Лаура Гурк - Тайные желания джентльмена

Дождь прекратился, и выглянуло солнце. С улучшением погоды исчезла и ее хандра. Она выпрямилась, оттолкнувшись от парапета, выбросила из головы мысли о прошлом и направилась к остановке подземки «Темпл», чтобы ехать домой. Только на полпути к Мейфэр она вспомнила, что так и не обсудила с Филиппом подробности майского бала.

«Ничто не изменилось», - думал Филипп, наблюдая из окна конторы, как она идет вдоль набережной. Неудовлетворенное желание, которое он почувствовал в тот вечер на балконе, вернулось с новой силой, захлестнув его жаркой волной. Он ощущал его почти как физическую боль, и ему, как и две недели назад, пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы не последовать за ней.

Хотя он всегда пытался сделать вид, будто дело обстоит по-другому, он был ничуть не меньше брата восприимчив к ее чарам. Оба они были готовы следовать за ней по пятам, помани она их хоть пальчиком. Тот факт, что он до сих пор сохранил такую предрасположенность, вызывал раздражение.

Она остановилась и стала смотреть куда-то за реку, а он попытался вспомнить, когда у него возникла эта глупая потребность быть рядом с ней, но так и не смог вспомнить. Возможно, эта потребность появилась у него в тот момент, когда он впервые увидел эти огромные светло-карие глаза, уставившиеся на него из ветвей плакучей ивы, или, может быть, когда она ударила по крикетному мячу и промазала, к удовольствию остальных ребятишек на деревенской лужайке. Конечно, в те дни все было просто и невинно. Это было всего лишь желание находиться рядом с девочкой, у которой красивая улыбка, с которой весело, которая прилично играла в шахматы и умела заставить его смеяться.

В то лето, когда ему исполнилось семнадцать, все стало гораздо менее невинным. Год назад умер его отец, и он после окончания Итона приехал, чтобы провести каникулы в Кейн-Холле и обследовать поместья, прежде чем отправиться в Оксфорд. По прибытии он узнал, что Мария тоже приехала домой. Но это была совсем другая Мария, сильно отличавшаяся от той, которая уехала во Францию четыре года тому назад. За время ее отсутствия с ней произошло волшебное преобразование, и неуклюжая, тоненькая, как былинка, девочка, которую он знал, исчезла, превратившись в сказочное существо с атласной кожей, мягкими алыми губками и парочкой идеальной формы грудок.

Именно тогда он начал мечтать о ней, мечтать о том, чтобы поцеловать ее, прикоснуться к ней. В то лето он частенько просыпался ночью, сгорая не только от желания, но и от стыда, потому что даже в семнадцать лет он знал правило: джентльмен не трахает дочерей слуг.

Когда Лоренс, тоже приехавший домой из школы, признался, что его тоже посещают такие же мысли о ней, Филипп нокаутировал младшего брата ударом в челюсть, что потрясло их обоих. Эту тему они больше никогда не обсуждали.

«Ты стал другим после смерти твоего отца».

Она, конечно, ошибалась. То, что он изменился по отношению к ней, было правдой, но она неправильно поняла причину этого. Не смерть его отца и не тот факт, что Филипп год назад получил титул маркиза, были причиной того, что он стал сторониться ее в то лето, когда она возвратилась домой, и начал обращаться с ней, как со служанкой, а не как с другом. Причина этого заключалась в том, что быть с ней друзьями стало недостаточно, а стать чем-то большим было бы невозможно.

Филипп считал само собой разумеющимся, что Лоренс все это тоже понимает, однако осознал, что был абсолютно не прав, когда через два года приехал однажды домой после инспекционной поездки по поместьям.

Лоренс в то лето, окончив Итон, вернулся домой на каникулы, и Филипп вскоре обнаружил, что его брат сильнее, чем прежде, увлечен Марией. Он увидел, как эта парочка флиртовала друг с другом возле беседки в розарии. Они шептались и обменивались слишком интимными взглядами, что было абсолютно несовместимо с разницей в их социальных статусах. Сам Филипп отчаянно старался держаться от нее подальше и, с головой погрузившись в дела, связанные с поместьями, не хотел верить в то, что происходящее - это не просто легкий флирт. Когда же он узнал через одного болтливого слугу, что они затевают свадьбу «с побегом», он был вынужден признать, что на многое закрывал глаза, принимая желаемое за действительное. А будучи маркизом Кейном, он понимал, что от него требует его долг.

На набережной внизу Мария шевельнулась, и он сразу же вернулся из прошлого в настоящее. Она отвернулась от реки и, прислонившись спиной к парапету, взглянула вверх. Он испугался, что она может увидеть, как он наблюдает за ней из окна. Но нет, она смотрела на Сомерсет-Хаус, и у него отлегло от сердца. Он снова мысленно вернулся к событиям прошлого.

