— Слушай своё сердце. И меня. Это вальс. Раз-два-три, раз-два-три… Шаг, два-три, шаг, два-три…

Мы топтались на месте. И как ни странно, Джейс ни разу не наступила мне на ногу. Но вот только её движения были скованными. Взгляд упирался в складки под узлом галстука, а пальчики так сильно вцепились в мое плечо, что я чувствовал, как они слегка подрагивают. А Элвис пел, что «время идет так медленно и время может так много…» И мне хотелось верить ему. И тому, что эта девочка в моих объятьях моя, навсегда. Ведь мне так нужна только её любовь.

— Закрой глаза. — мои губы почти касались розовой раковины её уха. — забудь про всех. Только я. Только ты. Только музыка.

Она так и сделала. И это ей помогло расслабиться. Сейчас я чувствовал себя всемогущим Богом, что может и должен управлять этой девочкой, так растворившейся в моих руках. Мы уже не просто топтались на месте, мы медленно двигались в танце. И я едва слышно вторил голосу певца: «Are you still mine? I need your love, I need your love. God, speed your love, to me»

Но вальс закончился. Этот вальс. На смену ему сразу зазвучала другая мелодия. Не менее чарующая.

— Любимая песня моей мамы, — Джей едва заметно приподняла уголки губ. — «Лунная река»…

— Ты не поверишь, — я усмехнулся. — Но моей тоже.

После нескольких несмелых па, Джейс полностью отдалась музыке. Чуть откинула голову назад, и вот я уже веду её в танце по залу. Мы кружим вокруг елки, как ни удивительно, не задевая другие пары, потому что я, не отрываясь, смотрю на неё. На эти тонкие трепещущие веки. На чуть подрагивающие ресницы, тени от которых полукруглым веером лежат на высоких скулах. На удивительно нежный изгиб губ. Таких манящих, таких желанных. Её левая рука уже расслабленно лежит на моем плече, чуть обхватывая крепкие мускулы. А правая ладошка утонула в моей. И все это мне кажется сейчас таким правильным, таким естественным. Мир перестал существовать. Есть только я, она и Элвис. И эта лунная река, по которой я готов плыть, готов пересечь её, только бы быть уверенным, что Джейс всегда будет рядом. «…куда бы ты не следовала, я пойду тем же путем…», я готов. Вот сейчас я понял это. Я уже тысячу лет не загадывал ничего на Рождество, перестал верить. А вот сейчас снова был готов загадать. Был готов «стремиться к несбыточной мечте, сходя с ума от ожидания».

Не время и не место было сейчас гадать, как и почему эта девочка стала для меня самой желанной на свете. Той единственной, ради которой я готов на все. Готов полностью поменять свою жизнь. Готов спорить с отцом и, впервые в жизни, усомниться в правильности того, что я дал когда-то Николасу слово стать достойным сыном своего отца, его гордостью и опорой. Потому что именно сейчас понял, что я не хочу жить чужой жизнью… Жизнью, написанной для меня, но, не мной самим.

Я смотрел на эту девочку, на то, как она вслед за мелодией, за поворотом в танце, наклоняет голову к левому плечу, плавно перекатывает её к правому; как её губы чуть округляются, складываясь в беззвучное маленькое «о». И понимал, что мне хочется узнать вкус этих губ. Увести её из этого зала, где полным-полно посторонних мне людей, и целовать.

И я подчинился своим демонам: в танце уводил Джейс из зала в тишину открытой террасы и в темноту наступающей ночи. Музыка здесь была едва слышна, но именно эти звуки, такие далекие, еле слышные, дарили этому мгновению какое-то неповторимое очарование. Я замер, останавливаясь и не сводя глаз с губ Джейсон. Положил её ладошку на лацкан пиджака и на миг закрыл глаза…

Её губы были удивительно мягкими. Такими манящими и податливыми. Вкус вишни и шоколада, горького шоколада. Упоительный. Желанный. Тот, что останется в памяти навсегда. Одной рукой я придерживал её за талию, а вот вторая поднималась вверх по спине, чувствуя под пальцами каждую волну позвонков. Я коснулся кончиками пальцев тонкой шеи, а потом запустил руку в шелковые волосы на затылке, приближая её к себе. И вот, черт, она отвечала мне. Сначала робко, неумело. Но потом её руки потянулись к моим волосам. Одна по плечу, другая по груди, вверх по щеке, до виска. Пальчики пропустили пряди моих коротких волос на затылке. Она вся подалась ко мне, привстала на носочки, тянулась. Губы чуть приоткрылись, выпуская короткий выдох. Я провел языком по нижней губе, лаская её. Но это было так мало. Мне так отчаянно хотелось большего. Гораздо большего. С ней. Только с ней. Узнать её всю. Слышать её рваные выдохи. Её стоны. Свое имя, срывающее с этих самых губ. И просьбу «еще». Я сильнее прижал её к себе, не выдержал и чуть прикусил зубами нижнюю губу, оттягивая её на себя.

Короткий стон сорвался с её губ. Джейс распахнула глаза. Её руки переместились мне на грудь и сильно уперлись в неё, как бы отталкивая. Да не как бы, так и есть. Испуганные синие широко распахнутые глаза не мигая смотрели на меня. Ладошки несильно оттолкнули, заставляя отпустить, убрать руки с запретной территории. И я отпустил, совершенно не зная, что мне делать и что сказать.

