Себастьян смотрел, как она опускается на колени в траву и распаковывает корзину. Она протянула ему покрывало, ответила на улыбку, когда их пальцы соприкоснулись и замерли на миг. Пока он разворачивал большой квадрат хлопковой ткани и расстилал его на земле, Захира вынимала еду. Она принесла им круглый плоский хлеб, сыр и вино. В корзине были и фрукты — за вычетом персика, который она вынуждена была отдать своему отцу. Но она не позволила себе размышлять об этом и дальше.

Отбросив мысли о Синане и ожидавшем ее неприятном деле, Захира преломила хлеб и предложила кусок Себастьяну, присевшему рядом с ней. Он наверняка был голоден, потому что быстро расправился с едой, набросившись на нее, как мальчишка, который все еще растет и кости которого требуют пищи. Ей было приятно наблюдать за самыми простыми вещами, ведь этот день останется выжженным в ее памяти на целую вечность. Ей хотелось выжать из этого дня все, сделать этот день последним, и, несмотря на то что она была не в состоянии сосредоточиться на стратегии и диверсиях, когда Себастьян достал из корзины доску для шатранджа и предложил ей игру, Захира согласилась.

Она счастливо наблюдала, как он расставляет фигуры, наслаждалась движениями его сильных пальцев, которые быстро и четко ставили каждую фигурку на соответствующую ей клетку.

— Леди, вперед, — сказал он, когда последняя пешка заняла свою позицию. Он лежал, опираясь на локоть и вытянув на покрывале свои длинные ноги, скрестив лодыжки в высоких кожаных сапогах.

Захира смотрела на новую игру и оставила авангард белых пешек, помедлив над ним, а затем двинула вперед фигурку в виде лошади пророка.

— Вы сегодня безжалостны, моя леди?

Она рассмеялась над шуткой, хотя на самом деле чувствовала себя какой угодно, но не безжалостной. Он с вызовом взглянул на нее и двинул черную пешку в притворной войне на доске. Преимущество они удерживали по очереди, силы были равны, и играли они часто, а Себастьян обладал врожденным талантом к игре — навыки он отточил, когда они играли наедине в его покоях, и каждая потерянная фигурка означала штраф в виде поцелуя, а за победу в партии штраф назначал победитель. Захира покраснела при мысли о том, сколько партий она проиграла ему на последней неделе и сколько из них не случайно.

— Мне жаль мешать тому, от чего вы так мило улыбаетесь, миледи, но, кажется, вы оставили без защиты своего ферзя. — Он двинул одну из фигурок и надежно запер ее на клетке. От его улыбки у нее кружилась голова. — Сожалею, любовь моя.

— Ха! Пожалел сокол мышку, — ответила она, поддерживая тон и отвечая шутливо возмущенным взглядом. Она оценила доску трезвым взглядом, затем двинула коня глубже в его ряды, в отместку забрав его неудачливую пешку.

Взгляд Себастьяна был прикован к ней, и пока она забирала потерянную им фигуру, чтобы отставить ее, она ощутила его чистый мужской интерес так же явно, как солнце, согревавшее ее кожу сквозь шелк одежды. Он потянулся к ней, взял ее за руку и поднес к губам. Поцелуй послал волну желания по ее телу, но она не могла нервно не оглянуться, не могла не выдернуть руку, когда встретилась с осуждающими и крайне недовольными взглядами группы мусульманских матрон.

— Да пусть глазеют, — сказал он, когда она потупилась, смущенная, и села на пятки. — В Англии не считалось бы неприличным для джентльмена поцеловать руку своей леди в общественном парке.

Захира почувствовала, что улыбается в ответ.

— В Англии вы еще и едите с ножа, и танцуете у костров, как взбесившиеся в полнолуние животные.

Себастьян искренне расхохотался.

— Нам не настолько недостает воспитания, миледи. У нас есть свои традиции, как и у вас здесь, есть парки и сады для удовольствия, есть места высокого образования. Хотел бы я показать вам их. Думаю, вам понравится Англия.

Как легко было забыть, что у него была другая жизнь, привилегированная жизнь, далекая от раскаленной пустыни и суровых горных пиков, которые она считала своим домом. Та жизнь, в замках и во дворе, где ждали его любящие сородичи, не должна была вызывать у нее сожалений при мысли о том, что однажды он будет вынужден вернуться домой.

— Я уверена, там чудесно, — сказала она с легким сожалением. — Тебе, наверное, не терпится вернуться.

— Не так уж не терпится, миледи. — Он равнодушно пожал плечами, но взгляд его оставался серьезным. — Англия обладает многими достоинствами, но там нет шатранджа.

Захира улыбнулась.

— Эту проблему легко решить. Я вчера видела на базаре купца, который продавал чудесную доску с фигурами из слоновой кости…

— Там нет тебя.

Вначале она подумала, что ослышалась. И застыла на месте, в силах лишь смотреть на серьезное выражение его лица, а сердце ее словно сжали невидимые тиски.

— Меня? Милорд, я…

— Поехали со мной, — сказал он, когда ее голос прервался и покинул ее. — Когда закончится эта война, даст Бог, я выживу, и я хочу, чтобы ты вернулась со мной в Англию. Ко мне домой, в Монтборн.

