— Нет, я не…

— Глупенькая! Так и должно быть, — я обжигал её ухо своим дыханием. Сбивчивым, неровным. — ты хочешь меня. Твое тело хочет меня. Вся ты… Чувствуешь?

Вот я чувствовал. Чувствовал даже через плотную ткань, как маленькая горошина, спрятанная от меня, пульсирует, обжигает, манит. Как она сама, не осознавая, что делает, чуть приподнимается навстречу моей руке. Как стонет. Как приоткрывается её рот, ловя так необходимый воздух. Как сходятся вместе бедра, зажимая мою ладонь.

— Малышка. Моя сладкая, желанная малышка. Нам будет так хорошо…

— Да…

— Я столькому тебя научу, столько открою для тебя…

Трение грубой ткани джинсов о такое желанное тело отдавалось невыносимой тянущей болью в паху. Мне казалось, что молнию просто вырвет, к чертям собачьим, со всеми потрохами. Как я хотел её. И я знал, что прояви чуть больше настойчивости, она сдастся. Да она уже сдалась. Но вот какой-то черт сидел во мне и твердил, что я теперь не готов. Что должен услышать от неё твердое «да». Что просто обязан вот так мучить её, чтобы она сама захотела. Просила, умоляла… И поэтому…

— Но, не сегодня.

Я убрал руку и, быстро чмокнув её в кончик носа, откатился на край кровати.

Я не смотрел на неё, но знал, что глубокие синие глаза широко распахнулись. Что ресницы, словно крылья большой бабочки, порхают вверх-вниз. Что на её лице написано непонимание. А еще неудовлетворение. И вот, как подтверждение моих слов, растерянное и недовольное:

— Марк?

Я усмехнулся, встал, теребя волосы на затылке, и, не оборачиваясь к ней, выдал:

— Я сейчас, мне в душ надо. Я быстро. А тебе, пока, не мешало бы привести себя в порядок.

Не подшутить я не мог, это, хоть как-то могло разрядить обстановку. Я услышал, как она недовольно ворочается, не выдержал и повернулся. Джейс сидела и застегивала пуговки на блузке. На её щеках полыхал розовый румянец, и она старалась избегать моего взгляда. Глупая! Моя глупая маленькая девочка. Я наклонился и быстро, не давая самому себе времени на раздумья, поцеловал её:

— Ты такая!.. С трудом смог оторваться от тебя. Но, когда-нибудь, Джейс, когда-нибудь!..

— Правда?

— Правда!

Я выпрямился и совсем забыл о своем состоянии. И тут, как назло, взгляд этой девчонки переместился вниз, в район моих предательски топорщащихся спортивных штанов. Её глаза стали просто невероятно огромными. Догадка острой молнией отразилась на её лице. Длинные ресницы взметнулись наверх, на меня. И это её: «Ой!», а потом и хихиканье. Да пусть смеется, сколько влезет! И пусть знает, что она творит со мной.

— Вот тебе и «ой»! — я решительно направился к двери. — И если ты сейчас, за время моего отсутствия, не приведешь себя в порядок, то, обещаю, ойкать уже будем мы вдвоем.


И вот сейчас стоит, косится на мою кровать и прикусывает губу. Что она старается скрыть? Робость? Неловкость? Или, улыбку?

— Знаешь, я… — голос её был такой тихий. И выпаливает на выдохе. — мне вчера понравилось.

Ох, девчонка! Ну, нет, не сегодня! И, стало быть, прятала улыбку.

Я отложил коробку в сторону, взял со стола ключи от машины и махнул рукой в сторону двери:

— Идем, прогуляемся по пляжу. Можем заехать и купить пончиков, устроим пикник.

— Я не голодна. — она спускалась вслед за мной. — А почему мы не можем остаться? Ехать так обязательно?

— Поверь мне, обязательно, — я придерживал входную дверь, крича своему другу, — Фил, я уехал!

Золотая дорожка мелкой рябью убегала навстречу заходящему солнцу. Близился закат. Волны с шумом накатывали на берег и убегали назад, вслед за встающей над горизонтом луной, что манила их к себе. Мелкие камушки перекатывались в белоснежных барашках у самого берега. Было похоже, как будто океан манит их к себе, в глубину, назад. Как малых неразумных детей. Погуляли, погрелись на солнышке днем, а теперь пора и возвращаться домой, в соленую глубину. Прохладный бриз, что был потревожен отливом, трепал волосы Джейсон. А она стояла у самой кромки воды, обхватив себя руками, и смотрела вдаль.

— Мисс! — я чуть насмешливо смотрел на неё. — А позвольте полюбопытствовать? Что привело вас сегодня вечером в мои апартаменты? И что за бумаги вы держали в руках?

— Ой! — она подтянула рюкзачок, что висел на плече, к себе, и полезла внутрь, извлекая из него конверт. — Совсем забыла! Вот!

Джейс протянула мне письмо с торжественным и гордым видом.

— И что в нем такое? — я зажал конверт подмышкой и разворачивал листки. — заключение медицинской комиссии о твоей вменяемости?

— Ну, Марк! Ну!.. Не порть момент!

Джейс от досады топнула ножкой и строго уставилась на меня. А я развернул бумаги и пробегал глазами по строчкам. И по мере того, как я вчитывался, удивление на моем лице сменялось гордостью и радостью за эту девчонку.

