Они не спеша шли по направлению к ее дому.

– Не-а, – замотал головой Валентин. – Я в лицее, на Гоголевском, а этот хмырь тут… И Анька моя тоже раньше в этой школе училась, – со вздохом добавил он.

Галя поняла, что речь идет о той самой девушке, которая переметнулась к «кожаному», и решила пока не задавать на эту тему никаких вопросов. Хотя, конечно, ей было очень любопытно узнать, что произошло между Валентином, его девушкой и «кожаным». В общих чертах это и так было понятно, но Галю, как и любую девушку, интересовали подробности.

Дальше, почти до самого дома, они не сказали друг другу ни слова. Валентин лишь изредка бросал в сторону Снегиревой смущенные, как ей казалось, взгляды. Причину его смущения Галина понимала: она была почти на полголовы выше Валентина. Но саму Снегиреву это обстоятельство почему-то совершенно не волновало. Ведь она совсем не такими глазами смотрела на своего нового приятеля.

Галя искала поддержки, настоящей дружеской поддержки и ничего более. Конечно, многим это может показаться странным – рассчитывать на понимание незнакомого человека. Но, наверное, самым важным оказалось то, что у Снегиревой не было ни одной задушевной подруги. В свое время она пыталась сблизиться со Светой Тополян, но после нескольких случаев натурального, неприкрытого даже предательства порвала с ней всякие отношения. Впрочем, в последнее время у Снегиревой сложились довольно теплые отношения с Люсей Черепахиной.

Сблизились девушки как раз в тот период, когда Галине нужно было срочно раздобыть деньги на операцию. Именно Люся подсказала ей идею принять участие в конкурсе молодых поэтов, да и потом, когда нужно было отвезти врачу деньги, Черепашка поехала вместе с Галей. Но прошло время, и девушки постепенно отдалились друг от друга. Снегирева большую часть свободного времени проводила с Игорем, а Люся постоянно была занята на телевидении. Она работала ведущей молодежной музыкальной программы. И потом, Черепашка ведь с самого первого класса дружила с Луизой Геранмае, и в свою тесную компанию девчонки, похоже, никого принимать не собирались.

– Слушай, – вспомнила вдруг Снегирева, когда они поднимались в лифте. – А чего это этот бугай так странно тебя назвал, Малек?

– Да… – махнул рукой Валентин. – Фамилия у меня такая… Малый.

– А у него какая фамилия, ты не знаешь? – поинтересовалась Галина, сожалея о том, что завела разговор на эту тему: Валентину она явно была неприятна.

– Громов, – с досадой выдохнул парень. – Вот и получается, что он Гром, а я Малек. Такая вот история…

– Да не расстраивайся ты из-за пустяков, – посоветовала Галина, чувствуя, что невольно затронула самое больное место парня. – Подумаешь, фамилия. А мне, например, очень даже нравится. Валентин Малый! – нараспев произнесла она. – Классно звучит.

– Вообще-то Валентином меня никто не называет, – признался парень в тот момент, когда двери лифта со скрипом разъехались в стороны, и, уже шагнув на бетонный пол, добавил: – Все друзья и даже родители Валиком зовут.

– А я буду называть тебя Валентином, – заявила Галина и распахнула перед парнем дверь квартиры.

6

Снегиревой не составило особого труда вызвать Валентина на откровенный разговор. Казалось, парень только и ждал повода поделиться с кем-нибудь своей бедой.

– Три месяца встречались, прикинь! – сокрушенно мотал головой он. – Нет, я же не полный дурак, понимаю, что могла разлюбить, и все такое… Кругом столько высоких, стройных парней, а я так, недоразумение. – Валентин безнадежно махнул рукой. – Метр двадцать с кепкой… Но почему сразу-то не сказать? Зачем меня кретином выставлять?

– В смысле? – подняла брови Галина.

– Понимаешь, я же это не от Аньки узнал, ну, что она с Громом ходит, – принялся объяснять Валентин. – Ромка из девятого «А» сказал. А я не поверил сначала. Ведь она и со мной продолжала встречаться… Кино, кафе, все такое… И в глаза так преданно заглядывает. А потом, короче, увидел их вместе… Идут по улице, за руки держатся. Я, короче, терпеть не могу, когда за ручку ходят… Детский сад какой-то! Ну, я это… подбегаю, короче, к ним и чувствую, ни слова сказать не могу. Язык будто прилип к нёбу, в глазах темно, в горле пересохло, и сердце так колотится, что аж не слышу ничего… А Гром смотрит на меня и говорит: «Ты чего, Малек, заболел? Может, «Скорую» тебе вызвать? А то еще грохнешься в обморок, а мне потом отвечать».

– А Аня? – подалась всем корпусом вперед Снегирева. – Аня-то что?

– Молчала, – вздохнул Валентин. – Ресницами хлопает, будто не понимает ничего, в глаза прямо смотрит и как воды в рот набрала.

– А ты потом разговаривал с ней, ну после этого случая? – спросила Галина.

– Ага, – кивнул Валентин. – В тот же вечер сама позвонила.

Парень помолчал немного, отхлебнул чаю и, глядя куда-то вниз, продолжил рассказ:

– Позвонила и говорит: «Валик, я так перед тобой виновата. Прости, что так получилось… Ты такой хороший, такой добрый, ты в тысячу раз лучше этого Димки Громова… Но люблю я его, а не тебя, и ничего тут уже не поделаешь».

