– А вот и любовничек.

– Любовнички. Генри и Вайолет. Но ее отцу такой вариант пришелся не по вкусу.

– Откуда ты знаешь? Навела справки? – спросил Макс.

Кэти кивнула, но в объяснения вдаваться не стала. Как-нибудь потом. Может быть.

– Посмотри на это. – Макс развернул тряпицу, в которой лежал сферический предмет, напоминавший стеклянный поплавок. После того как Макс развернул сверток полностью, находка стала похожей на рождественскую безделушку увеличенного размера. Макс прочитал ярлык.

– «Ведьмин шар, около 1890». Можешь отдать его своей тете.

Кэти протянула руки и приняла шар. Он был полированный, имел медно-золотистый цвет и хранил в себе тепло. Расставаться с ним не хотелось. Он принадлежал ей, и это воспринималось как нечто естественное, правильное и неизбежное.

Держа шар на вытянутых руках, Кэти медленно повернула его. В изгибе отразилась комната, крохотная репродукция мира, дополненная крохотными Кэти и Максом.

– Ничего прекраснее не видела, – сказала Кэти. – Серьезно. Он изумителен.

Макс с любопытством посмотрел на нее.

– Уж не подумываешь ли ты украсть его?

– Не думаю, что Патрику Аллену будет его не хватать. – Кэти прижала шар к себе.

Макс поднял руки.

– Меня убеждать не нужно. Мне все равно.

– Вот и хорошо. – Кэти не смогла бы объяснить, почему, но она чувствовала – шар принадлежит ей.

Кто нашел, тот и хозяин. При мысли о том, что кто-то попытается отнять его у нее, она ощутила поднимающуюся внутри готовность отстаивать свое не только словом.

Глава 24

Гвен посмотрела на доктора, мысленно внушая ей сказать что-нибудь более обнадеживающее.

– Извините, но ничего больше мы сделать не можем. Если только вы не хотите обсудить такие методы лечения бесплодия, как ЭКО или…

– Нет, спасибо, – сказал Кэм. Все другие варианты обговаривались не раз и не два в течение нескольких последних месяцев. Гвен уже думала, что готова принять этот диагноз; их предупредили, что иногда другого варианта нет. В переводе с профессионального медицинского это означает: «жизнь бывает жестока». Тебе не говорят, почему твое тело предает тебя таким ужасным, непростительным образом и почему это происходит именно с тобой. Почему она не может забеременеть, когда по пути сюда они прошли мимо трех девчонок, везущих малышей в коляске, тянущих их за собой и только что не тычущих сигаретой в своих нежеланных, случайных новорожденных.

В горле застрял комок желчи. Нет, это не она. Она не может быть такой злой, такой завистливой. Но сейчас ее душила злость. Почему у них нет детей, когда другие заводят их с завидной легкостью? Почему?

– Мисс Харпер? Стакан воды? – Доктор смотрела на нее с профессиональной озабоченностью. Гвен поднялась. Прочь отсюда. Из этого кабинета. Из этого здания. На свежий воздух. Куда-нибудь, где можно выплеснуть отчаяние в крике и где тебя никто не услышит.

Опираясь на руку Кэма и едва держась на ногах, Гвен вышла из здания.

– Прогуляемся?

Она не ответила. Не смогла. Потому что не знала, чего хочет. Быть с Кэмом, но одной. Остаться на улице, но свернуться, подтянув ноги к животу, под одеялом. Поставить какую-нибудь громкую музыку и кричать до хрипоты, но еще и сидеть тихо-тихо, как мышь. Однако больше всего она не хотела вот этого. Этих чувств, этой нужды, этой пустоты, заполнявшей ее и разливавшейся вокруг.

– Шанс еще есть, – сказал Кэм. – С нами ничего не случилось, мы оба здоровы…

– Не надо… пожалуйста.

– Извини.

Они молча сели в машину. Гвен ждала, что Кэм заведет мотор, но он сидел, положив руки на руль, и смотрел прямо перед собой. Кэм не плакал, но на его лице застыло такое унылое, такое безрадостное выражение, что от этого было еще хуже. Гвен воспринимала его молчание как упрек. Она лишала Кэма детей. В ней был дефект. Что бы ни говорили специалисты, она знала с ужасающей харперовской уверенностью, чья вина лежит на ней. Не на Кэме, который мог бы завести детей без всяких проблем с любой другой женщиной.

– Это я виноват, – внезапно сказал Кэм, срывая Гвен со спирали стыда.

– Что?

– Я слишком много работаю. Допоздна. Мало отдыхаю. Стресс.

В первый момент Гвен ошеломленно молчала, потом покачала головой:

– Чепуха. В отношении физического здоровья все в порядке. Ты сам это знаешь. У тебя даже бумажка есть в подтверждение этого.

Кэм с несчастным видом посмотрел на Гвен.

– Я чувствую себя так, словно не оставляю для ребенка места в нашей жизни, поэтому он и не спешит. Знаю, звучит безумно, но что, если я не хотел его так же сильно, как ты, и поэтому все как-то тормозилось?

Внутри у Гвен похолодело.

– Ты не хочешь ребенка?

– Я хочу быть отцом. Хочу иметь детей. Это точно. Но может быть, вселенная каким-то образом чувствует, что я слишком много времени и сил отдаю работе? Или… – Кэм, смутившись, отвел глаза. – Что, если я вызвал недовольство у Матери Земли? Я к тому, что если ты скажешь мне выкрасить себя в зеленый и танцевать вокруг дерева, я так и сделаю. Что угодно сделаю.

– Так оно не работает. И никто из нас ни в чем не виноват. Дело не в судьбе и не во вселенной. Просто так случается. – Успокаивая Кэма, Гвен почувствовала, что ей самой становится легче. Конечно, она права. Проблема не в какой-то кровавой магии и не в проклятии. Такова жизнь. Она притянула Кэма к себе, обняла и, когда его голова устроилась у нее на груди, стала гладить по волосам, давая ему возможность поплакать.


На другом краю города Кэти, воспользовавшись перерывом на чай, рассматривала свое новоприобретенное, самое дорогое в мире сокровище, когда в дежурную комнату вошла Зофия.

– Что это у тебя?

Кэти торопливо укрыла шар платком.

– Ничего. Просто украшение.

Ничуть не смутившись, Зофия протянула руку и отбросила уголок ткани.

– О! – Она присела, чтобы разглядеть шар получше. – Хорошая новость.

– Какая еще новость?

– У тебя ловушка. Это к большой удаче. Отнеси ее домой. Хотя… – Зофия обвела взглядом комнату, – может быть, лучше оставить ее здесь. Здесь зло.

– Ты сказала «ловушка». А что это означает?

Зофия склонила голову набок.

– Знаешь, что такое ведьмин шар?

– Да, так и на этикетке написано. – Кэти показала картонный ярлык. – Это антиквариат.

– Такие штуки ловят злых духов. Я видела однажды стеклянные. Их вешают на окно или у двери.

– Что-то вроде ловца снов?

Зофия пожала плечами.

– Не знаю, зачем тебе ловить сны. Но злых духов – да, пожалуйста.

Кэти кивнула.

– Полностью с тобой согласна. Знаешь, как она работает? Носить с собой неудобно – она слишком большая, но…

– Не знаю. Думаю, просто работает. Если они оказываются неподалеку, она просто притягивает их. Как магнит.

– Спасибо, – сказала Кэти. – Знаю, ты, наверно, считаешь меня сумасшедшей, но…

– Не сумасшедшей. Я рада, что у тебя есть вот это, и рада, что ты относишься к делу серьезно. А вот он – нет.

Кэти знала, кого имеет в виду Зофия – Патрика Аллена.

– Здесь есть злые духи, – сказала Зофия. – Нам всем нужно соблюдать осторожность.

– Они не все злые, – ответила Кэти, думая о Вайолет.

Зофия поморщилась.

– Им нечего здесь делать.

– А ты знаешь, как от них избавиться?

– Моя бабушка знала бы. Она очень мудрая. Знает о Wila. Ду́хах. – Зофия внимательно посмотрела на Кэти. – Она смогла бы помочь вам. По-моему, тебе есть чего бояться, и даже больше, чем нам. Я права?

Кэти сглотнула.

– Может быть. А может, я просто удачливее остальных. Я могу разговаривать с ними. Могу их видеть. И я надеюсь, что смогу им помочь.

Зофия покачала головой.

– Злым духам помочь нельзя. Их можно только выгнать. Так всегда говорит моя бабушка.

– А она знает, как это сделать?

– Да, конечно. Она бы сделала это… – Зофия щелкнула пальцами: – Вот так.

Надежда всколыхнулась, но Кэти придержала ее и лишь после паузы спросила:

– Она в Польше?

Зофия кивнула, и Кэти приуныла.

– Но я могу связаться с ней по электронной почте.

– Правда?

Зофия похлопала ее по руке.

– Конечно.


В поисках Вайолет Кэти обошла весь отель. Гостей было много, а на дверной ручке Сливового номера висела табличка «Не беспокоить». Оставалось только надеяться, что Вайолет там нет. Она вышла наружу, прогулялась к пруду, а потом обошла сад.

В конце концов поиски увенчались успехом в огороженной части сада. Живая стена разрослась, но результат получился лучше, чем можно было ожидать: кусты, словно взъерошенные, наступали друг на друга, и над каждым порхали бабочки. Кэти взглянула на розовые кусты сквозь прозрачное тело и вдохнула смесь цветочных ароматов.

– А вот я запахов не чувствую. – Вайолет медленно повернулась. Стою здесь уже несколько часов – и ничего. Ни траву, ни цветы, ни даже собственный парфюм. Почему так?

– Извини, не знаю. Но хочу рассказать тебе кое-что. – Кэти перевела дух, надеясь, что ее новость не будет подобна розе, что она подарит Вайолет мягкие лепестки и счастье без спрятанных шипов.

– Выходишь замуж? – Вайолет захлопала в ладоши.

– Что? Нет.

– О, ты смотрела на цветы, и я подумала, что составляешь букет.

Кэти покачала головой.

– Генри здесь, – сказала она и тут же дала себе мысленный пинок. Вот так преподнесла новость. Бережно и аккуратно.

Вайолет замерла, но по тому, как она всплыла вверх и повисла над лужайкой в футе от земли, было видно, что она расстроена.

– Он мертв?

– Э, да. Боюсь, что мертв.

– Но он такой, как я? И он здесь? – На ее лице боль столкнулась с надеждой. – Почему я его не вижу? Он с нами сейчас?

Кэти покачала головой:

– Нет. Обычно он бывает в библиотеке. И я не знаю, почему вы не видите друг друга. Полагаю – но не уверена, – это как-то связано с тем, как и когда вы умерли.