Она подняла ко мне лицо:

— Это, по какому времени?

— По западному поясному.

— Но… Но у тебя же будет час ночи?!

— И что? подумаешь, приду с работы и залипну на пару часиков. А хочешь, я буду писать тебе письма, каждый день. Ну, помимо наших разговоров? Самые настоящие бумажные письма.

— Правда? — большие синие глаза, полные слез, так доверчиво смотрели в самую мою душу.

— Правда. Вот завтра перед отлетом закуплюсь кипой конвертов. И первое письмо настрочу тебе в самолете.

— Хочу.

Она вздохнула, но, как мне показалось, ей стало немножко легче от этого моего обещания. Если бы она знала, как мне нелегко оставлять её тут, а самому уезжать. Можно было и настоять на своем. Сказать, чтоб бросала к чертям собачьим свою практику и летела со мной. Но… я же знаю, как ей нравилось все это. Должно быть, она будет хорошим врачом. Потом, когда-нибудь. Джейс с таким упоением каждую нашу встречу рассказывала мне о днях, проведенных в клинике. О каких-то операциях, диагнозах, современных методах лечения. Я ничего в этом не понимал, но слушал эту её научную фантастику и заражался её оптимизмом. Так разве мог я сейчас вырвать её с этой дороги к заветной мечте? Нет. Как бы тяжело мне не было самому.

Я прижал к себе эту малышку и, целуя соленые щеки, тихо успокаивал. И её, и себя.

— Все будет хорошо. Мы справимся, Джейс. Мы сможем. В конце концов, что значат какие-то три недели…

***

Три недели…

Три недели полной тоски, которая накатывает вечерами, как только ты переступаешь порог квартиры и оказываешься один.

Три недели наедине с самим собой, когда копаешься в своей душе, в своем подсознании, и понимаешь, что никакое время и расстояние не могут вытеснить маленькую синеглазую девчонку из твоего сердца. Понимания того, что нужна только она, всегда, рядом. Что дела нет до тех начинающих актрис и моделей с длинными ногами и загорелыми телами, что пытаются подсунуть тебе коллеги отца.

Три недели видео-звонков в одно и тоже время. Длинных разговор обо всем на свете. Клятв и обещаний. Шуток, подначек, подколов. Узнавания друг друга в этих беседах. И признания в любви.

Три недели бумажных писем. Я даже и не подозревал, что во мне вдруг откроется талант бумагомарателя! Но я каждый день, исправно, писал Джейсон письма. Маленькие рассказы о жизни Большого Яблока; о белых воротничках, что вечно спешат куда-то; о милых старушках, что кормят голубей в Центральном парке; о влюбленных парочках, что идут, тесно прижавшись друг к другу, никого не замечая вокруг.

Три недели, когда понимаешь, что время относительно. И первые полторы недели оно летело, приближая день моего возвращения, а потом будто замедлило свой бег. И стало ползти, как самая медленная улитка на свете. Мне казалось, что прошел час, а то и больше, в то время, как минутная стрелка едва-едва перешагнула с одной цифры на другую.

А еще мне почему-то казалось, что что-то случилось с Джейс. За эти последние семь дней. Её глаза. Они, как будто, утратили свой цвет. Можно было конечно списать на качество связи и яркость монитора, но из глубоких синих озер они превратились в туманные реки. Такая тоска сквозила в них. И боль. Мне хотелось верить, что все это из-за того, что и она не может без меня. Но я знал, что дело тут не только в этом. Есть что-то еще, что тревожит мою малышку. Я чувствовал это.

Она была рассеяна, подавлена. Смотрела куда-то в одну точку, мимо меня. Кусала губы и отводила взгляд. И на мои вопросы отнекивалась. Говорила, что просто соскучилась.

— Эй! — за несколько дней до отъезда я не выдержал. — Выкладывай, что случилось! Ты встретила кого-то другого?

— Что?! — впервые она встрепенулась и распахнула глаза. — Ты что?! Ты там совсем с ума сошел? Да?!

— Тогда, в чем дело? Ты со мной, но, как будто далеко. Все в порядке?

Она опустила голову, сделала глубокий вдох, а потом посмотрела на меня с такой печалью:

— Марк, ты же любишь меня, правда?

— Люблю, малышка, — я вздохнул в ответ и протянул ладонь к монитору компьютера. — И не просто люблю, я не могу без тебя, Джейс. И мне тут в голову лезут всякие дурацкие мысли. Знаешь, я даже начинаю верить в знаки, ну, в судьбу, что ли. — Я усмехнулся. — Вот свела меня жизнь с Дэвидом и ребятами? И я научился делать скейты. И один из них достался тебе. А ты? Почему ты приехала в парк именно в тот день?

В ответ она улыбнулась мне так, как будто познала все тайны Вселенной, вобрала всю накопленную веками мудрость поколений:

— Потому что это была среда. И я закончила раздавать флаеры гораздо раньше, чем рассчитывала. И я никогда прежде не бывала в том парке, но именно в тот день работала неподалеку. И долго решала, стоит ли забираться так далеко от дома? а потом нашла на асфальте монетку, она лежала орлом вверх. И это все решило.

— Значит, мне стоит благодарить какого-то растяпу, у которого была дырка в кармане?

— Не знаю, — она впервые за долгое время повеселела, — Можно начать и с него. И с его рассеянности. Никогда не думала, что из-за одной монеты все звезды могут сойтись в одной точке. Это был четвертак.

