– Доктор Гесселиус должен был утром ехать в Тэвисток, – сказала Софи в смятении. – Я слышала, как он говорил это вчера вечером у дома моего дяди. Сейчас он уже уехал. – Она и Эндрюсон беспомощно смотрели на Коннора.

– Пойду умоюсь, – обронил Кон и, обойдя их, направился к раздевалке.

– Идите с ним, – велела Софи Эндрюсону. – А после приведите ко мне в контору.

– Хорошо, мэм.

Видя, как он, окровавленный, идет нетвердой походкой к раздевалке, несколько рабочих, занятых на рудничном дворе, поспешили за ним и, пока Эндрюсон помогал ему снять заскорузлую от крови рубаху, стали расспрашивать, что случилось. Скрипя зубами от обжигающей боли, которую причиняла ледяная вода, попадавшая на свежие раны, он объяснил, что произошло. Никто не смеялся над ним; все давали советы, как и чем лучше лечить раны. Несколько ободренный, он застегнул чистую рубаху, которую Эндрюсон надел на него, и вместе они отправились через двор к конторе.

После яркого полуденного солнца в кабинете казалось сумрачно и относительно прохладно.

– Не знаю, куда она ушла, – пробормотал Эндрюсон, увидев, что комната пуста. – Ты сядь и подожди, а мне нужно кое-что сделать. – Он кивнул на прощание и скрылся.

Коннор с интересом оглядел кабинет; стены и полки со множеством предметов свидетельствовали о деятельности Софи Дин. Тут были геологические карты, образцы руд, схемы разрезов, книги по рудничному делу и поиску медных руд. В меньшем количестве, но более интересны были предметы личные: висящий на стене рисунок в рамке, изображавший – и теперь он был уверен в этом – ее отца, толстая, больше подходящая мужчине, ручка на чернильном приборе посреди обшарпанного письменного стола, рядом – выполненная любительской рукой, покрытая розовой глазурью глиняная гроздь – калины? – которой она прижимала бумаги. Слабый аромат роз не мог исходить от вазы с пурпурными цветами на подоконнике; аромат был неуловимее, чем у живых цветов, нежнее, и тем не менее он заполнял всю комнату – ее аромат.

Софи вошла, не вошла – влетела в кабинет, положив конец внимательному изучению интерьера, безмолвно рассказывающего о его хозяйке. Она принесла тазик с чистой водой; через руку у нее было перекинуто ослепительно белое полотенце, из чего он заключил, что в конторе у нее была отдельная туалетная комната.

– Садитесь, – велела Софи, ставя тазик на край стола и кладя рядом полотенце.

Вошел мальчишка, высокий, худенький, с волосами цвета соломы, и протянул ей пакет.

– Энни оставила это, мисс Дин, – сказал он; видно было, как ходит кадык на его тощей шее.

– Спасибо, Мэтью.

Мальчишка переминался с ноги на ногу, глядя, как она раскладывает содержимое пакета на столе.

– Мисс Дин?

– Слушаю тебя.

– В среду мне будет четырнадцать.

– Поздравляю, – сказала она озабоченно, подняв коричневую бутыль и рассматривая ее на просвет.

– Да нет, мэм, – вспыхнул Мэтью, – я о том, что теперь могу работать под землей вместе с отцом. Если вы дадите мне какую-нибудь работу.

– Ах, вот оно что. – Она бросила на него быстрый взгляд. – В таком случае скажи горному мастеру, что я разрешаю. И зайди ко мне в среду: обговорим оплату и прочее.

– Спасибо, мэм! – с ликованием воскликнул мальчишка, и Коннор, глядя на него, подумал, что сейчас он пустится в пляс от радости.

– На подземные работы вы могли бы взять его и в десять лет, – сухо заметил Коннор, когда мальчишка скрылся. Стараясь не морщиться, он снял с себя рубаху.

– По закону могла бы. Но на своем руднике я не посылаю детей под землю.

– Это очень благородно.

Она удивленно взглянула на него.

– Родители Мэтью не согласились бы с вами. В забое он мог бы зарабатывать втрое больше, чем сейчас на промывке руды. Они с радостью отправили бы его на подземные работы в девять лет. Подойдите сюда, пожалуйста. Мне будет удобнее, если вы сядете на стол. – Она сгребла бумаги, освободив угол стола; Коннор тяжело поднялся и подошел к ней.

Они вместе осмотрели раны. Он сильно ободрал бок, но с рукой, которую он, видно, рассадил об острый и неровный край доски, дело было посерьезнее – глубокая рана шла от локтя до подмышки.

– Кровотечение почти остановилось. Но придется тщательно промыть рану, поэтому может опять начать кровоточить.

– Не стоит этого делать.

– Вы мне не доверяете? – холодно спросила она, взглянув на него.

– Не особенно.

– Я уже делала подобные вещи. Когда Майкл Тейвист разбил себе руку молотком, я обработала рану и перевязала, не дожидаясь доктора Гесселиуса.

Он улыбнулся тому, с какой гордостью она это сказала.

– Ну, что ж, тогда приступайте.

– Не дергайтесь, сидите спокойно, даже если будет больно.

– Слушаюсь, мэм. – Он держался хорошо, как подобает мужчине, пока она не принялась класть на рану коричневатую и отвратительно пахнувшую мазь из бутыли.

