Тут ее взгляд упал на столик, на неоконченные письма к деду – и слезы опять хлынули у нее из глаз. Никогда, никогда уже не будет она писать в Париж! Плохо сознавая, что делает, Тэсса резким движением сбросила на пол чернильницу и бювар [10] и выбежала из комнаты.

Росс как раз наливал в рюмку коньяк, когда в соседней спальне послышался шум. Поставив бутылку и рюмку на стол, он окликнул Тэссу и распахнул дверь к ней. В комнате никого не было, а на полу валялся раскрытый бювар; по ковру растекалась чернильная лужа.

В несколько шагов Росс пересек спальню и вышел в коридор. У лестницы стоял рослый лакей, обязанностью которого было будить Росса, если происходило что-то важное, и вопросительно смотрел на хозяина. Было ясно, что здесь Тэсса не появлялась. Росс поспешно направился к черной лестнице, и до его слуха донесся стук ее ночных туфелек.

– Тэсса, – позвал он. – Тэсса!

Она не ответила. Потом открылась и тут же захлопнулась входная дверь. Росс бросился следом за женой.

* * *

Молодая луна тускло освещала сад и парк Сэйл-хауза. Тэсса храбро нырнула в темноту. Она так часто гуляла здесь, что могла отыскать дорогу даже ночью. Девушка понятия не имела, куда ей направиться. Она просто шла той тропинкой, которая вела к ее любимой рощице. Миновав цветник, она оказалась на лужайке. Поскольку тут никаких препятствий (в виде, например, кустов или клумб) не рыло, она помчалась вперед, точно заяц, преследуемый гончими. Но она вовсе не искала укромное местечко, чтобы спрятаться, – ей и в голову не приходило, что Росс может искать ее.

И вдруг чья-то рука схватила ее за запястье, и знакомый голос сказал:

– Тэсса, дорогая, это неразумно. Пожалуйста, вернись со мною в дом!

Тут муж попытался привлечь ее к себе, но она глухо произнесла:

– Оставьте меня! Слышите? Оставьте! Будьте вы прокляты!

В ее голосе звучали такие боль и ярость, что Росс от изумления чуть ослабил хватку. Тэсса, воспользовавшись этим, ткнула его кулачком в плечо и бросилась прочь.

Теперь она решила скрыться от него в зарослях шиповника и ежевики. Колючие ветки хлестали ее по лицу, а когда она бралась за них руками, чтобы раздвинуть, ее ранили острые шипы. Потом капот зацепился за что-то, она вынуждена была остановиться, чтобы высвободить его, и в этот момент Росс опять настиг ее. Она накинулась на него, как загнанный в угол зверь, но муж не делал никаких попыток защититься от ее ударов, а только крепко обнимал. Дергаясь и извиваясь, Тэсса пробовала вырваться и бормотала нечто бессвязное, но гневное.

Он предал ее. Он обязан был все рассказать ей о дедушкиной болезни. Вот у нее совсем, совсем нет от него тайн – и теперь она жалеет об этом. Он всегда презирал ее. Ему было совершенно не важно, причиняет он ей боль или нет. Она тоже человек, и у нее есть чувства. Он ненавидит ее, вот-вот, именно так: ненавидит!

Она никак не могла остановиться, и Росс, по-прежнему крепко держа ее в объятиях, увещевал ее, как плачущего ребенка. Наконец поток упреков иссяк, и Тэсса начала еле слышно всхлипывать. Тогда муж взял ее на руки и прижал к груди. Тэсса прильнула к нему и затихла. Он нес ее домой, и оба молчали.

Оказавшись в Сэйл-хаузе, Росс положил свою драгоценную ношу на кровать в собственной спальне. Тэсса было запротестовала, но потом замолчала и отвернулась к стене. Ей было стыдно. Сама того не желая, она раскрыла перед ним душу, призналась в таких вещах, о которых стеснялась даже думать. Кем он теперь считает ее?

Росс понимал, в каком она состоянии, и попытался отвлечь от мрачных мыслей. Он сказал как ни в чем не бывало:

– Я сейчас позову кого-нибудь из служанок – надо же привести в порядок твою комнату. А пока выпей, пожалуйста, коньяк, который я тебе налил. Я знаю, ты не любишь его, но отнесись к нему как к целебной микстуре. Еще меня волнуют царапины у тебя на руках. По-моему, их надо немедленно промыть.

Его спокойный тон возымел действие. Немного погодя Тэсса, собрав все свои душевные и телесные силы, села на край кровати. Росс, казалось, был увлечен тем, что ворошил угли в камине, и даже не глядел в ее сторону. Тэсса была очень признательна ему за такую деликатность.

– Рюмка с коньяком стоит на столике возле кровати, – сказал он.

Она с сомнением взглянула на коньяк и осторожно сделала первый глоток. Сначала ей показалось, что она вот-вот задохнется, но потом стало легче, и девушка допила рюмку до конца. Глаза ее были опущены, и она не подняла их даже тогда, когда в дверь постучали. Это пришел слуга, который принес кувшин с горячей водой.

Росс водрузил на стол умывальный таз и налил в него роды из кувшина.

– Дай-ка мне взглянуть на твои руки, – попросил он.

На щеках у нее выступил румянец, но она послушно протянула ему руку. Он осторожно разогнул пальцы и принялся промывать глубокую царапину на запястье. На жену он не смотрел.

