Люблю я по грязи пройтись вечерком!

Когда вдохновенье наполнит мой дом…

И так далее, и тому подобное, целых двадцать пять строчек, начисто лишенных смысла. К счастью, Деларош их тут же забыл, но в тот день потерял кучу времени, слушая причитания бездарного поэта.

Замминистра снова взглянул на канцелярский нож. Пожалуй, Уиттелсби стоит повесить, даже если он не окажется Пурпурной Горечавкой.

Деларош уже собирался отправить караульного за четырьмя агентами, как из бескрайнего моря полученной за день информации вспомнилась одна новость. Вчера в Париж вернулся англичанин. Тот самый, что поспешно покинул столицу Франции, когда у Гастона похитили секретные сведения. Этот человек уже привлекал внимание замминистра, равно как и большинство парижан. Однако в данном случае интерес был повышенный, причем настолько, что Деларош лично следил за этим джентльменом в течение двух недель и беседовал с ним по крайней мере на восьми приемах у мадам Бонапарт. Без особых результатов, если не считать оживленного спора о смысле некоторых строчек «Илиады». В конце концов пришлось отпустить англичанина с миром, ведь решительно все свидетельствовало о том, что он тот, за кого себя выдает, — ученый до мозга костей, совершенно не интересующийся политикой.

И все же… Совпадения дат не давали Деларошу покоя.

Прежде чем вызвать агентов, замминистра добавил в список еще одно имя.

Лорд Ричард Селвик.

Глава 13

Лорд Ричард Селвик лениво разглядывал собравшихся в Желтом салоне Тюильри. Да, немногое изменилось за две недели отсутствия. Страшно хотелось ослабить элегантно повязанный галстук — в зале было нестерпимо душно от чрезмерного количества свечей и людей. Полуодетые женщины порхали от одной группы к другой, словно мотыльки. Только, как заметил Ричард, в отличие от бабочек дамы предпочитали держаться от света как можно дальше. Даже Жозефина выглядела старше, чем хотела казаться, поэтому слуги задрапировали зеркала кремовым тюлем и зажгли розовые свечи, но и в их неярком свете были видны ее дряблые густо нарумяненные щеки.

Из противоположного конца зала раздался грубый смех, и Селвик стал с любопытством осматриваться, пытаясь отыскать источник звука. Марстон! Лицо Жоржа раскраснелось от спиртного и жары, он стоял, облокотившись одной рукой на каминную полку, а другой интенсивно жестикулировал, обращаясь к теплой компании, состоящей из Мюрата и еще пары молокососов в военной форме, увешанных медалями, которые в свои юные годы они просто не могли заслужить.

Может, пойти узнать, в чем дело? Нет, толкаться среди потных надушенных тел пока не хотелось. Судя по грубому хохоту, Марстон рассказывает пошлые анекдоты.

Селвик достал монокль. Так, обычный флирт полуголых женщин и разодетых мужчин. Беглого взгляда достаточно, чтобы понять, почему французы постоянно жалуются на скуку.

— Это что за провинциалки с Балькуром? — толкнув Ричарда в бок, спросил Виван Денон. — Кажется, у девушек неплохой вкус, но что за платья!

Денон, возглавлявший научную экспедицию в Египет, сейчас руководил созданием музея во дворце Лувра и отличался весьма оригинальными эстетическими взглядами. Особенно в отношении женщин. Его элегантная любовница, мадам де Креми, стояла неподалеку, изредка бросая на Денона томные взгляды. По крайней мере Ричард надеялся, что они предназначались Вивану, — мадам де Креми не в его вкусе.

Ему нравятся совсем другие девушки… Проследив за взглядом Денона, Ричард увидел Амели Балькур, державшую под руку брата. Скуки как не бывало! Мисс заметно нервничала и, как впервые участвующая в скачках лошадь, беспокойно озиралась по сторонам. Балькур остановился, чтобы поприветствовать Лор Жюно, а о своей сестре, похоже, не очень беспокоился. А вот и Джейн с мисс Гвен, компаньонка что-то шепчет на ухо Амели, которая грустно улыбается. Ричард улыбнулся в ответ, хотя она на него даже не смотрела.

— Прежде чем пускать в Тюильри, девушек из провинции нужно сначала загнать к портному и парикмахеру, — заявил Денон.

— Что касается этих молодых особ, то им повезло еще меньше, они англичанки, — сухо сказал Ричард.

— Ну, тогда все ясно! — Денон беззастенчиво разглядывал Амели и Джейн. — Тяжелые ткани, бесформенные силуэты, вне всякого сомнения, из Англии. Может, в качестве жеста доброй воли направить к ним наших портных?

Ричард вовсе не считал платье Амели бесформенным. Конечно, оно не такое облегающее, как наряды француженок, которые предпочитали тончайшие ткани, а о нижних юбках вообще не вспоминали. Подолы обильно смачивались водой, чтобы ткань липла к ногам. Сколько женщин зимой умирало от воспаления легких! И все же француженки считали, что сексуальность гораздо важнее здоровья.

Изящное, с завышенной талией платье девушки скорее скрывало фигуру, чем выставляло напоказ, зато давало волю мужскому воображению.

— Даже если одеть их во французские платья, они все равно останутся англичанками, — с восхищением проговорил Ричард.

