Между прочим, я все же была у нее старшей дочерью.

– Свадьба! – воскликнула она. Я нарочно позвонила домой вечером, зная, что в это время дня она наиболее спокойна. Ужин съеден, посуда вымыта, и она еще не начала хлопотать о хлебе насущном на день грядущий.

– Мы не спешим, мама. Сначала я должна закончить учебу.

– Ты знаешь, как бывает трудно забронировать номер в отеле... В голове не укладывается, что ты решила, связать свою судьбу Бог знает с кем.

– Я хорошо знаю его, ма.

– Никто не может сказать, что хорошо знает мужчину, – ответила она. – Не любят они этого. Так что очень неосторожно бросаться в омут с первым встречным...

– Но ты вышла замуж за отца после шести недель знакомства...

– Здесь другое дело. Мы были старше.

– А за Поля ты выскочила после трех месяцев.

– Это все совсем не то. Ведь я уже была зрелая женщина. Разведена. Жизнь заставила меня учесть ошибки. Поверь мне. То, чего ждешь от отношений в начале, возможно, не будет удовлетворять тебя в дальнейшем.

Трижды она перезванивала, чтобы узнать, каковы кулинарные пристрастия ее гипотетического зятя. Не страдает ли он пищевой аллергией? Как ей следует здороваться с Майклом: следует ли поцеловать его в щеку или лучше ограничиться рукопожатием?

По дороге в Чикаго я осторожно посвятила Майкла в некоторые подробности нашей семейной истории, разумеется, избегая наиболее шокирующих подробностей.

– Ты нашла самое подходящее время, чтобы сообщить мне, что в твоих жилах течет кровь жулика, – рассмеялся он.

– Вот я и хочу назвать наших детишек Бонни и Клайдом[2].

Майкл вел машину левой рукой. Правая покоилась на моем бедре. Правда, изредка ему приходилось переключать скорость. Я же, положив руку ему на плечо, осторожно щекотала шею. А когда он опускал руку, дергая рычаг, я тоже переключала ему кое-что в штанах. Майкл из всех сил старался делать вид, что ничего не происходит, что он ничего не замечает, а сам как-то подозрительно часто старался менять скорость.

– Мне нужно время, чтобы привыкнуть к своему новому имени Миссис Фрэнсис Ведлан. По нему не скажешь, что я – еврейка. Если бы ты служил в армии, то меня бы называли «миссис младший капрал Ведлан». Звучит очень значительно.

– А я бы не возражал носить твою фамилию. По-моему, Баскин звучит ничуть не хуже, чем Ведлан.

– Нет, Ведлан звучит классно.

– Что ж, может быть и так, – и Майкл перенес все внимание на дорогу. – Нам надо поторапливаться, если мы хотим успеть вовремя. – Значит, Поль – твой отчим, а отца зовут Джерри?

– Похоже на то.

– И он не будет возражать, если я похищу тебя у него?

– Конечно. Отец уже избавился от меня. Он свое дело сделал. К тому же, если он объявится, чтобы ставить нам палки в колеса, агенты ФБР его живо сцапают. – Я прильнула к нему и поцеловала в ухо. Я не могла не прикасаться к нему. – Поль же, скорее всего, захочет поговорить о серьезности твоих намерений. Он ведь достаточно отсталый.

– Вот и хорошо. Я как раз хотел обсудить с ним размер твоего приданого. Мне нужно не менее десятка кур и дюжины коз. И конечно, приличный кусок виноградника.

– Тебя что, не устраивает мой виноградник? Правда, я его не уберегла...

– Нет, напротив.

Я принялась играть его волосами. Они были достаточно длинными, и их можно было накручивать на пальцы.

– А может быть, мне тебя умыкнуть?

– Это было бы отлично. Но знай, моя мамочка отыщет тебя и на краю света.

– Это же наша свадьба, Фрэнни. И она должна быть такой, как мы хотим.

– Наша свадьба, – повторила я, вслушиваясь в мелодию этого словосочетания. Наклонившись, поцеловала Майкла в шею, хотя этот идиотский рычаг больно уперся мне в бок. – Да, и вот еще что...

– Догадываюсь... Твое семейство настроено против абортов?

– Да нет, это связано с домом, где мы живем.

– Ну и что это? Притон?

– Типа того, только очень большой... семнадцать комнат, не считая ванных и всего прочего.

Мне показалось, что руль в руках Майкла слегка дрогнул. Я не была уверена, но было похоже на то.

– Но ведь это просто неприлично!

– Конечно, но ведь эти пластиковые ящички, о которых я говорила, действительно пользуются огромным спросом...

– А что будет, когда люди устанут от них?

– Не волнуйся, Поль придумает еще что-нибудь. Он – гений. Конечно, Поль позволил нам жить в достатке. Но, тем не менее, меня преследует чувство, что все это незаслуженно. Как отвратительно бродить по огромному дому и знать, что здесь тебе ничего не принадлежит.

Я выглянула в окошко – не мелькнет ли где закусочная.

До того, как мама выскочила за Поля, мы жили в ужасном четырехэтажном муниципальном доме. С утра до вечера приходилось носиться вверх и вниз по лестницам. Самое отвратительное было пылесосить квартиру. И мы каждый раз ругались, чья очередь тащить наверх огромного Гувера – так мы прозвали пылесос. И ссоры эти часто заканчивались отказом от уборки. Под самой крышей у нас были две крохотные спальни, одна для Билли, а в другой теснились мы с Мадлен.