– А ты что? – заглядывая Валентину в глаза, спросила Снегирева.

– Да ничего, – невесело улыбнулся тот. – Сказал только, что, если б я это от нее узнал, было бы честней, да и все. А через месяц, короче… Или нет, месяца даже не прошло. Недели через три, смотрю, сидит моя Анька возле вашей школы на лавочке вся в слезах, платочек мокрый в руках комкает. Я подхожу, в чем дело, спрашиваю. Она не ответила, убежала, короче. А потом узнаю на следующий день, что Анька в больницу загремела. Вены, прикинь, перерезать решила, да мать, слава богу, с работы пораньше отпросилась, иначе бы не спасли, и так крови до фига потеряла. Тут я и начал узнавать что к чему. Как чувствовал, что без Грома дело не обошлось. В общем, кинул он ее, Аньку мою. С какой-то девицей из педучилища спутался, а Аньку побоку. Подружка ее, Верка Томилина, рассказала, что, если б Гром ее просто бросил, ничего бы и не было, ну, поплакала бы, поубивалась, как это у вас, девчонок, обычно бывает, и успокоилась бы. Но он таким гадом оказался… Короче, подослал к Аньке эту самую девицу из педучилища, чтобы та сказала Ане, что Дима просит не досаждать ему звонками и что иначе он якобы вынужден будет обратиться за помощью к Аниным родителям и классной руководительнице, чтобы приняли надлежащие меры. Так и выразилась: «надлежащие меры». Верка говорит, что Анюта и правда бегала за Громом, даже после того как поняла, что он ее бросил, проходу ему не давала. Вообще-то это на нее не похоже, но иногда люди ведут себя странно, согласись.

Снегирева молча кивнула.

– Я в больницу каждый день ходил. Но она за все время ни разу слова не произнесла, – тяжело вздохнув, продолжал Валентин. – Лежит, в одну точку уставилась и молчит. А потом, как выписалась, родители ее в другую школу сразу перевели. Но это правильно, я считаю… Ну а я слово себе дал: отомстить за Аньку. Целый месяц готовился, даже в секцию самбо записался, выслеживал его, изучал, куда и какими дорогами он ходит, а тут ты, короче, как с неба свалилась…

– Слушай, – сосредоточенно сдвинув брови, протянула Снегирева. – Что-то я этого Громова не видела раньше в школе. Он в каком классе учится?

– В одиннадцатом, – ответил Валентин. – А не видела потому, что он раньше в другом районе жил, а сюда месяца два как перебрался, но, как видишь, не растерялся, сразу кипучую деятельность развел.

– А Аня в каком классе учится?

– Училась, – поправил Валентин. – В десятом «Б».

– А какая у нее фамилия? – допытывалась Снегирева.

– Солнцева. Аня Солнцева, – улыбнулся Валентин. – Классная фамилия, правда? Не то что моя. Анюта и впрямь на солнышко похожа, особенно когда смеется.

– Слушай! – так и подскочила Галина. – Так я ее знаю! Вернее, лично не знакома, но много раз видела… Она, кажется, у тебя спортсменка?

– Гимнастикой художественной с детства занимается, – подтвердил Валентин. – Ну как она тебе? Ничего девочка, да?

– Симпатичная, – согласилась Галина. – Скажи, а она тебе по-прежнему нравится, до сих пор?

– Не знаю даже… – Валентин отвел взгляд в сторону. – Нет, в самом деле, не знаю, – горячо заверил он. – Что-то, конечно, осталось… Но одно я знаю твердо: этот гад свое еще получит. К родителям он обратится! Нет, ну скажи, это ж какой сволочью надо быть, чтобы так унизить человека?!

– Слушай, Валь, да оставь ты его в покое. – Снегирева сдвинула брови и серьезно посмотрела на своего собеседника. – Считай, что слово свое ты сдержал. Я другого боюсь, как бы он тебя преследовать после этого случая не начал. Кажется, этот Гром ужасно разозлился…

– Еще бы! – оживился Валентин. – Ты же ему шнобель конкретно расквасила! Представляю, каким он завтра в школу явится! А за меня не бойся. Этот Гром трус, сегодня я в этом убедился. Ну сама посуди. Был бы он таким крутым, каким хочет казаться, испугался бы он девчонки?

– Да нет, пожалуй, – неуверенно пожала плечами Снегирева. – Хотя некоторые девчонки двум мальчишкам фору дать могут. Я не о себе, конечно. Но сейчас многие девочки на карате ходят, единоборствами разными занимаются… Я тут недавно по телику репортаж смотрела…

– Скажи, – перебил Валентин, – а почему ты в драку полезла? Ты всегда такая… самоотверженная?

– Да ты что! – замахала руками Галина. – Трусиха страшная! Поверишь, ни разу в жизни ни с кем не дралась… А сегодня… Сама, если честно, не знаю, что на меня нашло… Как-то в глазах все потемнело, в ушах звон…

И в эту секунду раздался звонок в дверь. Он прозвучал так неожиданно, что парень и девушка как по команде вскочили со своих табуреток. Испуганными глазами они смотрели друг на друга.

– Чего ты испугался? – шепотом спросила Галина.

– Не знаю, – тихо отозвался Валентин. – А ты чего?