– Нет, – быстро прервал меня он. – Она вернулась к мужу. Знаешь, ее детей мне не хватает гораздо больше, чем ее самой.

– А-а, – понимающе протянула я. – А вообще-то ты с кем-нибудь встречаешься? Как насчет друзей?

– Все не так просто. Я тут устроился работать в травмопункт одной из больниц, ну, так, по субботам... Возможно, думаю, познакомлюсь поближе с какой-нибудь сестричкой... – он помолчал. – Но никто из них не хочет иметь со мной дела. У них на уме одни врачи, – с горечью закончил он.

– А вот у меня появился знакомый – зубной врач. Ну, просто жаждет с кем-нибудь познакомиться...

В следующий раз Майкл позвонил в день, когда его уволили с работы. Нет, он не был пьян. Он был невообразимо раздражен и зол. И говорил, поэтому так, как говорит пьяный в стельку и озлобленный мужик.

– Мне нужны деньги, – с ходу потребовал он. – Что-нибудь эдак восемь тысяч долларов. Чтобы открыть мастерскую... ну, там, дом купить... Хочу начать свое дело. И ты обязана одолжить их мне. Что для тебя эта сумма? А ведь ты должна мне – как-никак ты исковеркала мне жизнь!

– Какое право ты имеешь говорить так?! – закричала я и бросила трубку.

После этого, так сказать, «разговора», после моего решительного «нет» и его криках о том, «что он всегда был уверен в моей ненадежности», я чувствовала себя подавленной и униженной, словно бы кто-то втоптал меня в грязь. Трудно сказать, какое из названных выше чувств лучше подходило к моему состоянию... Впрочем, все это быстро стало мне безразлично, так как в следующий раз он позвонил только под Рождество, я же к тому времени уже встречалась со Скоттом.

...Как-то раз Пайпер вытащила меня на вернисаж. Она находила, что мне следует встряхнуться. А ей – посмотреть по сторонам в поисках какого-никакого стоящего мужчинки, от которого неплохо было бы забеременеть.

В тот день выставлялся какой-то супермодный авангардист родом из Нью-Йорка. Крупный специалист в нео-экспресс-депрессивной галиматье. Понять в его мазне что-либо было невозможно, но мне объяснили, что все его картины о смерти, и вообще – о деградации. И что стоят они, по меньшей мере, по десять тысяч долларов.

Я слонялась по залам, глазея по сторонам, и случайно наступила Скотту на ногу.

– Хочешь потанцевать? – осведомился он, глупо ухмыляясь.

Позже я часто удивлялась – как это Пайпер не углядела в этом верзиле потенциального донора для своего незачатого ребенка. Он был достаточно высок. Так что я, общаясь с ним, вынуждена была задирать голову. И это делало меня приятно хрупкой и беззащитной в собственных глазах. Он казался похожим на медведя – широкоплечий, длиннорукий. Ну а чувственность натуры выдавали длинные хрупкие пальцы, так не вязавшиеся со всем его обликом.

– Вы художник? – поинтересовалась я (действительно, мое умение знакомиться с мужчинами оставляло желать много лучшего).

– В некотором роде... Вообще-то я – барабанщик.

Ну что может быть более сексуальным? А уж по громкости, так и вообще сравнить не с чем.

– А я – работаю в рекламе. Там тоже подчас бывает шумновато.

...Сначала Пайпер дулась на меня за то, что я умудрилась подцепить парня на вернисаже, но потом успокоилась и заявила, что это поможет мне выйти из депрессии, в которой, по ее уверенности, я пребывала.

Скотт действительно не знал равных в умении настучать какой-нибудь мотивчик. Причем, сделать это он мог буквально на чем угодно. Обычно он использовал для этого свои колени. Ну а если мы сидели в ресторане, в дело шли стаканы, тарелки и все прочее. Однако когда он отправлялся с группой в турне, я не очень сожалела.

И именно в это время Майкл прислал мне рождественскую открытку.

На этот раз это был совсем не тот Майкл, который звонил мне. Он снова работал. Снял жилье и делил кров с одним парнем из мастерской, где трудился. Положительно, мой бывший муж не мог выносить одиночества!

Заканчивалось его поздравление неожиданно. Он писал: «нам действительно будет очень нелегко обойтись друг без друга».

Из того, что стенные часы в течение двух лет напрочь отказывались ходить, я сделала вывод, что они не любят меня. Им нравился Майкл. Они ходили для него, а не для своей бедной хозяйки. Похоже, их бесило, что висят они до сих пор в Чикаго, а не в каком-нибудь очаровательном местечке вроде Портленда, штат Орегон. Но я все же великодушно дала им шанс поработать для меня и отнесла их в мастерскую. Там их принялся лечить сгорбленный седой человечек, который беседовал со всеми этими механизмами, словно с живыми.

Поколдовав над моим прибором, он одобрил его качество и сказал, что я смогу забрать часы через неделю. И когда я явилась за своей собственностью, они уже весело тикали в компании таких же оживших механизмов. Мне казалось, что часы выйдут из строя, стоит только взглянуть на них. Однако я умудрилась принести их домой, повесить на стену и даже (о чудо') завести. После двух лет молчаливого собирания пыли их тиканье показалось мне слегка сердитым. Я знала, что с Майклом им было веселее. И я решила отправить их ему вместе с небольшой дружеской (ни к чему не обязывающей) запиской.