Странно, подумал он, закрывая глаза, что все происходившее в тот день в Кейн-Холле помнится ему словно в тумане, кроме нескольких моментов наедине с ней в его кабинете. Он почти не помнил разговора с Лоренсом, хотя в мельчайших подробностях помнит разговор с ней. Помнит, как она стояла в кабинете, и ее волосы так ярко блестели под лучами летнего солнца, падающими из окна, что он поморгал глазами. Помнил слезы, покатившиеся по ее лицу, когда он сказал о решении Лоренса расстаться с ней. Помнил свой голос, намеренно холодный и безразличный, чтобы скрыть бушевавшую в нем ярость, когда он заставлял ее дать то фатальное обещание. Помнит ее дрожащую руку, которой она взяла банковский чек из его протянутой руки.

Неимоверным усилием воли он прогнал из головы картины прошлого и, открыв глаза, обнаружил, что она все еще стоит на набережной. Его рука потянулась к ней, как будто для того, чтобы прикоснуться к ее лицу, но пальцы наткнулись на холодное оконное стекло. Черт возьми, почему она стоит там под дождем без плаща и зонта? Неужели у нее нет ни капли здравого смысла? Ему хотелось спуститься вниз и втащить ее в дом, где тепло и сухо, но он не мог этого сделать. И не сделает. Куда она идет и что она делает, его не касается.

Приложив ладони к оконному стеклу, он закрыл глаза, представив себе, что он прикасается к ее теплой, шелковистой коже, и на несколько коротких мгновений позволив фантазии овладеть собой.

На сей раз, когда он открыл глаза, она уже ушла. Он отвернулся от окна, напомнив себе, что эта фантазия никогда не станет реальностью.

Как и обещал Филипп, на следующий день Мария получила папку отпечатанных на машинке бумаг с подробностями, касающимися предстоящего бала, и перечень других благотворительных мероприятий, для которых она будет исполнять работу кондитера. Кроме майского бала, там были перечислены еще один бал такого же масштаба в конце сезона, а также обед, котильон и барбекю на открытом воздухе. Мистер Фортескью указал также дату и время каждого мероприятия, но забыл упомянуть, когда Филипп желает встретиться с ней, чтобы обсудить дальнейшие подробности.

Она послала одну из своих служанок в соседний дом с запиской, где просила как можно скорее назначить встречу для утверждения выбранных ею десертов для майского бала и обсуждения требуемых количеств. На следующее утро она получила через его секретаря ответ, в котором говорилось, что он целиком и полностью полагается на ее выбор. Ей было сказано, что милорд полностью доверяет ее суждению и что в личной встрече для этой цели нет необходимости.

«Полная свобода действий - это великолепно», - подумала Мария, но Филипп такой требовательный, что ей хотелось бы поточнее знать, что именно он ожидает. Ей нужна была дополнительная информация: тематика мероприятия, какие именно блюда будут подаваться и в какую сумму следует уложиться. Она отправила ему еще одну записку, где попросила дальнейших указаний.

На сей раз ответ ей принес лакей по поручению месье Бушара, шеф-повара милорда, который сообщал ей, что будет рад обсудить меню с мадемуазель Мартингейл и ждет ее у себя в кухне завтра, в половине девятого утра.

Было совершенно ясно, что Филипп хотел по возможности не иметь с ней дела и перекладывал общение с ней на плечи персонала. Ее это, конечно, устраивало. Пока она не познакомилась с месье Бушаром, после чего все превратилось в сущий ад.

Шеф- повар, коренастый, лысеющий мужчина небольшого росточка с чудовищных размеров черными усами и еще более чудовищным мнением о собственном кулинарном гении, был бы рад воспользоваться помощью мадемуазель в подготовительной работе. Он был уверен, что самая заурядная английская девушка сможет приготовить приличное пирожное или приемлемый пирог с капустой -черт побери! - но что касается остального, это придется делать ему лично.

Посмотрев на самодовольную ухмылку месье Бушара, Мария, возможно, в тысячный раз подумала, почему, интересно, главные повара всегда преисполнены восторга перед собственной гениальностью.

- Значит, это все, что мне нужно будет делать, месье? Делать бисквитные коржи и сдобные булочки?

Он одарил ее лучезарной улыбкой, как наставник сообразительную ученицу.

- Можно еще выпекать длинные батоны хлеба, мадемуазель. И готовить хлебную и бисквитную крошку. И, когда это мне потребуется, присылать ее сюда. Уж будьте уверены, что я использую ее для создания самых изысканных десертов, какие только можно вообразить.

Иными словами, она будет делать всю черную работу, а он получать похвалы.

- Так дело не пойдет, - сказала Мария с самой очаровательной улыбкой. - Вижу, что вас не ознакомили с условиями, так что позвольте мне сделать это. Милорд назначил меня кондитером для этого бала, и именно я буду готовить десерты, месье. - Улыбка исчезла с ее лица. - Все до одного.

- Вы? - Он окинул ее взглядом с ног до головы и расхохотался. Он огляделся вокруг, и члены его персонала тоже принялись хохотать, следуя его примеру. - Но это невозможно, малышка, - снисходительно сказал он по-французски. - Вы совсем дитя.