Когда Гордон подошел к нам, мы целовались...

А он все суетился вокруг и настаивал, что нам пора домой.

Пока Гордон конвоировал Майкла в ванную, я сидела в гостиной в обществе свекрови.

– Как же он устал сегодня, – сокрушалась Норма. – Значительно больше, чем всегда. Не стоило тебе водить его на прогулку.

Но, несмотря на сегодняшние провинности, подняться в спальню к Майклу, чтобы пожелать ему спокойной ночи, мне все же было позволено.

– Спасибо тебе за сегодняшний день, – сказала я ему, затем наклонилась и поцеловала в тот самый миг, когда Гордон заныл из-под двери:

– Но ему же следует уже спать! – Они запретили приходить мне спозаранку.

– Приходи к восьми, когда он просыпается, – распорядилась Норма.

– Но я же не бужу его, – запротестовала, было, я, но они были непреклонны:

– Он не желает, чтобы ты появлялась здесь такую рань, – отрезал Гордон.

Когда я пришла к ним на следующее утро, Норма уже спустилась в кухню и занималась завтраком. Я направилась наверх, слыша за спиной раздраженное бормотание, но она все же не остановила меня.

Я стояла на пороге ванной и наблюдала за Майклом и Гордоном. Похоже, происходило нечто странное. Казалось, Майкл совсем забыл, что ему следует делать. С трудом смог побриться – ему никак не удавалось правильно взяться за бритву. Да и передвигался он с большим, чем обычно, трудом.

Похоже, вчерашняя необычно длительная прогулка не пошла ему на пользу. Утомила его. Мне стало больно от того, что в этом была моя вина. И мне было страшно, что Гордон подумает так же. Его приветствие было более, чем прохладным.

– Принеси ему носки, – вот все, что он сказал.

За завтраком Майкл сидел, отрешенно уставясь в тарелку. От чего это было – оттого, что он забыл, что следует делать за столом, или от того, что просто не хотел, есть, я догадаться не смогла. Я заметила, что порядок, в котором были расставлены тарелки, изменился. Под предлогом того, что за столом четверым тесно, мою тарелку переставили на маленький столик у окна. Подальше от Майкла. А он снова желал себе смерти. Видно было, что он – сдается.

– У меня ничего не осталось, – жаловался он неизвестно кому. – Ничего. Работы – нет. Жены – нет. – Глаза его наполнились слезами. – Выпивки – нет... И времени – тоже нет.

... В больницу нам прислали социального работника, чтобы он побеседовал с Майклом. Я возненавидела ее с первого взгляда. Эту противную толстуху по имени Люсинда. Она беседовала с ним в маленькой комнатке, неподалеку от радиологического отделения. Дверь была слегка приоткрыта, и Гордон осторожно подслушивал, о чем идет речь. Я делала то же самое, но уже более откровенно.

Итак, ваше заболевание – очень серьезное... – доносился до нас размеренный голос толстухи.

Ответа я не расслышала. – И вам сказали, э... что вы – умрете, да? Что он сказал – непонятно.

– Ну и сколько вы, э... думаете, вам осталось?

– Слышите? – прошипела я Гордону. – Она круглая идиотка! Нужно как можно скорее отобрать Майкла у нее!

– Но она же – профессионал, – заупрямился он.

После этой профилактической беседы настроение Майкла резко ухудшилось. Мне хотелось изувечить эту толстую бабу.

Дома Майкл почти сразу запросился в ванную. Он не хотел есть. И заснуть он тоже не смог. И вновь он сидел в своем кресле, а я устроилась на скамеечке подле его ног. Похоже, он начал было засыпать, но вдруг встрепенулся и открыл глаза.

– Майкл... – Да?

– Очень устал?

– Да.

Я глубоко вздохнула:

– Боишься заснуть, потому что думаешь, что уже не проснешься?

– Да.

– Не волнуйся, ты не умрешь. Сейчас ты уже засыпаешь... Но ты не умрешь, если чуть-чуть подремлешь...

– Спасибо, – благодарно откликнулся он. – Думаю, ничего не случится, если я пойду, прилягу.

27

Спрингфилд – городок небольшой.

И в нем не так уж много мест, куда можно было бы сунуться спозаранку, когда тебя тянет в один дом, а идти туда никак нельзя. В воскресенье спозаранку я болталась без дела по бесконечным отделам универсального магазина, который работал круглосуточно. На мой взгляд, здесь были самые протяженные торговые линии, какие я когда-либо видела. Торговали тут всякой всячиной – едой, парфюмерией, цветами. В отделе подарков я набрела на сшитое из сатина небольшое сердце и купила его для Майкла. В секции, торгующей книгами, я приобрела фармацевтический справочник, ведь Майкл принимал так много лекарств и так уставал. И еще его все время подташнивало. Может быть, это от таблеток, подумала я. А еще я купила пару шоколадных пирожных и проглотила их на стоянке перед домом Ведланов. Мне показалось, что в десятом часу утра самое время было подкрепиться.

Когда я пришла, Майкл все еще сидел за завтраком со своими родителями, которые устроились по обе стороны от него, и отказывался откусить хоть маленький кусочек от поданной ему крошечной порции яичницы.

– Сегодня он уже не смог самостоятельно побриться, – констатировала Норма. – Гордон вынужден был помочь ему.

