– Но у французской короны много собственных драгоценностей. Золотые шкатулки, бриллианты вашей матери и бабушки, картины, статуи, наконец…

– Я распродаю ценности короны в течение вот уже шести лет и начал заниматься этим еще до того, как стал королем. А раньше много чего продал мой дед. Многие произведения искусства, выставленные на обозрение, на самом деле являются лишь копиями. И очень многие драгоценности – подделки, стразы.

– Вы не имели права без спроса брать то, что принадлежит мне.

Он впервые поднял на меня глаза.

– А если бы я попросил, разве вы отдали бы мне свой драгоценный камень?

– Нет. Никогда.

– Естественно. Вот почему мне пришлось украсть его. Меня заверили, что сделанная копия – высочайшего качества. Я думал, что вы ничего не заметите. Я бы ни за что сам не предложил заложить «Солнце Габсбургов», если бы Некер не был знаком с человеком, который уже давно мечтал заполучить его. Женевец, богатый биржевой торговец. Он предложил уплатить все проценты по нашим долгам в обмен на бриллиант. В то время я еще надеялся, что у нас будет возможность расплатиться с ним и выкупить бриллиант, через год или два. Теперь я в этом сомневаюсь.

Я пришла в неописуемую ярость. Я была очень зла на Людовика, на месье Некера, на министров, которые ненавидели i меня и, должно быть, пришли в полный восторг оттого, что составили план, как лишить меня любимой драгоценности.

– Я хочу получить его назад, – вот все, что я смогла сказать в тот момент. – Найдите возможность сделать это, каким угодно способом.

Я повернулась и ушла, оставив Людовика одного, живое воплощение вселенской скорби. Я вернулась в свои апартаменты, все еще кипя от гнева и возмущения, и мне потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться хотя бы немного. Вызвав к себе Лулу и Софи, я отдала необходимые распоряжения относительно ведения моего хозяйства.


13 января 1781 года.

Я много думала о том, как Людовик обманул меня и заложил «Солнце Габсбургов». Но потом поняла, что веду себя чересчур эгоистично и думаю только о себе.

Да, Людовик оказался обманщиком. Ему следовало прийти и честно объяснить, почему у него не осталось другого выхода, кроме как заложить бриллиант. А ведь он еще и дождался, пока я уеду на край земли, в Швецию, и только тогда осуществил задуманное. С другой стороны, я ведь тоже не была безгрешна, путешествуя с любовником и наслаждаясь временем, проведенным в его объятиях. И хотя вероятность этого была неизмеримо мала, и я рисковала публичным скандалом. В самом деле, не будь Аксель столь осторожен во время наших любовных утех, я могла бы подвергнуть опасности самое существование династии. Милая матушка, если бы она была жива и узнана правду обо мне и Акселе, непременно обвинила бы меня в супружеской измене и предала порицанию Комитета нравственности.

Отец Куниберт заявил бы, что мне прямая дорога в ад.

Людовик вор, обманщик и слабодушный человек. Но и я неверная жена, столь же лживая, как и он. И я тоже проявила слабость, поддавшись своей любви к Акселю.

Получается, что мы оба виновны, и винить можем только самих себя.


14 января 1781 года.

Вчера я исповедалась, после чего направилась к Людовику, который как раз прилег отдохнуть. Я обняла его и сказала, что прощаю его за то, что он заложил «Солнце Габсбургов». Я также попросила у него прощения за ошибки и слабости, которые проявила по отношению к нему.

Он разрыдался в моих объятиях, да и я немного всплакнула. По правде говоря, я очень привязана к Людовику и жалею его за то, что ему приходится играть неблагодарную и насильно навязанную роль короля.


18 января 1781 года.

Аксель со своим полком отправляется в Америку. Перед отъездом он пришел попрощаться, и мы оба знали, что, быть может, более никогда не увидимся. Многие офицеры погибают в бою или умирают впоследствии от ран и болезней. Еще больше их остается увечными на всю оставшуюся жизнь.

– Любовь моя, то, что я собираюсь сказать, может шокировать вас, – сказал мне Аксель перед уходом. – После того как я покину вас, серьезно обдумайте мои слова и запомните их. Дело вот в чем: Людовик болен. Его умственное здоровье оставляет желать лучшего. Такие люди очень непостоянны и неустойчивы, и их якобы безупречное здравомыслие может пойти прахом в любую минуту. Не так давно это произошло в Англии с королем Эдуардом, и очень легко подобное может случиться и здесь. Если Людовику станет хуже и доктора решат, что ему следует отойти в сторону, чтобы на трон сел принц Станислав, я хочу, чтобы вы помнили, что вас и принцессу-цесаревну, – так он всегда называл Муслин, – всегда ждет теплый прием в Швеции. У меня.

Он вручил мне небольшой лист бумаги. На нем была написана фамилия военного поставщика в Париже. Аксель сказал, что я всегда могу передать ему сообщение через этого человека. А в случае безотлагательной необходимости я всегда могу отправиться ко двору короля Густава, который с радостью даст мне приют.

