стоять! – радостно выпалил Майкл.

Соседи из ближайших рядов заерзали и начали оборачиваться.

Правой рукой я сжала его колено. Майкл уставился вниз и задумчиво произнес:

– Я ничего не чувствую.

Мои ласки стали более активными.

– А теперь – чувствуешь?

– Да, – он рассмеялся. – Это я чувствую. Надеюсь, это будет последним, что я перестану ощущать.

На протяжении всего фильма он заразительно смеялся. Его улыбка, прекрасная улыбка, делала его похожим на прежнего Майкла.

– Ну, ничего не понял! – объявил он по окончании сеанса. – Однако это было весело.

Майкл в тот день нетвердо держался на ногах, и сильный ветер почти свалил его на стоянке. Однако, похоже, и это он находил весьма забавным. Похоже, все обрушившиеся на него несчастья только смешили его.

Сначала мы решили отправиться куда-нибудь перекусить, но тут я вспомнила, что близится время принимать лекарство. И мы ринулись домой.

Гордон встретил нас в дверях со стаканом и таблетками.

И пока он разбирался с сыном, Норма увлекла меня в ванную.

– Твои приезды так много значат для него, – неожиданно произнесла она. – Они вносят так необходимое для него разнообразие в эту серую повседневность. Дни его так длинны! Иногда я вижу, как он берется за книгу... Но я не думаю, что он понимает то, что читает... Похоже, просто перелистывает страницы. Ты приедешь на следующей неделе? – голос моей свекрови звучал необычно эмоционально. Я бы сказала, с надеждой. – Ведь у него – день рождения! Ты не забыла?

– Помню.

– Я бы хотела устроить что-то вроде завтрака для своих. Позовем его друзей – Веса, Клиффорда, Бенни. Всех – с женами. Знаешь, я позвонила Бенни и просила его почаще приходить к нам.

«Ну и дела!» – пронеслось у меня в голове. Но вслух я не могла не одобрить Норму.

– Правда, вы сделали это?

Я была даже горда за Норму. Наконец-то и она разговорилась. И если она решила устроить Майклу день рождения, значит, она ощутила забрезживший призрачный лучик надежды.

– День рождения Майкла. Как это будет чудесно! – одобрила ее намерения я.

И невероятно печально. Я провела по губам помадой, и мы вернулись в гостиную. Мое место рядом с Майклом было вакантно. Он изучающе уставился на мой рот, помедлил и произнес:

– Эй, ты что, намазалась кремом для обуви?

34

Норма рассказала мне об этом по телефону.

– Мы с Гордоном еще спали, это случилось часа в два ночи, когда раздался звук глухого удара. Ну, как будто что-то рухнуло.

– И что это было?

– Майкл упал. Похоже, он проснулся ночью и решил отправиться в туалет. Помочился в углу комнаты, ну а затем не с той стороны подобрался к кровати и со всего маха рухнул лицом на пол. Так его и нашел отец. Всю правую сторону тела у него парализовало. Одна нога совсем не действует. Страшно было смотреть, как отец пытается дотащить его до ванной. Он отказывается есть. Сидит, обхватив недействующую руку... Баюкает ее и, похоже, не может понять – для чего она предназначена. В общем, спать одному ему больше нельзя, и нам пришлось забрать его к себе в спальню... А еще он стал заговариваться... И речь такая, знаешь, смазанная какая-то...

– Ох, что же это такое? – только и смогла простонать я.

– Ну, в общем намеченный завтрак отменяется.

Естественно, я немедленно помчалась в Спрингфилд.

Встречая меня, Норма разыгрывала приветливую хозяйку. Поставив на кофейный столик приборы, она подошла ко мне и тепло обняла.

– Он так тебя любит! – ни с того ни с сего сказала она.

На диване расположились Вес с женой. Они разговаривали теми специфическими голосами, которыми беседуют посетители в приемных покоях больниц. Клиффорд, попыхивая трубкой, мерил шагами гостиную. Гордон на кухне говорил с кем-то по телефону. Норма сообщила мне, что Бенни и его жена сейчас наверху у Майкла. Не в силах сдержаться, я отправилась в спальню. К нему. По дороге мне попалась зареванная Китти. Мы только кивнули друг другу.

Майкл лежал на материнской кровати, наряженный в пижаму Гордона. Он плакал и лепетал что-то на своем теперь уже почти совсем непонятном языке:

– Я так рас-сосерен. Я так рас-стререн.

Под одеялом слегка подрагивала еще здоровая нога. Рядом с постелью сидел Бенни, и я поцеловала его в щеку. Он осторожно прикоснулся к моей щеке губами. И продолжил свою речь, которую прервало мое появление. Уже через несколько минут мне стадо ясно, что Бенни насмотрелся пьес, где бездарные актеры изображали скорбь у постели умирающего.

– ...Ты знаешь, как я люблю тебя, – его слова лились, как мутный поток. – Всегда вспоминаю, как мы ездили на рыбалку. Черт, не думаю, что когда-нибудь смогу взглянуть на форель, не вспомнив о тебе...

Я подумала, что Майкл смущен еще и оттого, что его друзья мужского пола признаются в любви. «Никогда не смогу смотреть в кино эти отвратительные снятые сцены, не вспомнив о Бенни», – подумала я.

– И почему я не могу плакать? – театрально вопрошал он меня. – Я не мог заплакать, когда умирала моя сестренка... Не могу и теперь. Ах, как бы мне хотелось заплакать!..

– Бенни, будь любезен, оставь нас с Майклом на несколько минут наедине! – наконец не выдержав, взмолилась я.

– Да, конечно, – без возражений поднялся Бенни и отбыл.

Я устроилась на краешке кровати и осторожно взяла обездвиженную руку Майкла.

– Что, у нас небольшие проблемы? – фальшиво бодрым голосом пропела я.

Он никак не отреагировал на мое бодрячество. Его растерянный взгляд метался из стороны в сторону, словно пытаясь избежать чего-то, известного только ему одному.

– Это нормально, – предприняла я вторую попытку. – Это нормально – бояться...

Я погладила его лицо, провела рукой по плечам. О, как мне хотелось быть чертовски умной и знать, что следует говорить!

Вес и Клиффорд поднялись к нам, чтобы сказать, что завтра придут снова. Майкл пристально посмотрел на каждого из них и пробормотал что-то похожее на «спасибо». Но как только они ушли, его глаза вновь наполнились слезами.

– Боишься, что завтра тебя уже здесь не будет?

Он кивнул.

– Думаю, будешь, – вздохнула я.

Обеденный стол был спущен в подвал, и его место заняла больничная кровать. И каждую ночь кто-то из родителей спал подле нее на диване, ни на минуту не оставляя Майкла одного. По утрам из больницы приходила сестра, брала анализы. По телефону позвонил врач и изменил распорядок приема лекарств. Сестра научила Норму и Гордона обтирать тело Майкла влажной губкой.

Все это мне ежедневно по телефону докладывал Гордон. Я ненавидела эти звонки. Я так боялась! И еще я знала, что ничего хорошего не услышу.

– А что он делает целыми днями? – я все еще пыталась отгородиться от наступающего ужаса. – Если он не может читать сам, может быть, вы почитаете ему? Или дадите послушать музыку?