Мама спала в гостиной. Нам пришлось перебраться в эту хибару сразу после исчезновения отца. Наш двенадцатикомнатный домик со всей обстановкой: диванами, шелковыми стульями, старинными шахматами из слоновой кости и частью портретов. Частью, потому что никому не понадобились портреты Билли, Мадлен и мой пришлось продать, чтобы расплатиться с долгами. А все остальное съели текущие расходы. В общем, хватило еле-еле до той поры, пока мама не перездала квалификационные экзамены и смогла устроиться в школу в одном из жутких городских предместий.

Так мы и мыкались, пока мама не познакомилась с Полем на одной из вечеринок, которые устраивала его сестра Ширли. Она же позже взвалила на себя все хлопоты по дому. Похоже, ей это даже нравилось...

...Вдали уже появились первые признаки жилья. Мы неслись по направлению к городу.

– Как бы мне хотелось жить неподалеку от гор, – мечтательно произнес Майкл.

– Но ведь моя семья живет здесь.

– Да, но в Чикаго нет гор. А мне бы хотелось видеть в окно их вершины.

– По-моему, родители – вещь более важная, чем эти твои горы. И мы останемся здесь.

– Ладно, – примирительно заметил Майкл, – мы останемся здесь. Будь по-твоему.


Мама пожала руку Майклу. Мне она украдкой шепнула:

– Если все пройдет хорошо, на прощанье я его поцелую.

Чувствовалось, что она что-то задумала. Новая прическа, подкрашенные глаза и губы, выходное платье, все говорило о том, что она нарядилась ради моего будущего мужа.

А мы оба явились в заношенных джинсах.

– Уверена, что оба вы проголодались, – спросила она с надеждой в голосе.

– Спасибо, мама, нет. По пути мы заскочили в Макдоналдс, – ответила я.

– Но ведь у меня все готово!

– Не волнуйся, мы скоро снова проголодаемся.

И я начала обзорную экскурсию по дому.

Он был вызывающе огромен. Когда нас посещали незнакомые люди, то, удивленные его размерами, они говорили, что им не приходилось видеть ничего подобного. Именно поэтому у всех живущих здесь выработалось нечто вроде условного рефлекса водить вновь прибывших по комнатам, хотят они этого или нет. Когда мы въехали сюда, мне даже бывало неловко приглашать в гости подружек. Я опасалась, что они подумают, что я хвастаюсь, и не захотят со мной дружить. Помню, меблировка дома вызывала у нас много разногласий. Мы долго спорили, в какой из комнат устроить кабинет, где устроить гостиную, куда поместить телевизор. Последнее было особенно сложным. Ведь во всех комнатах этого монстра уже были телевизоры. Дом построили в 1927 году и с начала сороковых в нем не производили даже косметического ремонта. Поэтому стены всех комнат были оклеены выцветшими обоями самой разной расцветки, возможно, чтобы предупредить развитие клаустрофобии. Маме потребовалось полгода, уйма денег нового мужа и услуги квалифицированного декоратора, чтобы хоть как-то придать дому видимость приличия. Результатом этих усилий было весьма своеобразное, с уклоном в шизофрению, сочетание желтого, красного и угольно черного. Добавьте к этому картины абстракционистов, страстным почитателем которых был Поль. И хоть в них ничего нельзя было понять, они считались выгодным помещением капитала. Поэтому все решили, что картины – хорошие.

– Где все? – спросила я маму, появляясь в дверях кухни после этой экскурсии, во время которой Майкл так возбудился, что мне пришлось его загораживать. – Вот я и познакомила Майкла с нашими хоромами.

– Прекрасный дом, – вежливо подтвердил он, сложив руки внизу живота.

– Рада, что вам понравилось, – мама лепила клецки и бросала их в кипящий куриный бульон, который ароматно бурлил на плите.

– И где же Поль? – вновь спросила я.

– Скоро придет. У него встреча с дизайнером. Обсуждают новые идеи. Необходимо расширять рынки сбыта.

– Чудесные перспективы, – вежливо поддакнул Майкл.

– В кастрюле шарики для мацы, – пояснила я. – По форме и по вкусу они напоминают бейсбольные мячи.

– Тебе не нравится моя маца? – удивилась мама.

– Ну что ты. Просто они очень большие.

– Если сама не можешь сделать лучше – не критикуй.

– Ма, я, пожалуй, уже проголодалась, – поспешно проговорила я, понимая, что лучший способ избежать перепалки – сесть за обеденный стол.


Во главе стола восседал Поль. Мама разместилась напротив него. А мы с Майклом оказались рядом, напротив моих брата и сестры. Эдди, ровесник Майкла, жил отдельно от нас – у него в городе была своя квартира. Поль тешил себя надеждой, что тот со временем войдет в семейное дело, но у Эдди были свои планы. Он торговал радиоаппаратурой и общался с состоятельными женщинами без комплексов.

Знакомство наших мужчин прошло гладко. Поль, вернувшись домой, сразу возник на кухне и, оглядев меня, сказал:

– Что, все не вылазишь из этих джинсов? – и, повернувшись в сторону единственного среди присутствующих мужчины, протянул руку.