Дружба у них была странная - так и не связала всех воедино. Алекс особо не дружил с Шумахером, который хоть и был частью "великолепной семёрки" (так их называли окружающие), но так в неё и не вписался. Как и Корзин.

Серёга... Не думал Алекс, что после шестнадцати лет дружбы тот подставит его. Не верил, что Серёга, тот самый Серёга, с которым Алекс прошёл огонь и воду, так легко всё перечеркнёт. Зачем? Почему просто не пришёл и не поговорил? Неужели его обида оказалась сильнее? Или в его поступке крылись иные, неизвестные Алексу причины и мотивы?..

Шуршание шин отвлекло Алекса от размышлений. Он длинно выдохнул. Не любил вспоминать прошлое, но оно приходило само. Долгое время кошмарами и адскими болями в спине. Теперь вот какими-то урывками, кадрами немого кино.

На стоянке остановился серебристый "Мерседес", из которого вылез Аристарх Матвеевич Белый. Ювелир, чьи работы знамениты на весь мир. Автор обручальных колец, которые Алекс носил на шее. Старик даже в свои семьдесят дал бы фору многим юнцам: загорелый, подтянутый, с новой пассией, моложе прежней и лет на сорок младше него самого.

Следом за Белым появился Игнат с сестрой Ольгой и племянником Даниилом. Парень невероятно походил на своего биологического отца в молодости: те же тонкие черты лица, что и у Шумахера, та же осанка, те же жесты. Да и характер унаследовал отцовский: взрывной, бесшабашный. Таким Алекс видел Шумахера перед уходом на войну, таким и постарался запомнить. Хотя в их последнюю встречу тот сильно изменился: посуровел, стал замкнутым, неулыбчивым. В желании обеспечить семью предал собственные идеалы и превратился из талантливого автомеханика и прирождённого гонщика в первоклассного снайпера. В наёмника, живущего от заказа до заказа.

Но Алекс сделал всё, чтобы никто не узнал, кем Шумахер стал на той грёбаной войне. На это ушло пятнадцать сложных, жестоких, страшных лет. И у него вышло. И вот пришло время отпустить Алексея Туманова, освободить его смутную душу. Отдать последнюю дань в благодарность за собственную жизнь.

Дождь усиливался. Барабанил по крышам дорогих машин, струйками стекал по стёклам. От колючего ветра слезились глаза.

Уже приехали все, кого Алекс пригласил. Почти все. Отсутствовали лишь два человека. Одним был профессор Лаптев, педагог и хирург. Он скончался неделю назад от инсульта прямо за рабочим столом. Так нелепо. Умереть на глазах у десятка профессионалов-хирургов. В больнице, напичканной высококлассным оборудованием.

А второй - Ирма. Алекс мрачно улыбнулся. Из-за неё он и устроил весь этот фарс с никому не нужными поминками. Был уверен, что она не сможет проигнорировать его приглашение.

-- И ты думаешь, она сбежит со свадьбы ради вести с того света? - издевался Сварог, хотя сам же и надоумил Алекса на эту затею.

-- Уверен.

-- Тогда ты кретин, Эльф, - смеялся Сварог, по привычке называя Алекса детским прозвищем. Как и тогда, когда неожиданно заявился к Алексу домой три года назад и сообщил, что его "заказали".

Сварог единственный, кто никогда не воспринимал друга Тумановым. Единственный, кто с самого первого дня убеждал Алекса, что Серёга Корзин непременно подставит, если узнает правду. Артём с Серёгой особо не дружили, частенько дрались по молодости. А потом неделями прохлаждались на больничных койках с очередным сотрясением или новым переломом. Ещё со школы, когда Сварог с Алексом повышали свой авторитет за счёт слабой малышни. Такой как Корзин. Поэтому Алекс относился к словам друга скептически. А зря; вышло именно так.

Леська сдуру рассказала своему ненаглядному, кем ей приходится Алекс на самом деле. Поведала и о его трудном детстве. Нет, она сохранила в тайне его истинное имя, но Серёга ведь не дурак. Нашёл-таки несоответствие в Леськиных откровениях с подлинной биографией Туманова, хотя их судьбы до определённого момента писались, как под копирку.

Шумахер, как и Алекс, в детстве пережил развод родителей и делёжку между отцом и матерью. Его так же воспитывал отец, который погиб в автокатастрофе. Только у Алекса отец погиб при аварии на шоссе, а у Шумахера - разбился в гонке. И жизнь с отчимом тоже была. Только в отличие от Алекса, которому отчим заменил родного отца, отчим Шумахера жестоко избивал пасынка. А он дурак никому не признавался, даже матери. Терпел, наивно полагая, что поступает как настоящий мужчина. А матери врал, что подрался в очередной раз. С четырнадцати лет он сам зарабатывал себе на жизнь и помогал сводной сестре больной ДЦП. Алекс же после смерти родителей и ставших регулярными запоев отчима заботился о Леське. Шумахер с утра до ночи вкалывал в автомастерской, мог собрать любой двигатель и мечтал стать гонщиком, как отец. Не судилось. Шумахер умер буквально на руках у Алекса. Нет, не так. Он умер у Алекса на плечах. Изуродованный ожогами и шрамами. Умер, так и не выполнив заказ. Пожертвовал жизнью ради того, кто никогда не был ему лучшим другом. А Алекс не только не сумел спасти его, но и украл его имя. И теперь Серёга мстил Алексу, что тогда в тех проклятых горах погиб его близкий человек...

