Он не собирался ждать доказательств. Его рука инстинктивно сжала рукоятку меча. Себастьян рванул лезвие из ножен и повернулся к чужаку.

— Иисус Христос! — прошипел он, когда острое лезвие в последний момент остановилось у основания тонкой, скрытой вуалью шеи.

Глаза Захиры над краем вуали были широко раскрыты от удивления, но она не закричала и не упала в обморок. Она действительно едва двигалась, почти не дышала, лишь стояла перед ним, не моргая, словно действительно ожидала от него смертельного удара. И он расслышал отчетливый вздох облегчения, пускай и тихий, когда с приглушенным проклятием опустил оружие.

— Что, Бога ради, вы здесь делаете? — требовательно спросил он, его голос звучал грубо из-за осознания того, что он мог с ней сделать. Его взгляд скользнул от ее плеча к участку покрытого ковром пола в центре его покоев. Там множество подушек были собраны так, чтобы сформировать мягкое ложе, а позади них лежал молитвенный коврик, развернутый, словно им недавно пользовались. Рисунок на ткани был направлен в сторону Мекки, в направлении которой все добропорядочные мусульмане посылали свои молитвы Аллаху.

Себастьян в замешательстве оглянулся на Захиру.

— К чему это?

Она смотрела на его голую грудь. Видимо, Захира осознала это одновременно с ним, она моргнула и подняла подбородок, чтобы прямо взглянуть ему в глаза.

— Милорд?

— Кто разрешил вам войти в мои личные покои?

— Ваш слуга, милорд, — просто ответила она. — Он привел меня сюда несколько часов назад, сказав, чтобы я прислуживала вам во всем, что вам заблагорассудится. — Она опустила глаза, внезапно смутившись. — Я предположила, что это тоже было вашим желанием.

Прежде чем он смог признаться себе в том, что не мог придумать ничего более соблазнительного в этом мире, Себастьян подошел к открытой двери и проорал имя Абдула. Сарацин в тюрбане появился несколько мгновений спустя, слегка задыхаясь оттого, что бежал на призыв из неведомого места, в котором его услышал.

— Да, господин?

— Я правильно понял, что ты без моего разрешения привел леди Захиру в мои личные покои?

Черные глаза Абдула посмотрели на нее, затем скользнули вверх на сердитого лорда франков. Он сглотнул.

— Я… да, господин.

Себастьяну стоило большого труда не повышать голос.

— Объяснись.

— Что ж, я… после того, что случилось этим утром, хозяин, я предполагал, я подумал, что ее присутствие будет вам приятно…

— Приятно? — прорычал он.

Схватив Абдула за руку, Себастьян силой вывел слугу в коридор.

— Бога ради, Абдул. Она приблизилась ко мне сзади, и я едва не отрубил ей голову.

Слуга вздохнул.

— Это моя вина, господин. Мне не следовало предполагать, что знаю ваши желания. Простите меня. Я просто подумал, раз уже теперь она принадлежит вам…

— Принадлежит мне? — злобно повторил Себастьян.

Он покачал головой, уверенный, что недопонял.

— Захира не рабыня, Абдул. Она свободный горожанин, как и ты. Она никому не принадлежит, и я не буду держать ее здесь против ее воли — в моих покоях или где-либо еще.

Лицо слуги стало серьезным, слишком серьезным, с точки зрения Себастьяна.

— Господин, — сказал он мягко. — Она ваша. Разве вы не слышали, что ее брат сказал в саду несколько часов назад? В глазах араба эта женщина теперь принадлежит вам. Вы заплатили за нее золотой цепью, которую отдали ее брату.

Себастьян внезапно вспомнил злость, которая подтолкнула его швырнуть свой геральдический кулон в Халима. Он сделал это в качестве оскорбления, это был способ избавиться от человека прежде, чем броситься убивать брата Захиры у нее на глазах. Он пожалел о своем решении, как только сорвал кулон и отправил его в полет. Теперь появился новый страх.

Настороженный из-за того, что услышал, Себастьян посмотрел на Абдула.

— Ты говоришь, что я заплатил за нее, как платят за раба?

— Нет, не за раба, — серьезно ответил Абдул. — За невесту.

Глава шестая


Должно быть, лицо Себастьяна выглядело пугающим, поскольку арабский слуга немного побледнел, взглянув на него.

— Это твое понимание шутки, Абдул? Я предупреждаю тебя, что не вижу здесь ничего смешного.

— Господин, я не шучу. Ее брат сказал, что от госпожи Захиры отреклись. Теперь она здесь с вашего позволения, как ваша неве…

Себастьян взглядом заставил Абдула замолчать.

— Это смешно. — Он отказывался признавать, что, защищая Захиру этим утром, он мог неосознанно привязать себя к ней. — У нее где-то должны быть еще родственники, которые примут ее, — вяло ответил он Абдулу. — Узнай, кто они, и проследи, чтобы ее незамедлительно доставили к ним.

— Как прикажете, хозяин. — Слуга хотел было что-то сказать, но покачал головой. — Я увезу ее из дворца при первой возможности.

— В чем дело? — спросил Себастьян, увидев сомнение в глазах Абдула. — Ты считаешь, я поступаю неправильно?

— Нет, хозяин, я бы никогда не оспорил ваше решение. Это не мое дело.