— Это… — Джейс сделал шаг назад, — Это же все Рождество, да? — она испуганно тараторила, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему за нас двоих, — да, Рождество, — она кивала головой, убеждая себя. — и эта музыка. И мы, то есть ты… и я…

Черт! Я напугал её! Я крутанулся на пятках вокруг себя, запуская пятерню в волосы на затылке, и округлив глаза. Твою ж мать, я напугал её! Как она теперь сможет доверять мне? и как все исправить?

Я прокашлялся и сделал едва заметный вдох:

— Да… Да ты права, это все Рождество, — я сделал неопределенный жест рукой. — и Элвис.

Что мне ей сказать? Что я не хотел? Но я хотел. И хочу. Теперь хочу еще сильнее. Хочу прижать её к себе, успокоить, целовать и никуда не отпускать от себя. Взять на руки, как маленького ребенка, как самое ценное, что есть у меня на этом свете, и унести к себе в комнату. Запереть все двери, включить тишину и любить её. Но, это невозможно… И поэтому:

— Прости, я… не должен был.

— Да, наверное…

Её голос был едва слышен в этой звенящей тишине, а глаза все так же широко раскрыты. Тонкие дрожащие пальчики робко касались нижней губы в том самом месте, где я прикусил её.

— Этого больше не повторится, я даю слово…

— Да, да, конечно, — она все еще была потрясена. Вот только я не мог понять, чем? — Мы… я должна забыть?

И снова огромные испуганные глаза, не мигая, смотрели мне в самую душу, которую и без этого укоризненного взгляда рвали на части черти.

— Если посчитаешь, что так будет лучше.

— Я не знаю… Это… это мой первый… поцелуй… вот.

Она все еще касалась пальчиками нижней губы и не смотрела на меня. Черт! Черт-черт-черт-черт! И что мне делать? что сказать ей? Спросить? Да, пожалуй.

— Тебе не понравилось? Я…

— Нет, — она замотала головой, — ну, в смысле, да… Я запуталась, но… понравилось. — Джейс повернулась и ко мне лицом и робко смотрела, — Но я не знаю, правильно ли это? понимаешь, я… нам заниматься еще, и работать… и скейт… и…

— Да, конечно, ты права. — я рассек воздух рукой. — Забудь. Прости и забудь. Ничего не было.

Но было! мать твою, было! и вот я этого забыть не смогу, и потому… Потому мне лучше оставить эту девчонку в покое. Да. Потому что, видимо, ей это совсем не нужно. Черт! Полная херня! И как же больно это осознавать.

— Марк, я… я… понимаешь. Я не знаю…

— Джейс, — я резко перебил её, — не надо ничего объяснять. Я попросил прощение, я… Такое больше не повторится. Я сам не знаю…

Но её хихиканье повергло меня в полную растерянность.

— Ой, прости. — она снова хихикнула, — просто… мне понравилось…

Она сведет меня с ума! Я отвернулся, совершенно не хотелось, чтобы она увидела мою довольную физиономию, что расплылась в широченной улыбке от уха до уха от этих двух слов. Но, в одном она права: нам еще заниматься, работать… И я запутался. Окончательно запутался. Но если я сам не помогу себе и ей, не возьму себя в руки… Черт! Тряпка! Ты же собирался ей только помочь поступить в универ! А если ты сейчас позволишь этим двум словам взять верх над голосом разума, то два месяца, что ты приближал её мечту, полетят к чертовой матери! Я вздохнул, потер глаза кончиками пальцев и уже на ровной ноте сказал:

— Джейс, нам надо вернуться в зал. Нельзя допустить…

— Да, — голос её потускнел, — я понимаю. Но, мы же будем друзьями?

— Да, будем. — я немного помолчал, собираясь с мыслями. — Ты иди первая. Если что, скажешь, что была в дамской комнате.

— А ты?

— А я… мне нужно побыть одному.

Она ушла, я слышал легкий стук её каблучков по мраморным плитам пола. А я сделал несколько шагов вперед, туда, в ночную прохладу. Уперся ладонями в балюстраду и сделал шаг назад, наклоняясь и опуская голову. Дурак. Идиот. Я напугал её. Говорил себе, что с ней нельзя так, а сам… я сделал медленный глубокий вдох, оттолкнулся от перил и выпрямился.

— Сынок? — голос отца так неожиданно прозвучал в ночной тишине, заставив вздрогнуть. — Все в порядке?

— Да, пап, — я улыбнулся ему, — все в порядке, в полном.

Глава 7


Марк


Ни черта не в порядке. Наоборот, мой мир катится в какую-то пропасть с невероятной быстротой.

Я лежал без сна, закинув руки за голову и скрестив ноги, и смотрел в молочного цвета потолок своей спальни. Давал себе слово не думать об этих губах, вкуса спелой вишни в шоколаде. О пальчиках, что запутались в волосах на затылке. О хихиканье и двух словах, что не давали уснуть. «Мне понравилось…»

Херня. Полная. И я тону в ней все глубже и глубже.

Эта девчонка поселилась в моем мозгу, в каждой его извилине. Её образ всплывал за закрытыми веками, стоило только на миг дать себе слабину. Её смех колокольчиком звенел в барабанных перепонках. Ощущение её тела в своих руках заставляло кровь быстрее бежать по венам.