По-своему истолковав его слова, Денон покачал головой:

— Как печально!

Представив сестру мадам Жюно, Балькур стал пробираться к Жозефине Бонапарт, которая, словно королева, сидела в дальнем конце зала. Денон продолжал рассуждать о полном отсутствии вкуса у англичанок, приводя в качестве примера пурпурные страусовые перья в седом пучке мисс Гвен. Ричард почти его не слушал, наблюдая за Амели.

Выражение ее лица менялось каждую минуту. Беременная мадам Кампан ее явно заинтересовала. Вот в низком поклоне согнулся Жорж Марстон. Амели недоверчиво посмотрела на ярко-синий сюртук, а потом, заслонившись веером, что-то прошептала Джейн. Девушки засмеялись. Вот Жозеф Фуше и Гастон Деларош, мрачные, словно вороны в стае белых голубей. Амели присела в реверансе, а на лице отразилось едва заметное отвращение. Наконец она увидела Ричарда и от неожиданности наступила на свой подол.

Заминка вышла небольшая, никто ничего не заметил, но Селвик обрадовался. Приятно, когда тебя замечают! Амели быстро поправила юбки и пошла дальше, гордо подняв голову, чтобы не видеть Ричарда. Так, значит, она не желает его знать? Ладно…

Денон снова толкнул Ричарда:

— Вы что, знаете этих англичанок?

— Нет, то есть да… Пару дней назад мы вместе прибыли из Дувра. Это родственницы Балькура. Одна из них — его сестра, вторая — кузина, а драконша с пурпурными перьями — их компаньонка.

— Une femme formidable![19] — выпалил Денон, с тревогой глядя на перья мисс Гвен. — Дружище, мне очень вас жаль. В этих англичанках нет ни грамма шарма. Они не понимают, что флирт — это искусство. Представляю, как скучно было на пакетботе!

— Нет, вовсе нет! Зря вы так! — запротестовал Селвик. То, что они повздорили с Амели, еще не означает, что он может быть к ней несправедлив. — Мисс Балькур — невысокая, темноволосая, прекрасно начитанна и имеет собственное весьма оригинальное мнение о влиянии египетского искусства на греческое.

Прищурившись, Денон посмотрел вслед девушке.

— Значит, она, как вы их называете… синий чулок?

— Нет, не думаю, — задумчиво проговорил молодой лорд, разглядывая темные кудри Амели. — Даже не знаю, как ее назвать, — чуть слышно добавил он.

— Может, оригиналкой?

Виван так внимательно разглядывал девушку в монокль, что его любовница бешено замахала веером.

— Да уж, оригиналка! — Ричард с трудом подавил улыбку, вспомнив, как Амели сравнивала революционеров с каннибалами. — Стопроцентно!

На другом конце зала, дожидаясь очереди засвидетельствовать свое почтение мадам Бонапарт, Джейн шепталась со свой стопроцентно оригинальной кузиной.

— Слушай, у тебя шея не затекла?

— Он все еще на меня смотрит?

— Нет! — возмущенно выдохнула мисс Вулистон. — Знаешь, ты ведешь себя просто нелепо!

— Не хочу с ним разговаривать! Он меня раздражает!

— А если притвориться, что его не видишь, то разговаривать не придется?

— Именно!

— Девочки, шептаться очень невежливо! — возмутилась мисс Гвен.

Заслонив лицо веером, Амели закатила глаза.

Страшно хотелось размять затекшую шею, однако мисс Балькур переборола себя и, укрывшись за веером, стала размышлять о прогрессе в поисках Пурпурной Горечавки. Точнее, об отсутствии прогресса. На сегодняшнем приеме удалось подслушать по крайней мере десять бесед. В результате выяснилось, что месье Мюрат задолжал портному, а мадам Рошфор состоит в любовной связи с лакеем или, возможно, с грумом (женщина в зеленом тюрбане, рассказывавшая историю подруге, не уточнила). Однако за исключением того, что энергичная мадам Рошфор может знать Пурпурную Горечавку, вся эта информация была бесполезна.

А что касается самого шпиона… Подавляющее большинство гостей были французами. Если Горечавка не просто копирует сэра Перси, то его имя указывает на национальность. А англичан было всего двое. Первый, мистер Уиттелсби, с длинными волосами и несвежими манжетами, едва завидев Джейн, бросился перед ней ниц и на ходу сочинил «Оду принцессе в лазоревых туфельках». Очень мило, хотя и бездарно. К счастью, на помощь пришла мисс Гвен, наступившая поэту на руку. Несчастный взвыл от боли на середине второй строфы. Конечно, такое амплуа может быть маскировкой, но… Амели нахмурилась.

Второй, мистер Жорж Марстон, как и его имя, был англичанином лишь наполовину, но его яркий сюртук казался не менее отталкивающим, чем жирные патлы мистера Уиттелсби. Однако в голубых глазах Марстона полыхал огонек, показывающий, что человек этот не так прост, как кажется.

Белая пухлая рука брата выхватила веер.

— Мадам Бонапарт, позвольте представить вам мою сестру, мадемуазель Амели де Балькур, — по-французски сказал Эдуард.

Амели присела в глубоком реверансе, а мадам Бонапарт вежливо кивнула. Мило улыбнувшись девушке, Жозефина заговорила по-французски: