Джорджетт Хейер - Тайные наслаждения

– Вздор! Пустяковая царапина! – заявил Никки, пытаясь вырваться из их цепких рук.

– Сидите смирно, мастер Никки! – сказала миссис Барроу. – Скорее всего, пуля застряла в ране! Но кто в вас стрелял? Святые угодники, куда катится мир? Барроу, не стой здесь с раскрытым ртом! Сейчас же принеси мне бренди мистера Евстасия! Ох, что за несчастье!

Тем временем Элинор выхватила у Барроу сальную свечу и поспешила в библиотеку. Вернувшись с одной из скатертей, которые сама же и штопала, она принялась рвать ее на узкие полоски. Никки выглядел очень слабым и бледным, глаза его закрылись, но он немного ожил, когда Барроу влил несколько капель бренди ему в горло, поперхнулся, закашлялся и вновь заявил, что это всего лишь царапина. Элинор приказала Барроу отвести его наверх, в свободную спальню; держа в руках разорванную скатерть и бутылку бренди, девушка сама поспешила вслед за ними, терзаемая дурными предчувствиями. К тому времени как они уложили Никки на кровать, миссис Барроу уже принесла миску воды, чтобы промыть рану. Женщины остановили кровотечение и забинтовали плечо так туго, как только могли. Пациент, сонно улыбнувшись им, пробормотал:

– Что за переполох вы тут устроили! К утру я буду свежим как огурчик!

– Похвальбы много, а толку мало, – проворчал Барроу, укрывая юношу стеганым одеялом. – Я сейчас же отправлюсь верхом на лошади за доктором. Но кто стрелял в вас, мастер Никки? Только не говорите мне, что этот лягушатник осмелился вновь наведаться к нам, потому что я лично запер все двери на засов и готов поклясться в этом хоть на Страшном суде!

– Не знаю, он ли это был или кто-то другой, – ответил Никки, пытаясь поудобнее устроить на подушках раненое плечо. – Я не хотел говорить вам, но он вошел в дом, воспользовавшись потайной лестницей, которая поднимается по дымовой трубе пекарни. Я обнаружил ее сегодня утром.

Миссис Барроу испуганно вскрикнула и выронила полоску льна, которую скатывала в бинт.

– Уймись, Марта! – прикрикнул на супругу Барроу, радуясь тому, что в кои-то веки может позволить себе повысить на нее голос. – Мастер Никки тебя разыгрывает. Старая лестница была заколочена вот уже много лет назад!

– Нет, она не заколочена, – возразил Никки, задетый за живое тем, что Барроу, оказывается, знал о его находке. – И я вовсе не разыгрываю вас! Я спрятался в той комнате, куда она выходит, поэтому собственными глазами видел, как этот тип вылез из буфета.

У миссис Барроу подкосились ноги, и она с размаху опустилась на ближайший стул, заявив, что отныне никогда не оправится от только что полученного нервного потрясения.

– Вам не следовало оставаться там одному, без меня, мастер Ник! – сказал Барроу. – Уж я бы позаботился, чтобы с вами не стряслось беды. А теперь боюсь даже представить, что скажет его светлость, когда узнает обо всем. Вы всегда были таким, сэр, – очертя голову бросались на поиски забав, не давая себе труда подумать, что из этого выйдет! Ну ладно, пойду оседлаю одну из лошадей и привезу к вам доктора Гринлоу!

– Но, ради всего святого, что может понадобиться кому-нибудь в этом доме? – пожелала узнать Элинор.

– Кто знает, что понадобилось этому лягушатнику, – сурово отрезал Барроу, – однако я готов дать голову на отсечение, мадам, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Миновал добрый час, пока в холле не зазвучали долгожданные голоса, давшие понять Элинор, что доктор наконец-таки прибыл в Хайнунз. Она уже успела переодеться; миссис Барроу разбудила безотказную девчонку из Холла и велела той развести огонь в очаге на кухне, чтобы вскипятить воду, пока сама она, прибегнув к властному тону, угрозам и уговорам, добилась от Никки разрешения раздеть его и уложить в постель. Он был настолько подавлен напоминаниями о наиболее неловких и деликатных моментах своего детства и юности, кои она сочла целесообразным освежить в его памяти, что протестам юноши недоставало внутренней убежденности, и она справилась с ним, приложив куда меньше усилий, чем можно было ожидать.

Глаза доктора Гринлоу удивленно расширились при виде Элинор, но он лишь отвесил ей вежливый поклон, прежде чем обратил внимание на пациента.

Никки приветствовал его слабой улыбкой.

– От нас нет никакого покоя, Гринлоу! – заметил юноша.

– Совершенно верно, мастер Ник, но мне очень жаль видеть вас в таком состоянии, – отозвался доктор и начал разматывать бинты. – И в какую же историю вы попали на сей раз?

– Будь я проклят, если знаю, – признался Никки. – И мне не было бы до этого никакого дела, если б я попал в того типа!

– Барроу нес какой-то вздор насчет французов. Это что же, был взломщик, сэр?

– Да, разумеется, – подтвердил Никки, метнув предостерегающий взгляд на Элинор. – Ну, что скажете? Это ведь всего лишь царапина, верно?

– Да, вы родились под счастливой звездой, сэр, как я уже говорил вам неоднократно, – откликнулся Гринлоу, открывая саквояж с инструментами устрашающего вида.

