Линда Йеллин - Такая милая пара

Как-то раз он позвонил мне и начал сбивчиво объяснять, как впервые увидел меня на вечеринке, а потом встретил в библиотеке... Что учится в одной группе с моей соседкой по комнате, Пайпер. Удивление мое было столь велико, что я даже не сумела послать его к черту. Вместо этого я неожиданно приняла его приглашение вместе отобедать.

Естественно, я решила узнать у Пайпер, что он за человек. И вот что она мне поведала:

– Кто таков Майкл Ведлан? Да, приятный парень. Но, знаешь ли, не в твоем вкусе.

– Приятный, но не в моем вкусе? – Я была заинтригована.

– Видишь ли, он служил во Вьетнаме. И, похоже, до сих пор мыслями все еще там. По крайней мере, все его письменные работы о джунглях, боях и всяком таком прочем...

– Что ж, похоже, ты права, – разочарованно протянула я. – Похоже, он действительно не в моем вкусе.

...На дворе был 1972 год. Я активно участвовала во всевозможных маршах протеста. Простаивала часами с зажженной свечой... Размахивала флагом. Но при этом не теряла чувства меры. Не впадала в исступление. Наверное, все дело здесь было в наследственности: мои многочисленные предки из поколения в поколение передавали друг другу достаточно уравновешенный характер. Им было хорошо известно, в частности, что такое погромы. Именно от них они бежали из царской России под сень Статуи Свободы. С тех пор моя многочисленная родня занималась чем угодно, но никто не лез в политику.

Товарищи мои, вот те действительно ненавидели Вьетнам. Мне же просто нравилось принимать участие во всей этой заварухе. Я весело проводила время.

Майкл назначил мне свидание у кафе. У той самой забегаловки, в которой за все три года учебы в Йеллоустоунском университете я так ни разу и не побывала.

И вот я стою под вывеской, на которой огромными буквами выведено «СЕГОДНЯ ОСОБЫЙ ГРИБНОЙ СОУС». А вокруг скрипят стулья, раздается позвякивание ножей и вилок. Стою и жду того, кто воевал во Вьетнаме. Кто жег напалмом деревни и убивал детей.

А вдруг он такой же сдвинутый, как и все ветераны, о которых пишут в газетах? Может, мне предстоит отобедать с психом?

И чем дольше я размышляла на эту тему, тем отчетливее мне приходила в голову мысль – «много женщин встречались с мужчинами, готовыми ради них пойти на убийство», – мне же предстояло познакомиться с человеком, который знал, как это делать.

Пайпер набросала его портрет. С ее слов я знала, что мне предстоит встреча с высоким темноволосым зеленоглазым парнем.

– И это все? – разочарованно спросила я ее тогда. – Никаких особых примет?

– Не жди ничего особого, он не носит униформы. И лицо его не обезображено шрамами.

И вот пока я украдкой поглядывала на часы, поджидая своего кавалера, ко мне не спеша, приблизился высокий темноволосый зеленоглазый парень. Вся его стройная фигура как бы излучала уверенность в себе. Фантазия моя разыгралась. Он показался мне необыкновенно сильным, настоящим бойцом.

«Интересно, каков он в постели? Наверное, он и там настойчив и неутомим. Похоже, он именно тот, в кого я смогу без ума влюбиться. Он тот, кто также безумно полюбит и меня. Он станет заботиться обо мне и защищать. И горе тому, кто кинет на меня лишь косой взгляд...» Так уносило меня воображение в безоблачное будущее.

– Да ты пришла раньше назначенного времени, – удивленно отметил он, направляясь к стойке. – Что тебе заказать?

Он был из тех мужчин, которые сразу берут быка за рога.

– Я еще не решила. – Уставившись на ряды тарелочек с горками яичного салата, я долго раздумывала. – Кажется, они слишком жирные...

– Тебе не нравится такая еда?

– Похоже. Правда, если запить чем-нибудь, то и это можно проглотить.

Себе Майкл заказал сандвич с тунцом и стакан молока. Я остановилась на розовом желе, хрустящем картофеле и кока-коле.

Расплачиваясь, он вежливо поздоровался с продавщицей и кассиром. На редкость доброжелательный убийца!

– Никогда раньше здесь не бывала, – сказала я, когда мы заняли крохотный кабинетик, зеленые стены которого украшали картинки на библейские мотивы.

– Мой отец командовал здесь парадом, когда я еще пешком под стол ходил, – улыбнувшись, пояснил Майкл.

– Иди ты? Тогда, должно быть, это его рук дело? – и я показала на одно из изображений Христа.

Улыбка на его лице растаяла.

– Извини, это была глупая шутка, – попыталась я исправить положение.

Так как я никак не могла решить, чем есть желе – вилкой или ложкой, пришлось бросить его на произвол судьбы.

– Говоришь, твой отец был здесь хозяином?

– Он был директором.

– Директорский сынок. Это звучит гордо.

Ничего не ответив, Майкл разделил поровну свой сандвич и протянул мне половину.

– Попробуй. И представь, что ты на Востоке.