— Тем не менее… — подтолкнул Себастьян.

Абдул мгновение колебался, будто все еще не был уверен, стоит ли ему высказывать свое мнение.

— Я просто боюсь того, что с ней может случиться, если ее заставят уехать, хозяин. Видите ли, арабские женщины очень гордые. Они ставят гордость превыше всего — даже их собственных жизней. Многие бы выбрали смерть, чем позор быть отвергнутой.

— Отвергнутой? — с раздражением выдохнул Себастьян. — Это лагерь армии, Абдул. Это не место для нежных барышень, особенно барышень мусульманской веры. Я уверен, что леди Захира будет чувствовать себя намного лучше и намного счастливее, когда вернется к своей родне.

Абдул поклонился.

— Конечно, хозяин.

Сама логика требовала от Себастьяна просто уйти и покончить с этой темой. Он знал, что может рассчитывать на Абдула, который выполнит его приказ, несмотря на какие-либо личные сомнения. Что касается Захиры, за короткое время, проведенное с ней, Себастьян видел намеки на скрытую в ней силу. Она не казалась ему женщиной, придерживающейся старых понятий гордости и бесчестия. А если и так, какое ему до этого дело?

Против воли он обернулся, чтобы заглянуть в комнату, где она все еще находилась. Она стояла в дальнем конце большой комнаты, застыв перед высокими открытыми окнами. Спина ее была повернута к двери, позвоночник гордо выпрямлен. Со всей присущей ей гордостью она ожидала решения относительно своей судьбы.

— Проклятие, — тихо ругнулся Себастьян.

— Господин?

Он отвернулся и встретил ждущий взгляд Абдула.

— Просто уведи сейчас леди из моей комнаты. Я считаю, лучше оставить ее в покое до завтра. Этим вечером я лично объясню ей ситуацию, чтобы быть уверенным, что она поняла.

Абдул поклонился.

— Хорошо, господин.

Беседа в коридоре велась приглушенными голосами, но, несколько сосредоточившись, Захира смогла разобрать кое-что из их разговора. По милостивой воле Аллаха, дворцовый слуга Абдул взял на себя роль ее защитника от сурового хозяина, разъяснив, как он привязал себя к ней, заплатив Халиму за ее руку. Франкский капитан, казалось, испытывает к этой идее то же отвращение, что и она, но ее миссия зависела от того, чтобы он принял этот факт, и она не могла даже мечтать о союзнике лучшем, чем ничего не подозревающий Абдул. И если его просьба не склонит франка к решению оставить ее во дворце, то ничто другое уже не поможет.

Она попыталась отрешиться от тревоги, узлом свивавшейся внутри при мысли о том, что ей придется провести некоторое время в присутствии капитана. Она все еще видела удивление, а затем огромное неудовольствие в его серо-зеленых глазах, когда ее оставили в его личных покоях. Она была потрясена скоростью, с которой убийственный кончик его широкого меча рванулся к ней, пусть и повинуясь всего лишь отточенному воинскому инстинкту.

В той атаке не было ни капли сострадания, только твердая решимость и безупречный контроль, который остановил лезвие всего в волоске от смертельного удара. Ее горло все еще чувствовало холод его меча, и она знала, что придет день, и она снова почувствует этот холодный удар.

Волею Аллаха сначала она познает победу над ненавистным франком и их королем.

Эта мысль заставила ее улыбнуться, когда она повернулась лицом к Абдулу, вошедшему в покои без своего хозяина франка. Снаружи, в коридоре, прогрохотали тяжелые сапоги, звук чеканных широких шагов эхом прокатился по плиткам пола и стих вдали, удаляясь вместе с равнодушно уходящим капитаном.

— Вы отправитесь со мной, госпожа? — спросил Абдул, безуспешно пытавшийся скрыть неловкость за обычным вежливым выражением. — Мой хозяин считает, что вам будет удобнее в другом месте.

Захира приподняла бровь.

— Он сказал тебе выпроводить меня, Абдул?

— Он пожелал, чтобы до конца этого дня я оставил вас в покое, — ответил слуга, явно пытаясь ее успокоить.

Она не была уверена, что может полностью поверить в его доброту, но когда он взял молитвенный коврик и подушки, которые предоставил ей, и затем проводил до двери, охотно последовала за ним. Он отвел ее в другую комнату, расположенную в том же коридоре, всего в дюжине шагов от просторных покоев капитана. Она была меньше, чем те королевские апартаменты, но светлой и чистой, меблированной только покрытой шелком кроватью и длинным диваном, который изящно устроился под большим окном, закрытым от палящего солнца затейливо плетенной железной решеткой.

Абдул повернулся и увидел, как она улыбается, входя в комнату.

— Она вам понравилась. Я рад, госпожа.

Ей не нравилось, когда он обращался к ней так. Госпожа. Это заставляло ее чувствовать, что ее место здесь, словно она каким-то образом стала принадлежать этому дворцу, как и он сам.

Как может этот араб, которому, казалось, хватало и ума и здравого смысла, согласиться служить лорду франков? У него не было одежды или татуировок, отмечавших раба, и по отсутствию полосатого пояса — зуннара — на его талии нельзя было сказать, исповедовал ли он огненную веру западных армий.