Я не могла не рассмеяться, на что он, видно, и рассчитывал, и, поскольку он замолк, я попросила продолжить повествование.

— Мой отец Мередидд обладал свирепым нравом, — снова заговорил Оуэн Тюдор. — Стоило кому-нибудь сказать что-то ему не нравящееся, как он тут же хватался за меч. И, конечно, мало кто удивился, когда стало известно, что отец убил человека. Так просто, почти ни за что.

— О Боже!

— Увы, миледи, это произошло, но еще до моего появления на свет. После этого он бежал вместе с матерью на север Уэльса, и там, в тени нашей великой горы Сноудон я родился.

— А когда выросли, то покинули Уэльс и пошли на службу к королю Англии? — спросила я.

— Да, судьба сложилась именно так, и я благодарен ей, миледи. Вы знаете, как часто бывает — вы знакомы с одним человеком, тот знаком с другим… Через них, как по ступенькам, поднимаешься к самому приятному для тебя делу… а то и к славе… Моя бабка по отцу связана родством с великим Оуэном Глендовером, который в свое время принес много пользы Англии. Его сын вступил в армию короля Генриха, куда привел и меня.

— И с тех пор вы служили королю?

Он посмотрел на меня и честно сказал:

— Да, и до сих пор считаю, мне крайне повезло в жизни, и горжусь своей близостью к королю Генриху. О лучшей доле я не мог мечтать.

— Приятно слышать, — заметила я. — Но мне кажется, такой бывалый воин, как вы, не может все время не стремиться на поле боя. А вы сейчас здесь… — Я понимала, что повторяюсь, но мне так хотелось, чтобы он признался, что здесь он потому, что я ему не безразлична. О, эти невинные женские уловки, как далеко они могут нас завести.

— Миледи, — сказал он очень серьезно, — мне нравится здесь больше, чем где бы то ни было в целом свете! Я имел честь говорить вам об этом.

Это могло показаться грубой лестью, если бы я уже немного не знала Оуэна. Кроме того, он ведь валлиец с романтической душой, видимо, свойственной этому народу, а выбор слов у поэтов и романтиков не всегда продиктован смыслом и во многом зависит просто от красоты сочетания звуков, от их музыкальности.

Я продолжала радоваться каждой нашей встрече, предвкушая их. Они уводили мои мысли прочь от гнетущего страха потерять сына.


Снова со мной Маргарет, вдова герцога Кларенса, одного из братьев Генриха. Так приятно видеть эту милую женщину, а также ее дочь от первого брака, Джейн.

В этот раз Маргарет показалась мне куда спокойней и умиротворенней, чем в первый, когда носила траур по своему погибшему супругу. Она уже свыклась со своей вдовьей судьбой, все ее мысли обратились к дочери.

Мне бывало хорошо в их обществе, я чувствовала, что тоже излечиваюсь от потрясения, причиненного смертью Генриха, и по ночам молилась, прося Господа исцелить меня быстро и надежно.

Появился в Виндзоре и еще один гость. Хотя не знаю, правильно ли так называть человека, ставшего на долгие годы узником.

Я говорю о Джеймсе I, короле Шотландии. Он продолжал быть пленником Англии, а шотландцы по-прежнему отказывались платить выкуп за его освобождение из этой почетной ссылки.

Джеймс оказался отменным собеседником, с ним я чувствовала себя легко и просто. Почти как с Оуэном Тюдором.

Шотландец понравился мне еще два года назад, с первой минуты, как я его узнала. По мере того как у меня появилась возможность видеть его чаще, ибо он находился рядом со мной и Генрихом во время нашего торжественного въезда в Париж, я стала питать к нему самые добрые чувства. Мой супруг взял его тогда с собой во Францию в надежде, что тот сумеет убедить шотландцев, вступивших во французскую армию, выйти из нее и перейти на сторону англичан или вообще не воевать. Насколько я знаю, эта миссия Джеймса не оказалась успешной, но сам он принял участие в нескольких битвах, сражаясь бок о бок с Генрихом, совершенно забыв о старинной вражде между шотландцами и англичанами. Да и немудрено: он ведь находился в Англии к тому времени около девятнадцати лет, с девятилетнего возраста. К нему относились как к королю. Только свобода его была ограничена. Не мог он и вернуться в Шотландию. Хотя, по правде говоря, у меня создалось впечатление, что он и не очень хочет этого. Положение на границе между обеими странами оставалось почти все годы напряженным; с Джеймсом здесь хорошо обращались, свою родную страну он почти забыл, тоски по ней не ощущал; как его там встретят — не знал… К чему ему стремиться туда?

Да и в детстве, насколько я узнала из его рассказов, он воспитывался у графа Нортумберлендского, где изучал вместе с его внуком, известным впоследствии под кличкой Генри Горячая Голова, некоторые науки, и главным образом военное искусство.

Как Джеймс стал английским пленником? Он охотно поведал мне об этом.