– Он непременно должен поесть, – сообщил Гордон. – Похоже, придется кормить его принудительно.

– Хочешь чего-нибудь другого, милый? – включилась я в процесс уговоров.

– Хочу умереть, – вяло отозвался Майкл.

– А как насчет шоколадного крема? – поинтересовалась Норма.

Гордону пришлось отказаться от сеанса реабилитации. Слава Богу, что Майкл хоть успел пройти весь курс облучения! Когда мы вернулись домой, он был таким обессиленным, что не смог даже взобраться по лестнице в свою спальню. Норма с неудовольствием постелила ему в гостиной, бормоча что-то о дополнительной стирке, и Майкл устало вытянулся во весь рост на постели, закрыв глаза.

– Простите меня, – попросил он.

Я не знала, за что, но на всякий случай согласилась. С тем он и заснул.

Я сидела на полу неподалеку от него и читала свой фармацевтический справочник. Гордон устроился в кресле с газетой. Норма отправилась на кухню готовить студень. Было слышно, как она включила радио. Ведь транслировали ее любимую передачу! Каждые две-три минуты я ловила на себе взгляд Гордона, который украдкой наблюдал за мной из-за газеты. Похоже, он хотел убедиться, что я еще не оседлала его сына, чтобы заняться с ним сексом. Наконец я нашла, как отвлечь старика.

– Посмотрите, – прошептала я, направляясь к нему, чтобы показать заинтересовавший меня кусок из книги. – Вот это лекарство, которое принимает Майкл. Его надо давать во время еды, а не до нее. Так можно избежать тошноты...

В этот момент я гордилась собой. – Ты что, действительно думаешь, что знаешь больше докторов? – осадил меня Гордон. – Не так ли?

– Нет! – мои глаза наполнились слезами. – Но я думаю, что необходимо знать как можно больше о том, чем Майклу можно помочь.

Вдруг с дивана раздался тихий голос. Не знаю, то ли мы его разбудили, то ли он так и не заснул?

– Ты слишком груб по отношению к Фрэнни, – сказал Майкл. – И я не думаю, что ты – прав.

Пока Гордон просматривал мой справочник, я сидела рядом с Майклом. Я держала его руку, а он, наконец, успокоился и заснул. Мне пришлось отвернуться к стене, чтобы Гордон не видел моих слез. А он сидел в кресле, время от времени восклицая:

– Ну, просто удивительно! Многие из этих таблеточек могут вызвать запор!

В кухне раздался телефонный звонок, и через минуту Норма появилась в гостиной.

– Это Вес. Он собирается подойти к трем. – И она опять занялась стряпней.

К тушеному гороху, предложенному на ленч, Майкл не проявил никакого интереса. Он выглядел подавленным. В то же время смущенным из-за такого своего состояния. В конце концов, он захотел сейчас же умереть, чтобы избавиться от мук. Он устал, но не позволял себе заснуть. Он все время беспокоился, что спит слишком много.

Когда появился Вес, мы обменялись дружеским поцелуем. Как много воды утекло с момента нашей последней встречи! Оказалось, что он единственный из нас знает, как следует разговаривать с Майклом. Сказались, видимо, тринадцать лет общения с трудными подростками.

Правда, в основном Вес больше молчал. Просто он позволил, наконец, выговориться несчастному Майклу. Чего никак не могла добиться я, все время перебивавшая его.

– Похоже, старик, мне уже не выкарабкаться, – говорил Майкл. – Знаю, что умру. Ведь я обуза для родителей... – он запнулся, – и, кажется, для всех... И вообще, я жестокий негодяй...

– Жестокий? – удивился Вес.

– Это потому, что я не хочу сдаваться, – терпеливо объяснил Майкл.

– Послушай, милый, – не выдержала я, – но ты совсем не жесток... Ты прекрасен! Ты пытаешься... Никогда ты не был жесток по отношению к нам. Пожалуйста, не сдавайся. Ты непременно должен жить!

Боже, опять болтовня! Пустая болтовня! Вес укоризненно посмотрел на меня. И Майкл тоже уставился на меня. И улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. Вдруг он рассердился.

– Ты чему радуешься?

Я перестала улыбаться. И, естественно, замолчала.

Но Майкл сердился на меня всего одно мгновенье. А уже через минуту он стал говорить, что пропадет без меня. Боже, как это было похоже на мое замужество, правда, теперь сжатое по срокам до одной недели!

– Ну, никто и не просит тебя выкарабкиваться, – вдруг сказал Вес. – Если тебе так уж необходимо скорее сыграть в ящик, что ж – валяй!

А Майкл все говорил и говорил о своих хворях... Боже, как же мне хотелось быть такой же умной, как Вес! Я проводила его до машины и призналась, как была рада повидаться с ним. Он пообещал, что завтра приедет с Клиффордом.

– А Бенни еще не появлялся? Кто-нибудь сообщил ему?

– Он все знает, – отозвался Вес. – Но он просто еще не готов прийти сюда...

На ужин Майкл поел рис. И виноград. Гордон обрывал ягоды с кистей и передавал ему, а Норма выговаривала мужу:

– Ты же знаешь, что он не любит этого!

– О, извини! – тут же отозвался Майкл. – Мне так неловко.