-- О чём задумался? - Алекс резко обернулся на голос. За спиной стоял коренастый мужик в чёрном макинтоше и фетровой шляпе. Сварог. Тот всегда умел передвигаться неслышно. Хищник, крадущийся к ничего не ведающей жертве. Отголоски армейского прошлого.

Алекс в ответ неопределённо пожал плечами. Расстегнул куртку, подцепил пальцем золотую цепочку, и на ладонь упало тонкое обручальное кольцо Ирки. Одно - своё он отправил ей в качестве приглашения. Тоска мучительной болью сдавила грудь, осушила лёгкие, разорвала сердце. В один миг. Единой мыслью: "Она не пришла".

-- Я так и думал, - кивнул Артём, поравнявшись с Алексом. -- Ты почему трубку не берёшь?

-- Ты был прав, - севшим голосом произнёс Алекс.

-- Нет, Эльф, я ошибся. В ней.

Алекс вскинул голову, пристально всмотрелся в непроницаемое лицо друга. Дыхание перехватило и внутри всё оборвалось от обречённости в чёрных, как уголь, глазах Сварога.

-- Что?.. - только и смог выдавить Алекс, чувствуя, как озноб заставляет корчиться в конвульсиях измученную душу.

-- Похоже, Ирма убила Томилина...


...Открытые ворота насторожили Ирму. Кирилл всегда был очень предусмотрительным и держать ворота нараспашку (при практически всегда отвязанных "немцах") не стал бы. Собаки выдрессированы не хуже служебных и кидаться на простых прохожих не станут, но чем чёрт не шутит. От предчувствия чего-то нехорошего закололо в пятках, и Ирма на месте переступила ногами - настолько неприятно было, словно в туфли гвоздей насыпали. Сделав глубокий вдох, вошла в пестрящий разноцветными осенними цветами двор. С каждым шагом страх лишь сильнее сдавливал ледяными тисками сердце, вселял в душу ощущение неизбежности. Нет ни охраны, ни собак. Машина брошена поперёк подъездной дороги, чтобы никто не мог ни въехать, ни выехать. Все окна двухэтажного особняка из бело-красного кирпича занавешены. Дверь заперта. И тишина. Всеобъемлющая, давящая, навевающая панику.

Дрожащей рукой Ирма нашла в сумке ключи, которые всё забывала вернуть хозяину, всунула в замочную скважину и провернула два оборота. Щёлкнул замок. Ирма потянула на себя ручку и очутилась в прохладе тёмного коридора. В доме кто-то был. Кто-то чужой. Ирма почувствовала сразу, едва вошла. Пахло сигаретами, а Кирилл не переносил запах табачного дыма; никто не курил при нём, особенно в его доме. Почти никто. Только один человек имел привилегию - его партнёр. Но тот никогда не переступал порог этого особняка. Тогда кто осмелился закурить здесь? И куда все подевались? Вымерли, что ли? Ни охраны, ни водителя, ни прислуги. В мозг закрадывалось нехорошее предчувствие. Ирма проглотила подкативший к горлу комок и на непослушных ногах свернула вправо от входной двери - в столовую.

На длинном деревянном столе полукругом стояли три фото-рамки: справа с портретом Кирилла, слева - матери Ирмы, а по центру - пустая, но перевитая траурной лентой точно посередине. Ирма замерла на пороге. Холод разлился по венам.

Такое уже случалось. Не с ней, но происходило. В институте; в год, когда погибла староста их группы. Ирма своими глазами видела точно такие рамки на кухонном столе однокурсницы, только снимки в них были другие. Сокурсница тогда и не поняла ничего: посчитала чьей-то глупой шуткой, - и выбросила рамки в мусорное ведро. На вопрос: "Каким образом шутник проник в дом с сигнализацией?", - лишь отмахнулась. Мол, дружки младшего брата, с которым девушка постоянно грызлась. На следующий день её парень, который был на одном из снимков, выпал с балкона седьмого этажа. Несчастный случай. А ещё через день на старосту напал собственный ротвейлер. В итоге - разорванная сонная артерия и мгновенная смерть. Собаку усыпили, а случившееся вновь списали на несчастный случай. Дело закрыли. А слушать Ирмины россказни, что обе смерти были не случайны, никто не стал. Младший брат девушки клятвенно заверял, что никаких фотографий в глаза не видел, и никто из его друзей не шутил подобным образом. А рамки бесследно исчезли, словно и не было их вовсе. Ни в мусоре, вывоз которого намечался лишь через неделю, ни во дворе, ни в доме их не оказалось.

И вот теперь подобный трюк решили провернуть и с ней. Но кто? Тот же самый человек? Почему с ней? Если тогда Ирма могла предположить, что всё случившееся связано с Лидой Тюриной и её дневником, то сейчас-то что? К той истории Ирма не имела и не имеет никакого отношения. Или может дело не в ней, а в Кирилле? Может, он каким-то образом связан с теми гнусными приколами над влюблённой девочкой? Но как? И причём тогда Ирмина мать, чья фотография тоже стоит на столе?

Глухой короткий удар стал неожиданностью. Ирма дёрнулась в сторону, обернувшись, и выдохнула. От сквозняка захлопнулась входная дверь. В доме, обычно таком светлом из-за огромных, во всю стену окон, вдруг потемнело. По стеклу робко застучал дождь. Сизые тучи, затянувшие небо, раньше времени сбросили на город вечерние сумерки. Стало совсем гадко. Что же тут происходит, в самом деле? Где все?