— Джейс! Но… но это же круто!

— Я получила это сегодня днем. — она, чуть застенчиво, но от этого не менее восторженно, смотрела на меня.

— С ума сойти! Честно говоря, когда я затевал все это, я и не мечтал… тридцать процентов! Беркли предлагает тебе стипендию в тридцать процентов! Конечно, надо соглашаться.

— Но ты не читал еще вот это, — и мне было протянуто еще одно письмо.

— Южно-калифорнийский?

— Угу. Читай.

Я прочитал: её готовы были принять. Предлагали стипендию, правда, меньше чем в Беркли. Но вот что она решила сама?

— И? — я держал бумаги в руках и смотрел на неё. — Что ты думаешь? Когда дашь ответ Беркли, что согласна?

— Я думаю подтвердить обучение здесь, в ЛА.

— Ты с ума сошла? — я непонимающе уставился на эту девчонку. — Тут и думать нечего: это такая честь, такая удача. И потом, не каждому дают такой бонус, как стипендия в тридцать процентов.

— Марк, ты не понимаешь? Это Беркли! — она развела руками.

— Вот именно, малышка, это Беркли! Один из престижных и сильнейших…

— Но он так далеко!

— Несколько десятков миль.

— Но я посчитала, Университет Южной Калифорнии дает двадцать процентов, но обучение тут дешевле. И выходит одинаково!

— Ты посчитала? — я иронично приподнял бровь, но вот только Джейсон пропустила мою колкость мимо ушей.

— И я останусь здесь.

— Это твой главный аргумент? — она кивнула. — Ты чего-то боишься? — и снова кивок. — Чего?

Её честность и прямолинейность сбивает с ног. Тем более, сказанная с такой искренностью.

— Я боюсь уезжать. От тебя.

Я тоже боюсь её отпускать, но… Я подошел к ней и, все еще держа бумаги в руках, положил ладони на её худенькие плечи:

— Джейс. Малышка. Послушай, когда речь идёт о твоем будущем… Чего ты боишься? Я же говорил тебе, что буду приезжать: к тебе или за тобой. Мы выдержим¸ справимся.

— Но я не хочу! — она уткнулась лбом мне в плечо. — Не хочу, понимаешь? Это не год без тебя. Это… это как минимум шесть лет! Первый курс естественнонаучных предметов. Потом четыре года медицинской школы, обязательная магистратура… Да что я тебе рассказываю, ты и так все знаешь.

Да, тут она права. Шесть лет, за которые всякое может случиться…

— Джейс, послушай… — я должен её успокоить. Убедить. — А что говорят братья?

— Ничего. Я им пока не говорила. Тебе первому.

— Малышка, — я приподнял её лицо. — Послушай, давай попробуем, хотя бы год. В Беркли сильный преподавательский состав. Год, до медицинской школы, да? — но она снова затрясла головой. — А потом можно будет перевестись сюда. Ну, сдать экзамены… их же все равно придется сдавать?

— Придется, но, — она нехотя соглашалась. — Но лучше сразу учиться здесь.

— Хорошо, — я вздохнул. — А Колумбийский университет? Они дали ответ?

— Ой, Марк, — Джейс сделал шаг назад. — Я, вообще понять не могу, зачем ты заставил меня отправить документы еще и туда! Это же Нью-Йорк! Другой конец страны! Уж туда-то я точно не поеду!

— Ну, так, на всякий случай.

Я и сам не мог понять, зачем сделал это. Просто чувствовал, что так надо. И все.

— Твой «всякий случай» поставил меня в лист ожидания. А стипендию они тем более не предложат. У них идет программа поддержки своих студентов.

— Это в каждом штате. В любом случае, у нас еще есть время, да?

— Ну, да…

Она нехотя кивала головой. Но в её взгляде читалась упертость и неверие.

— Джейс, я постараюсь тебя убедить. Верь мне: все будет хорошо.

— Я пытаюсь, но… боюсь. — Она высвободилась из кольца моих рук, взяла протянутые мною письма и стала убирать их в рюкзак. — да, тут вот еще что.

Джейсон протягивала мне два небольших цветных листка.

— И что это?

— Ну, смотри сам.

Пригласительные. На впускной бал. В конце мая.

Джейс опустила голову и обхватила себя руками, стараясь не смотреть на меня. Что это значит? Боится или стесняется? Что ж, лучшего способа, чем разрядить обстановку, кроме шутки, я еще не знал.

— И кто тебя пригласил? Твой одноклассник? Он хоть симпатичный?

— Меня никто не приглашал. Это я приглашаю. Тебя.

Взмах длинный пушистых ресниц, и два глубоких синих озера с такой надеждой смотрят в мои глаза. Ну, как ей отказать? Тем более, что я не хочу этого делать. Но, собираюсь.

— Джейс, — я вздохнул и развел руками, — по-моему, на выпускной принято идти с парнем из школы. Ни за что не поверю, что тебя никто не приглашал.

— Какая разница, приглашал меня кто-то или нет. На выпускной, как ты сам сказал, принято идти с парнем. Вот я и хочу пойти с парнем. Со своим парнем.

— Джейс, — я подошел к ней и обнял, заключив в кольцо своих рук. — Я с радостью, но… Разве у вас не установили правило, что приглашенному не должно быть больше двадцати одного года?