Вежливо поблагодарив, я осторожно откусила кусочек и положила сандвич на тарелку. Взгляд моего спутника сделался столь смущенным, что я начала опасаться, все ли в порядке в моем туалете. «Постараюсь отвлечь его, – подумала я. Надо же произвести на него хоть какое-то впечатление».

– А ты где живешь?

– На Десятой стрит.

– С предками?

– Шутишь?

Я вновь задела его.

– Конечно, шучу, – я тщетно пыталась выдавить остатки кетчупа из пластиковой бутылочки себе на картофель.

– Мои старики сейчас в Спрингфилде. Отец вышел на пенсию и преподает в воскресной школе. Он – баптист.

– Неплохо, – ответила я. Кетчуп, наконец, полился.

– А ты?

Вообще-то я терпеть не могу, когда ко мне лезут с такими вопросами. Что можно на это ответить? Словно некролог о самой себе пишешь. Становится грустно, делается жаль человека, прожившего столь неинтересную и бессодержательную жизнь. Но сегодня мне почему-то захотелось исповедаться.

– Мы – евреи. Живем в Чикаго. Моя мама – это просто мама. А отец, знаешь, он делает такие подставки для цветов. Ну, ты встречал что-то похожее в цветочных магазинах... Он хороший мастер и просто завален заказами. Вообще-то раньше он делал посуду для собак. Но его обвинили в том, что он похитил чертежи какой-то сверхсекретной миски, и ему пришлось переквалифицироваться... А у тебя была собака? Мне всегда хотелось, но мама так боялась за свои ковры...

Мне пришло в голову, что один из нас болтает без умолку. И этот человек – я. Признаться, когда мне попадались такие, будто сошедшие с обложки журнала парни, я начинала нести всякую чепуху. А как раз сейчас напротив меня уютно разместился очередной кандидат в греческие боги. Обычно я могла разглядеть маленького мальчика во взрослом мужчине или девочку в женщине... С Майклом все было не так. Похоже, он вот таким и появился на свет. Его густая темная шевелюра, волнами падавшая на лоб, вызывала почти непреодолимое желание перегнуться через стол и погладить ее. Глаза туманило непередаваемое сочетание в его облике нежности и жестокости. Но самое замечательное было в том, что великолепие его внешности не завораживало и не вызывало благоговейного трепета, а притягивало. Мне редко приходилось общаться с такими парнями. Обычно они меня просто не замечали. И совсем не потому, что я так безнадежно безобразна. Многим ребятам нравятся пухленькие девушки с темными кудрявыми волосами. Часто приходилось слышать, что я – хорошенькая. Правда, говорили это обычно мать и тетки.

– Расскажи лучше о себе, – попросила я. Голос мой показался мне совершенно чужим. – Хочу знать о тебе абсолютно все.

Я не могла вспомнить, из какого фильма эта фраза, но, кажется, это слова, сказанные какой-то знаменитостью. А они всегда говорят все по делу.

– Мне двадцать шесть.

– Ого! – вырвалось у меня. «Двадцать шесть» для двадцатилетней – это было где-то рядом с пенсией.

– Что, «ого»?

– Да так. Продолжай, пожалуйста.

Отодвинув тарелку, я вежливо поинтересовалась его специализацией в колледже. Майкл смутился и уставился на меня.

– Я занимаюсь рекламой, Фрэнни. И готовлюсь к защите. Вообще-то я уже рассказывал тебе все это, тогда, на вечеринке.

– О да, конечно! – только и могла ответить я, выразив этим восклицанием недоумение по поводу своей забывчивости.

– Ты стояла в уголке с подружкой. Вы пили пунш и тянули хоралы, и все подряд из Двенадцати дней Рождества.

В действительности, это было отнюдь не то событие, которое мне хотелось бы вспоминать. И мне уж в голову не могло прийти, что мое мычание послужило причиной сегодняшнего свидания.

– Ты была просто очаровательна, – похоже, улыбка Майкла была искренней.

Подумать только, он считал, что я очаровательна!

– Может быть, тебе хочется чего-нибудь другого? – спросил он, оглядывая недоеденный картофель и нетронутое желе. – Как насчет гамбургера? Давай закажу. Они здесь вкусные.

Ему так хотелось угодить мне. Уж не случилось ли с ним чего, начала беспокоиться я. Столь деликатное обращение было мне в новинку.

– Спасибо, нет. Недавно читала в газете, что в них пихают всякую гадость. Я стараюсь их не есть.

– Вот уж не знал. Спасибо за информацию. – Майкл на минуту замолчал, и я ощутила, как он изучает мое лицо.

– А какую музыку ты любишь? – Кусочки льда в моем стакане закрутились, подталкиваемые соломинкой.

– Обычную. Ту, что крутят на радио.

– Ну, там бывает и джаз, и классика. А тебе нравится классическая музыка?

– Может статься, этим летом я буду в ней просто купаться, – промолвила я и после эффектной паузы продолжала: – Мы с Пайпер этим летом собираемся в Европу. Расширять кругозор, знаешь ли...

По виду Майкла было ясно, что мое сообщение потрясло его.

– А ты слушала «Мадам Баттерфляй»?

– Нет! А ты тащишься от «Айрон Баттерфляй»?

Похоже, наступил момент, когда мы уже и не знали – о чем еще говорить. Так часто случается при первом свидании.