Полчаса ушло у меня на то, чтобы придумать – как ее подписать: «с любовью» или же «твоя подруга»? Наконец я решилась и подписала ее нейтрально «Фрэнни». А он так и не позвонил. Не поблагодарил. И это было так непохоже на него – не ответить на такой роскошный подарок. Похоже, часы вообще не дошли до него. И я решилась позвонить ему сама. Раскопала его номер в своем туалетном столике и набрала.

Мне ответил незнакомый мужской голос:

– Да-а?

«Наверное, сосед», подумала я.

– Скажите, Майкл дома? – Последовало долгое неловкое молчание.

Похоже, он мучительно пытался сообразить – о ком идет речь и что следует сказать.

– Какой Майкл? – наконец пробурчал голос.

– Это Фрэнн... – пояснила я.

– Фрэнни... Его бывшая... – мужчина оборвал себя и тут же уточнил: – Фрэнни из Чикаго?

– Да, – нетерпеливо подтвердила я. – Так там он или нет?

– Нет, его нет здесь.

—А вы не передадите ему, что я звонила? – как можно вежливее осведомилась я.

– Обождите минутку, пожалуйста, – слышно было, как «голос» положил трубку. «Похоже, этот заср...ц все-таки дома, и он пошел осведомиться – не желает ли Майкл переговорить со мной», – подумала я. Прошло несколько минут, прежде чем я услышала в трубке какие-то звуки. Он откашливался.

– Фрэнни? – Да.

– Фрэнни, Майкл очень болен. Он в больнице. Фрэнни, у него опухоль мозга... И врачи считают, что он долго не протянет...

22

Первая моя реакция была непроизвольной:

– Вы шутите!

Но он настаивал на своем. Слова его показались мне пустыми и бессмысленными и никак не укладывались в голове.

– Даже не знаю, как вас зовут, – автоматически сказала я. – Кто вы?

Какое право имел какой-то неизвестный сообщать мне такие ужасные новости?

– Джим, – ответил он. – Я сосед Майкла. Знаете, они не хотели, чтобы вы знали. Никто не ожидал, что вы позвоните.

– К-к-то не х-хотел? – почему-то я стала заикаться.

– Родители. Его родные. Они все здесь. Мать, отец, сестра...

Я никак не могла взять себе в толк: как это так – все родные там, а меня нет! Я же была ближе ему, чем кто-либо из них?

– Я должна быть с ним, – мгновенно решила я.

– Боюсь, ему будет все равно. Он был без сознания одиннадцать дней и только-только пришел в себя. Никто не ожидал, что он выкарабкается...

– Одиннадцать дней! – я не находила слов. – И мне никто не сообщил? Ему же нужна поддержка. Нет, я скоро буду у вас.

– Подождите. Возможно, вы сможете увидеть его в ближайшие дни. Посмотрим, как он будет себя завтра чувствовать. Я увижу его и позвоню, если он будет готов... В последние дни к нему пускали друзей, но я не знаю... – он замялся. – Я не знаю, насколько хорошо он ориентируется...

– У него действительно есть там друзья? – От мысли, что он там один в беде, мне стало просто невыносимо. Я плакала, и слезы медленно капали прямо на трубку.

– Да, – ответил Джим. – Не так уж и много, но у него есть знакомые. Как вы? – видимо, он почувствовал, что со мной творится неладное.

– Я в порядке, – прошептала я. Желудок мой корчился от боли. Я говорила, как автомат, не понимая смысла произносимого. – Я должна быть в Портленде... Я буду в Портленде.

– Не предпринимайте ничего, пока я не позвоню, – забеспокоился Джим. – Я все узнаю и позвоню вам. Может быть, вы увидите его.

– Но вдруг он умрет! – не в силах сдерживаться я закричала.

– Я позвоню вам завтра. Обещаю.

Всю ночь я просидела, рыдая, на краю кровати.

Но ведь надо было что-то делать! Я не могла сидеть так и бесцельно ждать звонка, в то время, как он умирал. Умирал! Ведь я даже не спросила, в какой он больнице. Да Джим, наверное, бы и не сказал. Что же будет, если я не успею поговорить с Майклом? Я должна это сделать. Должна его видеть. Как он может умереть? Ведь он был таким сильным. Нет, с ним ничего не может случиться. Вот, Джим сказал, что одна из его сестер уже вернулась домой. Значит, ей можно позвонить... Ведь сразу после развода она писала мне, что очень сожалеет о всем случившемся... Я разыскала ее телефонный номер в старой записной книжке. Пока нас соединяли, я надеялась, что она скажет, что Джим сошел с ума, что Майкл здоров и с ним все в порядке.

Четыре гудка, четыре долгих гудка услышала я прежде, чем сняли трубку.

Наконец я услышала голос Дианы, старшей сестры Майкла. «Они не были особенно близки, – припомнила я, – ведь она вышла замуж и уехала из дома, когда ему было только четыре...»

– Алло? – дрожащим голосом начала я. – Это Фрэнни. Фрэнни Баскин...

– О, Фрэнни, – вздохнула Диана.

– Вечером я звонила Майклу. Говорила с его соседом...

– Он рассказал тебе? Ты знаешь?..

– Да. Думаю, да. Не знаю...