– Иосиф тоже будет рад видеть меня у себя в Вене, – напомнила я Акселю.

– Если только отношения между Австрией и Францией не улучшатся, я бы настоятельно советовал вам отправиться к шведскому двору.

Прощание с Акселем ранило мне душу – сердце мое разрывалось от тоски и печали, но я была рада, что он уезжает и на какое-то время уходит из моей жизни.

Я постараюсь не слишком скучать о нем и не слишком беспокоиться о его безопасности, и не думать о его мягких любимых глазах, его ласковых руках, его страстных поцелуях – я изо всех сил постараюсь быть хорошей и верной супругой.

Я буду очень стараться.


10 марта 1781 года.

Щеки у меня порозовели, и я снова стала похожа сама на себя. За прошедшую неделю я очень проголодалась и отправила Эрика в Швецию, чтобы он привез мне оленьего сыра, который я полюбила, пока была в этой стране. Я бы приказала ему привезти и морошки, вот только для нее сейчас не сезон.

Людовик принес мне корзинку своих любимых пирожных со сладким кремом и миндальными орехами в сахаре, покрытых густой шоколадной глазурью. Вместе мы съели их все до единого, и, естественно, потом нас обоих стошнило.


21 марта 1781 года.

Я снова беременна. Пока об этом еще никто не знает, если не считать доктора Буажильбера, Софи, Лулу и, конечно, Людовика. Граф Мерси, у которого имеются собственные осведомители при моем дворе и который постоянно пытается выудить дополнительные сведения у доктора Буажильбера, тоже, вероятно, догадывается об этом, потому что, завидев меня, улыбается с заговорщическим видом.

Мы скоро объявим о моей беременности, может быть, уже в следующем месяце.


22 апреля 1781 года.

Через несколько месяцев к нам с визитом снова должен прибыть Иосиф. Он очень доволен тем, что я жду ребенка, и говорит, что на этот раз обязательно должен быть мальчик. Ах, если бы я еще получила весточку от Акселя!


12 мая 1781 года.

Шарло заявился в Маленький Трианон в своем зеленом экипаже и предложил отвезти меня на скачки, но я отказалась, сказав, что поездка наверняка будет беспокойной, и что я боюсь потерять ребенка. Он побыл у меня некоторое время и выразил свое восхищение реставрационными работами, которые я затеяла наверху. Я переделываю несколько комнат в древнегреческом стиле. Шарло рассказал мне о потрясающих экспериментах, проведенных месье Монгольфьером. Этот досточтимый господин способен поднять в воздух гигантский шар из полотняной материи, который некоторое время парит над домами и полями, а потом снова опускается на землю. Шарло горит желанием привязать себя к этому шару и подняться вместе с ним.


3 июня 1781 года.

Наконец-то я получила известия от Акселя. Он жив и здоров, некоторое время назад воевал в Каролине, где британцы захватили несколько важных городов. Сейчас он в Вирджинии.


20 июня 1781 года.

Сегодня за обедом Муслин вздумала распевать песенку о братце Жаке и бросила тарелку с супом в свою няню. Я уже говорила ей, что скоро у нее, быть может, появится маленький братик или сестричка (о Боже, только не это!), и эта новость чрезвычайно ее расстроила. Она почти все время капризничает и не слушается.

Если бы матушка была здесь, то пришла бы в ужас от моей неспособности повлиять на собственную дочь. Мама всегда была тверда со мной и моими братьями и сестрами. Если мы плохо вели себя, нас на несколько часов ставили в угол на лестничной площадке, связав за спиной руки, а после наказания на ужин мы получали лишь хлеб с молоком. Конечно же, я могу отругать или упрекнуть Муслин, но не проявляю при этом должной строгости, а о том, чтобы оставить ее без еды или как-то иначе ограничить ее свободу, и речи быть не может. Мне остается только надеяться, что она когда-нибудь перерастет. Людовик говорит, что он был совершенно неуправляемым ребенком. Скорее всего, Муслин пошла в него. Неужели и следующий ребенок будет столь же непослушным?

Людовик отправился охотиться и собирать растения в Компьенский лес, взяв с собой только Шамбертена, секретаря и камердинера. Он приглашал с собой и меня, но я отказалась.

Я знала, что король попросту забудет обо мне, а я буду сходить с ума от скуки. Он воображает, будто я стану помогать ему! собирать травы, а потом мы вместе будем читать книги о лесной флоре. Как же мало он меня знает! И это после стольких лет совместной жизни…

Я сказала ему, что должна подготовиться к приезду Иосифа.


1 июля 1781 года.

Сегодня я получила большую пачку писем от Акселя! Он писал мне каждую неделю, но не имел возможности отослать письма вплоть до апреля, когда ему представилась возможность отправить их с офицером, возвращавшимся во Францию на борту корвета «Валькирия». У берегов Бреста корабль налетел на мель, и офицер утонул, но какой-то солдат нашел с низку писем и отправил их в Версаль.