Ошеломленная, пристыженная, потрясенная тем, что он ей предлагал, — тем, чего она не могла принять, — Захира почувствовала, как ее голова медленно движется из стороны в сторону. Она обхватила руками живот, в котором словно свивался стальной узел.

— Себастьян, я… Я не знаю, что сказать.

— Скажи, что поедешь со мной. — Он протянул руку и мягко заставил ее посмотреть на него. — По крайней мере пощади мою гордость и подумай об этом.

Захира улыбнулась, несмотря на огромную тяжесть на сердце.

— Ох, Себастьян, — прошептала она, — ты понятия не имеешь, что значит для меня твоя просьба. То, что ты так хорошо обо мне думаешь…

— Я думаю, что ты лучше всех, миледи. И я прошу, потому что люблю тебя.

— И я люблю тебя, — ответила она, охрипнув от прилива эмоций. — Я люблю тебя, Себастьян… так люблю.

— Ну что ж, у нас отличное начало, — ответил он с улыбкой. Он наклонился и поцеловал ее.

Захира закрыла глаза, сожалея о том, чего никогда не сможет получить, чего никогда не сможет узнать. На миг, растворившись в его поцелуе, в руках, которые ее обнимали, она почти поверила, что однажды сможет жить с ним вместе. Она почти поверила, что существует способ каким-то образом быть с ним вместе.

В убежище рук Себастьяна она почти могла поверить, что их любовь окажется сильнее Рашида ад-Дин Синана, и это была опасная вера, опасная мысль. Подобная мысль могла стоить Себастьяну жизни, а этого она хотела избежать любой ценой, пусть даже навсегда потеряв его любовь.

— Я должна идти, — сказала она, высвобождаясь из его объятий, пока еще могла найти в себе силы уйти от него.

Он вскинул бровь.

— Ты уйдешь сейчас, не закончив партии? Вы никогда раньше не отступали перед вызовом, миледи.

— Сегодня Шаббат, — сказала она, прижавшись к нему лбом. — Третий призыв вот-вот прозвучит, и мне действительно пора на молитву.

Это был выдуманный предлог, но Себастьян не стал возражать. Протестующе зарычав, он отпустил ее.

— Мы закончим эту игру — и наш разговор — сегодня вечером. Договорились?

Захира коротко кивнула. Он поднялся на ноги и помог ей уложить доску для шатранджа и фигуры. Пока она собиралась и бросала объедки чайкам, Себастьян встряхнул и свернул покрывало, укладывая его в корзину. Обнимая ее за талию, он вышел из спокойного парка и проводил ее к кипящему хаосу улицы.

— Я провожу тебя до дворца, — сказал он, когда она промедлила, готовясь прощаться.

— Нет. В этом нет нужды, — ответила она. — Тут недалеко. Все будет хорошо.

— Ты уверена?

Твердо кивнув, она погладила его по лицу, наслаждаясь ощущением его сильной щеки под ладонью.

— Увидимся вечером, мой лорд.

Она кивнула, прежде чем он сумел что-то ответить, и отступила в поток прохожих на улице.

Себастьян ждал там, где она его оставила, и наблюдал, как Захира смешивается с толпой, направляясь по улице ко дворцу. Он удивил ее предложением отправиться вместе с ним к нему домой, в Англию, но больше удивился этому сам. Но он был честен в каждом слове и теперь, произнеся все вслух, не собирался покидать Святую землю без нее.

За его спиной кто-то позвал его, отвлекая от дворца и направления, в котором исчезла Захира. Он узнал голос Логана, когда расслышал густой акцент в голосах солдат. Шотландец патрулировал город с группой других рыцарей, выполняя приказ следить за порядком в загруженный мусульманский праздник.

Себастьян повернулся, чтобы поприветствовать друга, но тут что-то другое привлекло его внимание. Он резко взглянул направо, откуда шло ощущение опасности. Лучи полуденного солнца слепили, отражаясь от черепичных крыш. Но что-то там было, спрятанное в толпе. Пара ледяных черных глаз наблюдала за ним, пристальный прямой взгляд скрывался в мешанине тех, кто отводил глаза, прятал их в складках вуалей и куфий.

Мог ли это быть тот странный старик, который столкнулся на улице с Захирой? Он показался странно знакомым, а его скрытное поведение почему-то казалось враждебным. Себастьян прикрыл глаза ладонью, чтобы лучше рассмотреть толпу. Он вглядывался в спешащих, болтающих людей, но глаза — и морщинистое седобородое лицо, которое он собирался рассмотреть, — уже исчезли.

— Проклятье, — выругался он, безуспешно всматриваясь в толпу. Логан вынырнул рядом с ним, но он не сразу его заметил.

— Что-то не так?

— Мне показалось, что я увидел что-то… точнее, кого-то. — Себастьян провел ладонью по волосам и оскалился.

Логан проследил за направлением его взгляда и покачал головой.

— Уже больше недели все тихо, друг мой. Ни намека на проблемы, а ведь мы их искали. Судя по всему, нужного человека мы убрали вместе с Халимом и его шайкой фидаинских собак.

— Да ну? — спросил Себастьян. — Я не уверен. Иногда меня это беспокоит.

Шотландец фыркнул.

— Ну, по крайней мере, мы можем утешаться фактом, что Львиное Сердце вне опасности, под нашей охраной в Ашкелоне.