– Ты имела полное право рассердиться на меня, – наконец произнес он. – Я и впрямь мало думал о тебе и совсем не считался с твоими чувствами. Но поверь, что с некоторых пор все изменилось. – Покончив с одной рукой, Росс взялся за другую. – Я сам во всем виноват. Ты считала меня холодным и жестоким, но в действительности я совсем другой. Просто я боялся, что ты догадаешься, как я отношусь к тебе. Господи, ты не представляешь, чего мне стоили попытки вырваться из-под твоей власти!

Она удивленно взглянула на него. В его глазах светились кротость и участие, и Тэсса почувствовала, что рас-трогана до глубины души. У нее перехватило дыхание. От волнения комок подступил к горлу, и она судорожно сглотнула. Ей очень хотелось поверить, что Росс… что он любит ее… но она не могла.

Лорд Сэйл между тем продолжал:

– Да, я не рассказал тебе о болезни дедушки, и Александр тоже скрыл это от тебя. Но поверь, тебе непременно надо было уехать из Парижа, а если бы ты узнала правду, нам ни за что не удалось бы уговорить тебя. Прости за то, что наше решение причинило тебе боль.

Он уже промыл ей все ссадины и царапины, но не собирался выпускать ее руки из своих. Он очень внимательно разглядывал их, а потом тихо проговорил:

– Я любил Александра и скорблю сегодня вместе с тобой. Не было на свете человека, которым бы я восхищался больше. И я знаю, как сильно ты любила его, а он – тебя. А теперь я скажу главное: ты не одинока в этом мире. У тебя есть я. Твой дедушка просил, чтобы я всегда заботился о тебе, и я буду счастлив, если ты позволишь мне это.

Тут он поцеловал обе ее руки и поднялся с колен.

– Пойдем, – сказал он. – Я провожу тебя в твою спальню.

Тэсса поняла, что вот-вот заплачет.

– Росс, – попросила она, – ты не мог бы остаться со мной? Ты так хорошо знал моего дедушку, что наверняка сможешь многое рассказать мне о нем.

– Конечно, я останусь, если ты этого хочешь.

Тэсса громко всхлипнула, и он нежно обнял ее.

17

Тэсса очнулась, не понимая, где она находится. За окном стояла ночь, в комбате горели свечи. Было тепло, слишком тепло и душно, и у нее мелькнула мысль, что неплохо было бы открыть окно и впустить побольше свежего воздуха. У нее болело горло, удушье сдавило грудь, как будто… Затем к ней вернулась память, и Тэсса рывком села на кровати. Увидев, что Росс находится в комнате, она постепенно успокоилась.

Откинувшись на спинку кресла, он дремал у камина: у него были закрыты глаза, а ровное дыхание ритмично вздымало широкую грудь. Он снял пальто и шейный платок, и Тэсса видела выступающий кадык и пульсирующую на шее ниточку вены. Прядь белокурых волос упала ему на лоб, во сне черты лица смягчились. Теперь он казался ей почти юным и больше не внушал страха.

Тэсса поуютнее устроилась под одеялами и легла так, чтобы лучше видеть его. Сознание того, что он находится рядом, успокаивало ее. В то же время Тэсса с ужасом ожидала того мгновения, когда он проснется и ей придется посмотреть ему в лицо. Прошлой ночью она как ребенок рыдала в его объятиях, но ей вовсе не было стыдно за свое поведение, а вот своей откровенности она стеснялась.

Тихо застонав от сознания собственного бессилия, она откинулась на подушки и закрыла глаза. В минуту слабости она поведала ему все свои тайны, поделилась с ним самыми сокровенными мыслями и надеждами, которых не знала до него ни одна живая душа. Потрясение, вызванное известием о смерти дедушки, распахнуло дверь, которая, как она считала, была заперта навечно. Но Росс был таким участливым, таким терпеливым, что все ее детские унижения, все невзгоды и страхи прорвались наружу и выплеснулись бурным потоком эмоций. Но она ни в коем случае не хотела, чтобы он жалел ее.

«Ты не одинока в этом мире. У тебя есть я. Твой дедушка просил, чтобы я всегда заботился о тебе, и я буду счастлив, если ты позволишь мне это».

Тэсса боялась, что в этих словах она пытается найти слишком глубокий смысл, которого в них, возможно, и нет.

Вздрогнув, она открыла глаза и обнаружила, что Росс наблюдает за ней. Она все еще не могла глубоко дышать, и у нее саднило горло от вчерашних рыданий, но не из-за этого она молчала.

Росс пристально и строго смотрел ей в глаза, и сердце Тэссы тяжело забилось. Удары участились, когда он поднялся из кресла и, подойдя к кровати, остановился. Она не могла отвести от него взгляда – Росс словно гипнотизировал ее. Теперь она ощущала его присутствие совсем не так, как минуту назад. Он же не собирался утешать ее, это было видно по его глазам.

– Вчера, – сказал он, – ты упомянула о том, что, приехав к дедушке, собиралась начать новую жизнь. – Он испытующе посмотрел ей в лицо, а затем медленно наклонился, почти нависая над ней. – Ты можешь начать новую жизнь со мной, Тэсса? Ты можешь после нашей свадьбы подарить и мне новую жизнь?

Она лежала, не шелохнувшись, не в силах произнести ни слова. Огромная волна неизвестных доселе чувств поднялась у нее в груди, комом подступила к горлу, увлажнила ее глаза. В этом зеркале души Росс увидел ответ, которого ждал, и, наклонившись ниже, поцеловал Тэссу в губы.