— Надеюсь, ты сохранила его? — мне хотелось хоть немного её развеселить.

— Не уверена. Надо посмотреть в той огромной толстовке, которую ты так ненавидишь. — Она немного помедлила, а потом спросила: — Когда ты прилетаешь?

— В субботу утром. У меня ночной рейс, так что, только закину вещи в квартиру, приму душ и сразу к тебе. Чем займемся?

— Чем хочешь, — она лукаво улыбнулась, но глаза её все равно были грустные. — Я согласна на все.

— Йоу, малышка! — я присвистнул, — Не разбрасывайся такими обещаниями! Я, ведь, могу и воспользоваться!

— Я не разбрасываюсь, — она, глазами, полными слез, смотрела в экран монитора, — Я говорю правду.

— Ну, тогда, я буду не просто лететь домой, я буду спешить к тебе.

Глава 15


Марк


Уф! Классно оказаться дома!

Я кинул дорожную сумку у порога, прошел в гостиную и рухнул на диван, вытягивая ноги.

— Мог бы вести себя и потише, — Фил, потирая сонные глаза, вышел из своей комнаты. Широко зевнул и уселся рядом. — Ну, как поездка?

— А, нормально, — я, не открывая прикрытых глаз, отмахнулся от друга. — А ты как сам, чувак? Как работа?

— Пока я стажируюсь. Но, хочу сказать, у твоего отца сильная команда!

— Угу, но, это как сказать… — углубляться сейчас в эту тему мне совсем не хотелось. — Мне стоит спросить тебя, как прошли твои каникулы на Гавайях с предками?

По сути дела, это была наша первая встреча с Филом в новой квартире за все лето.

— Старик! — он фыркнул. — Ты о чем? ну, какие каникулы, пусть и в таком местечке, могут быть нормальными, когда проводишь их в двадцать три с предками? Вот если бы мы оказались там с тобой вдвоем, то, да! А так… Хотя, я прекрасно понимаю и родичей — это наш последний вот такой семейный отдых. Дальше, все: взрослая самостоятельная жизнь. Мама со слезами на глазах просила хотя бы День Благодарения проводить с ними. Ну, а ты?

— А я? — я открыл глаза и тряхнул головой. — А я приму душ и поеду к Джейс. Я соскучился — три недели не видел свою малышку!

— Да, мужик, — Фил ухмыльнулся. — Похоже, ты влип по самые яйца!

— Иногда мне кажется, что гораздо больше.

Я встал с дивана, подмигнул другу и отправился в свою ванную, что была совмещена со спальней.

Спустя два с половиной часа, я, заметно посвежевший, гладко выбритый, прилично одетый и источающий тонкий запах дорогого одеколона, прихватив папку с отчетом для отца, выходил из дома. Я решил не звонить Джейс и сделать ей сюрприз. А по дороге, (хотя и не совсем), завести бумаги отцу. Просто вручить их ему, пусть изучает, а сам по-быстрому смоюсь из дома.

Но тут мои планы потерпели крах. Отец позвал меня за собой в кабинет и, прикрыв дверь и проходя за свой стол, указал мне на кресло.

— Присаживайся.

Он на ходу листал бумаги, изучая мой отчет.

— Пап, — я сел, но беспокойно вертел в руках телефон. — Это так срочно? Я думал, ты вначале прочитаешь…

— Марк, — отец не отрывался от чтения бумаг. — Уйми свой тестостерон! Знаю, куда ты спешишь, но… сначала дела. — Он отложил папку, снял очки и смотрел на меня. — Итак, я хочу услышать твое мнение о работе филиала.

О, матерь Божья! Я закатил от досады глаза, отец не помнит, что и сам когда-то был молодым? Уже два часа дня. Два. Часа. Дня. А я еще не видел Джейсон… Я вздохнул и чуть подался вперед:

— Сэр, можно один звонок?

Отец скривил губы в усмешке и вновь вернулся к моему отчету:

— Валяй. Только не долго.

Я отошел к окну, сделал глубокий вдох и набрал номер Джейсон. Она ответила после первого гудка. И, стало быть, эта девочка ждала меня.

— Джейс, малышка, — я прикрыл трубку ладонью и отвернулся от отца. — Да, да, прилетел. Но, тут, понимаешь… есть кое-какие обстоятельства. Да, задержусь. Совсем немного. Эй, ты там ревешь, что ли? Детка, если бы я мог… — я покосился на отца. Но тот делал вид, что не слушает мой разговор, увлеченный миром цифр в бумагах. — Я постараюсь освободиться как можно быстрее.

Я тяжело вздохнул, откинул голову назад, прикрывая глаза, и услышал ровный голос отца:

— Ты все? Тогда вернемся к нашим… баранам.


Два часа. Целых два часа отец выспрашивал меня буквально обо всем, делая пометки в своем ежедневнике. Нельзя понять, был ли доволен проделанной мною работой. Хотя, я написал все так, как есть. Отличительная черта моего отца — скрывать все эмоции. Только факты, сухие и непреложные. А вот уже потом принятие решений.

Но, это в прошлом. Сейчас я подъезжал к небольшому коттеджу на окраине Долины. Заглушил мотор и, не закрывая дверь, кинулся к дому. Думал, что в один момент преодолею все ступеньки на крыльце, и тихо постучу в дверь.