– Да, когда я упал с крыши конюшни и сломал ногу, – согласился Никки, с некоторой опаской наблюдая за приготовлениями доктора. – Что вы намерены со мной делать, мучитель?

– Я должен извлечь пулю, мастер Никки, вследствие чего, боюсь, причиню вам некоторую боль. Могу я вас попросить, мадам, принести мне горячей воды?

– Вода уже здесь, – ответила Элинор, поднимая медный тазик, стоявший перед камином, и надеясь, что выглядит не так отвратительно, как себя чувствует.

Но и она, и Никки мужественно вынесли суровое испытание, проявив большое присутствие духа; девушка – потому что отвела глаза от рук доктора, когда тот взялся за рану, а Никки – потому что стиснул зубы и напряг мускулы. Гринлоу подбадривал обоих неспешным разговором о всяких пустяках, но они благополучно пропустили его слова мимо ушей. Элинор с радостью убедилась, что действует он быстро и умело. Пуля засела неглубоко и вскоре была извлечена, рана промыта и обработана целебным бальзамом. Гринлоу ловко забинтовал ее, отмерил порцию сердечного средства и заставил Никки проглотить его.

– Ну вот, теперь с вами все будет в порядке, сэр! – сказал доктор, укрывая своего пациента одеялом до подбородка. – Я не стану пускать вам кровь.

– Только этого мне не хватало! – слабым голосом отозвался неисправимый Никки.

– По крайней мере, до завтрашнего дня, – мрачно пообещал ему Гринлоу.

Поманив за собой Элинор, доктор вышел из комнаты, дал ей некоторые указания, сообщил, что, поскольку Никки, скорее всего, крепко проспит несколько часов подряд, она тоже может вернуться в постель, и, пообещав посетить их после обеда, отбыл восвояси. У Никки в самом деле уже закрывались глаза, поэтому, заперев на всякий случай дверь в комнату, в которую выходила потайная лестница, Элинор вернулась к себе в спальню, где вновь легла в постель.

Однако заснула девушка не скоро. Даже оставив в стороне отчаянное поведение юноши, она была не на шутку встревожена повторным появлением таинственного незнакомца. Стало очевидно, что он действительно хотел забрать что-то из Хайнунз, и, поскольку его поступок свидетельствовал о том, что он не остановится ни перед чем, дабы получить желаемое, перспектива остаться в доме еще на некоторое время начисто лишала Элинор самообладания. Шуршание мышки, пробежавшей по полу, напугало ее чуть ли не до полусмерти, и она еще долго не могла заснуть, напрягая слух и пытаясь расслышать посторонние звуки. Когда же сон наконец сморил девушку, ей снились кошмары, а утром она проснулась, чувствуя себя совершенно разбитой и нисколько не отдохнувшей, да еще сверх всякой меры разгневанной на Карлайона за то, что он поместил ее в Хайнунз.

Никки, сидя на постели, с аппетитом завтракал; казалось, он вполне оправился от вчерашних злоключений. Миссис Барроу сделала ему перевязь для левой руки, так что всякий раз, когда он мог обходиться без ее помощи, юноша продевал руку в перевязь, чтобы экономке было приятно. Он тоже размышлял над событиями прошедшей ночи и приветствовал Элинор неожиданным соображением, что незваный ночной гость был французским шпионом.

– Шпион! – воскликнула девушка. – О нет, только не это!

– Точнее, один из агентов Бони[30], – поправил себя Никки. – Джон говорит, что у него их много, да и у нас в стране их полно.

– Однако что могло понадобиться французскому агенту от твоего кузена?

– Не знаю и, говоря по правде, я никогда бы не подумал, что Евстасий мог быть кому-нибудь полезным, – ответил Никки. – Но теперь готов биться об заклад, что именно так оно и было! – Он вгрызся в кусок холодной телятины и невнятно продолжал с набитым ртом: – Смею предположить, мы еще увидим того типа, причем очень скоро. Судя по всему, мы с вами столкнулись с чем-то по-настоящему грандиозным!

Было совершенно очевидно, что подобная перспектива не вызывает у него ничего, кроме неподдельного энтузиазма. А вот Элинор отнюдь не разделяла воодушевления Никки. Чувствуя, как по спине у нее пробежал холодок, она сказала:

– Не говори так! Если это правда, то мне даже страшно представить, что с нами может случиться в этом ужасном доме!

– Как раз об этом я и думал, – кивнул Никки, щедрым слоем намазывая горчицу на очередной кусок говядины. – Все что угодно! Словом, я остаюсь здесь!

– Но я не останусь здесь ни за какие блага! – язвительно заявила Элинор. – У меня нет ни малейшего желания вести жизнь, полную таких приключений!

– Вы разве не хотите поймать одного из агентов Бони? – поинтересовался Никки так, словно не верил своим ушам.

– Ничуть. А если бы и поймала, то не знала бы, что с ним делать. Хотя нет, знаю! Посадила бы твою ужасную собаку сторожить его!

– Да уж, мой пес сторожил бы его как нельзя лучше, не так ли? – во весь рот ухмыльнулся Никки. – Ох, кузина Элинор, не могли бы вы оказать мне любезность и выпустить беднягу из денника? Я говорил об этом Барроу, но тот отказался наотрез. Он такой трус, оказывается!