– О-ох! Черт, что это такое?

– Не ругайтесь, пожалуйста.

Он крепко зажмурил глаза, которые предательски защипало.

– Что… за отрава?

Она взглянула на склянку в руке, потом на него и, неопределенно пожав плечами, ответила:

– Не имею представления.

Секунду они смотрели друг на друга, с трудом сдерживая улыбку. Но тут в открытую дверь кабинета вошел человек, помешав окрепнуть возникшему было хрупкому доверию.

Это был Дженкс, мастер: коренастый, мощный, с черной буйной бородой, которая топорщилась, когда он приходил в ярость. В штольнях ежедневно слышался его зычный голос, изрыгавший проклятия, знаменитые своей витиеватостью и грубостью, и Коннор недоумевал, как он умудряется смирить свой бешеный нрав перед хозяйкой-леди.

– Бригады Мердока и Бина не встретились, – не поздоровавшись, объявил он и бросил косой взгляд на Коннора, который должен был представлять собой странное зрелище; полуобнаженный, сидящий на краешке рабочего стола мисс Дин, покрытый ранами, кровоточащими от ее любительского врачевания. Дженкс прошел мимо них к противоположной стене, где висела огромная карта рудника, и ткнул толстым пальцем в переплетение тонких линий в левом нижнем углу карты. – Не встретились! – повторил он таким тоном, словно не мог поверить в это. – На шесть футов разошлись, жабы, провалиться мне на месте. – Он в сердцах стукнул ребром ладони по карте.

«Жабы? Провалиться на месте?» Коннор едва не рассмеялся, но прикусил язык, встретив пылающий гневом взгляд Дженкса.

Софи отложила кусок тряпицы, с помощью которого смазывала бок Коннора, и тоже подошла к карте. Коннор не видел в карте ничего интересного: множество вертикальных и горизонтальных линий, проведенных куском угля, неоднократно стиравшихся и прочерченных вновь. Софи и Дженкс обменивались торопливыми репликами, тыча пальцем в линии и чуть ли не уткнувшись носом в карту, словно это могло помочь исправить создавшееся положение. Хотя Коннор мало что понимал в горном деле, до него дошло наконец, что две бригады шахтеров одновременно пробивали штреки, одна сверху, другая снизу, перпендикулярно к жиле, чтобы, сойдясь в месте, где она залегала, совместными усилиями начать потом ее разработку. Они не встретились, что означало: взяв неверное направление, проходчики разминулись на целых шесть футов.

Неудивительно, что Дженкс был в такой ярости.

Софи и мастер были одного роста, но Дженкс тяжелее килограммов на сорок. Он был страшен в гневе – в этот момент от его приземистой фигуры словно искры летели; под землей шахтеры старались не попадаться ему на глаза, когда он бывал в бешенстве, но мало кто боялся его по-настоящему.

– Мистер Дженкс, – начала Софи, не обращая ни малейшего внимания на прямо-таки физически ощутимые разочарование и гнев мастера, – как такое могло произойти?

– Пока не знаю. Каждый валит на другого. Думаю, здесь больше вины Бина, но, может быть, они оба напортачили.

– Если они оба взяли неверное направление, то скорее всего причина неудачи – ошибка в техническом задании.

Дженкс беззвучно раскрыл рот, закрыл, и лицо его побагровело, как свекла. На лбу вздулась и пульсировала толстая жила. Коннор боялся, что голова Дженкса сейчас взорвется.

Софи повернулась к карте.

– Порода на юго-западном участке относительно мягкая. Сколько, по-вашему, понадобится времени, чтобы пробить перемычку между штреками?

– Неделя, – подумав, ответил Дженкс.

– Если идти с двух сторон?

– Нет, с одной. И конечно, угол заложения изменится.

– На сколько? – деловито осведомилась Софи.

– На три-четыре градуса. Может, на пять.

– Попробуйте изменить его на три градуса. И задействуйте обе бригады, идите с двух сторон и постарайтесь уложиться в четыре дня, если сможете.

Дженкс с ненавистью посмотрел на карту, потом метнул косой взгляд на Софи.

– В четыре дня?

– Если сможете.

Жила на лбу Дженкса запульсировала медленнее и наконец вовсе исчезла.

– Хватит и трех с половиной.

– Еще лучше.

– Я устрою соревнование. Скажу им, что бригада, которая первой подойдет к месту встречи, получит дополнительные полкроны на человека за каждый фут. – Он опустил крупную лохматую голову и, спохватившись, добавил:

– Если вы согласны.

– Ну конечно, согласна, мистер Дженкс. Это вы хорошо придумали. Поздравляю вас!

Если бы Коннор не видел это собственными глазами, он никогда бы не поверил: Дженкс, от которого не дождаться было доброго слова, который вечно бранился, вдруг расплылся в довольной ухмылке, показав крепкие белые зубы.

– Что с тобой? – на ходу спросил он Коннора, направляясь к двери.

– Поскользнулся на доске и провалился в дренажную яму на сороковом уровне.

– Гм! – И даже не кивнув на прощанье, Дженкс вышел из кабинета.

Софи вновь повернулась к карте. Перед Дженксом она вела себя спокойно и невозмутимо, но теперь стояла, озабоченно покусывая губу, уперши одну руку в бок, а другой накручивая на палец локон.

– Что, все это очень серьезно?