Его старый больной отец оказался уже не в состоянии управлять Шотландией, и десятилетнему Джеймсу предстояло стать королем, а вернее, пешкой в игре сторонников различных партий. Чтобы избавить ребенка от возможных последствий междуусобной борьбы, отец решил отправить его во Францию, где тот мог находиться в сравнительной безопасности. Но корабль, на котором плыл наследник шотландского престола, захватили англичане и препроводили судно в английскую гавань. Так Джеймс стал пленником, если его можно таковым назвать, и с тех пор — уже около двадцати лет — все ожидает, что Шотландия даст за него выкуп. Но она не торопится, а сам Джеймс не спешит возвращаться в страну, которую почти не помнит и которой он вряд ли будет нужен.

Такими вот историями развлекал меня милый Джеймс довольно часто. А также охотно читал отрывки из длиннющей поэмы о своей жизни, которую не переставал писать долгие годы. Поэма казалась мне трогательной и весьма занимательной.

Я очень привыкла к Джеймсу, мне хотелось, чтобы наше совместное приятное и мирное пребывание в Виндзоре длилось как можно дольше.

И здесь, в Виндзорском замке, им суждено было встретиться и полюбить друг друга. Я говорю о Джеймсе и Джейн, дочери леди Кларенс.

Помню, мы с Джеймсом стояли у окна в моей комнате и смотрели в сад, когда Джейн появилась на дорожке.

Она подняла голову, увидела меня, Джеймса и поклонилась, слегка улыбнувшись.

— Какая прелестная девушка! — сказал Джеймс, и его горячность немного удивила меня.

— Мне тоже так кажется, — согласилась я.

— Кто она?

— Дочь герцогини Кларенс. Ее отца звали Джон Бофорт, граф Сомерсет.

— А, Бофорт…

— Да. Он первый муж герцогини. Бедная Маргарет потеряла двух мужей!

— Это очень печально, — вежливо согласился Джеймс.

Вскоре подвернулся удобный случай, и я познакомила его с Джейн, которая, судя по всему, совершенно очаровала Джеймса. Не могу сказать того же о Джейн. Впрочем, возможно, ей лучше удавалось скрывать свои чувства. Однако постепенно я стала замечать, что и она не на шутку увлечена молодым мужчиной. Они не сводили глаз друг с друга, не замечая никого вокруг.

Я поделилась своими наблюдениями с матерью Джейн.

— Мне кажется, — сказала я, — Джеймс влюбился в вашу дочь. И, если не ошибаюсь, чувства его не безответны.

— Хотела бы надеяться, что это не так, — услыхала я в ответ.

— Но почему, Маргарет? Разве Джеймс не достоин счастья? Бедняга! Столько лет в плену.

— Его темница не лишена удобств, — язвительно возразила она.

— Если Джейн выйдет за него замуж, она станет королевой Шотландии.

— Королевой без короны… Владычицей без трона.

— Когда будет заплачен выкуп, Джеймс сможет вернуться к себе на родину.

Маргарет презрительно фыркнула.

— Эти варвары-шотландцы никогда не расстанутся со своими деньгами!

— Джеймс совсем непохож на варвара, — горячо возразила я. — И рано или поздно он будет в Шотландии.

— Зачем? Он ведь стал совсем англичанином.

— Но, Маргарет… Неужели вас не радует любовь двух молодых людей? Неужели вы откажете своей дочери в том, что может составить ее счастье на всю жизнь?

— Не знаю, — сдержанно отвечала она. — Надеюсь, до этого еще дело не дошло…

Но, по моим наблюдениям, молодые люди горячо полюбили друг друга. Настоящую любовь не скроешь. И я искренне радовалась за них и завидовала им. Такого между мной и Генрихом не случилось. Он был добрым, мягким, любящим… Но не таким… О, чего бы я только ни отдала, чтобы быть любимой так, как любил Джеймс!..

Я удостоилась доверия влюбленных: оба заговорили со мной о своих чувствах.

— Мы собираемся пожениться, — твердо сказал Джеймс.

— Желаю вам самого большого счастья в мире! — ответила я.

Джейн порывисто обняла меня.

— Ничто не в силах изменить наше решение! — воскликнула она. — Никакие запреты не остановят нас!

— Желание наше быть вместе мы воплотим в жизнь, чего бы это ни стоило! — поддержал ее слова Джеймс.

— Нисколько не сомневаюсь, — сказала я, — но все же не торопитесь. Лучше, если дождетесь королевского выкупа. Надеюсь, это вскоре произойдет.

— Этого не случилось за все двадцать лет, — с горечью возразил Джеймс. — Думаете, их обрадует, что я полюбил англичанку?

— Но ведь должны они наконец вернуть себе своего короля?

— Как вы все еще наивны, Екатерина, — сказал Джеймс. — На каждого желающего моего возвращения найдется двое противников этого. Такова жизнь.

— И все-таки будем надеяться.

— Что же еще остается?..

Так проходили мои дни в Виндзоре тем летом. Я стала потом называть их золотыми, и с полным к тому основанием: те, что последовали за ними, оказались куда более тревожными и опасными.

А пока что людей, осуществлявших правление страной, по-прежнему беспокоила женитьба Хамфри Глостера на Жаклин Баварской и связанные с этим осложнения. Я же продолжала наслаждаться тем, что мой маленький сын все время со мной; с удовольствием и радостью взирала на трогательную влюбленную пару — Джеймса и Джейн, и так же радостно, как и прежде, мне было видеть во дворце Оуэна Тюдора и слышать его музыкальную речь.