– Да уж, – сказала Гвен.

– Вот дерьмо. – Аманда зажала рот ладонью. – Ой, извини. Я не хотела…

– Все хорошо, – сказала Гвен и поднялась, чтобы долить в чашки из чайника. Ромашка с эфирным маслом лопуха.

– А сама себе ты помочь не можешь? – Аманда, похоже, не могла оставить эту тему в покое. Есть тип женщин, которые так крепко загоняют ногу в собственный рот, что единственный возможный вариант – продолжать толкать дальше, возможно, в надежде, что в конце концов она появится с другого конца.

– По-видимому, нет. – Сколько заклинаний она испробовала, сколько настоев выпила. Запасов примулы вечерней и корня одуванчика ей хватило бы, наверно, до конца жизни.

– Получится, – с успокаивающей уверенностью сказала Аманда. – Может быть, стоит взять паузу. У многих так и случается. Они сдаются, усыновляют ребенка или просто ставят на этом крест, а потом – раз! – она щелкнула пальцами – и беременеют.

Гвен до боли сжала пальцы, чтобы не крикнуть – заткнись, заткнись, заткнись – прямо в лицо Аманде.

Аманда осушила свою кружку и встала.

– Ну ладно, не стану мешать. Ты, должно быть, так занята. Видела ту статью в «Гардиан». Постараемся попасть на открытие. Если сможем найти сиделку. Если нет, то мы с Кев собираемся поехать в Бат в выходные. Тогда и посмотрим. – Она нервно рассмеялась. – Но купить не получится. Не для нашего бюджета.

Гвен улыбнулась.

– Не беспокойся об этом.

– Ну все, не буду задерживать, – снова сказала Аманда и – чудо из чудес – направилась к двери. Аманда никогда не заглядывала только на чашку чая. Неслыханное дело. У двери она остановилась. – Это правда, что ты делаешь одну из своих штучек для Культурного центра Бата?

Гвен кивнула.

– Подумать только, – одобрительно сказала Аманда. – Скоро станешь такой знаменитостью, что с нами, простаками, и разговаривать перестанешь!

Гвен помахала рукой и закрыла дверь. Никогда раньше Аманда не расспрашивала ее о работе. По крайней мере, так заинтересованно. Есть чем гордиться. Она вдруг поняла, что один из лучших моментов в освещении прессой ее выставки в том, что ее друзья и соседи наконец-то поверили, что она действительно работает. Раньше она просто баловалась. Чудила. Мастерила какие-то забавные штучки. Теперь это стало настоящим делом. Ничего не изменилось, кроме восприятия людей, а это значило, что изменилось все.

Глава 8

«Грандж» заполнили «мопсы», твердо вознамерившиеся хорошо провести время и совершенно позабывшие при этом о своих детях. Нескольких малолеток Кэти успешно обошла и даже уклонилась от малышки, упрямо ползущей в сторону кухни.

Поставив поднос с пустыми стаканами на стойку бара, она сказала Анне, что берет перерыв. И тут Макс взял ее за локоть.

– Позволь тебя угостить.

– То есть ты стыришь для меня выпивку? – спросила Кэти, скрывая радость за сарказмом.

– Я теперь работаю. И когда могу, плачу. – Макс посмотрел на нее. – Хочу поговорить с тобой о том, что, по-твоему, здесь происходит. Без предвзятостей. Ты можешь хотя бы ненадолго оставить этот тон?

– Извини, – сказала Кэти. – Я тебя не знаю. Не знаю, как ты живешь. У меня нет права судить.

– Все в порядке. – Макс удивленно поднял брови. – Ты ведь работаешь в отеле, верно?

– Вроде бы.

– А раз так, то можешь позагорать на пляжах Коста-дель-Соль.

Кэти провела его к тыльной стороне здания, где на территории, отгороженной мусорными баками от глаз гостей, стоял, в окружении нескольких хроменьких и всклокоченных стульев, старый стол для пикника.

– Это наша летняя комната отдыха. Наша курилка. – Она указала Максу на полинявший розовый пластиковый стул. – Садись.

Кэти принесла из кухни пару мороженого. Кто-то покушался на Макса, сбросив керамическую урну, потом Гвен устроила ему процедуру снятия заклятия, а Кэм устроил испытание на выдержку своими молчаливыми угрозами, и вот после всего этого он еще разговаривает с ней. Такой герой определенно заслужил леденец на палочке.

При виде угощения глаза у Макса зажглись радостью.

– Боже, не ел «фэб», наверно, сто лет.

– Когда ты, по твоим же словам, был мошенником, – начала Кэти после растянувшейся на несколько минут и всецело отданной удовольствию паузы. Начала и остановилась, внезапно осознав, что закончить предложение чем-то хорошим уже не получится.

Макс ничем не помог, сосредоточившись исключительно на тающем быстро леденце.

– Ты давно путешествуешь? – Она хотела спросить, где его дом и чем он зарабатывал на жизнь. Хотела выяснить, насколько на самом деле черное у него сердце. Но как это сделать? Как задать вопрос «ты опасен?», не выставив себя свихнувшейся?

– Пару месяцев. Какое-то время я был недоволен сам собой, а потом кое-что случилось, и мне захотелось как бы отступить на обочину.

– Отойти от мошенничества?

– Вроде того. От той жизни. Но не все так просто.

– Да. Ты только что перестал обкрадывать людей.

– Пришли мне как-нибудь открытку оттуда, где живешь.

– Что?

– Из твоего черно-белого мира.

Кэти обгрызла карамельные и шоколадные крошки с верхушки леденца. Черные и белые. Воровство и ложь одинаково плохи. Макс – плохой человек. Нужно вернуться в отель и поговорить с Джо. А с Максом – никогда.

– Так что случилось? Что заставило тебя переоценить свою преступную жизнь?

– Я уже относился к ней легко, отвлекался, ездил по стране, участвовал во многих покерных турнирах. Никакого ловкачества, никакого шулерства.

Кэти попыталась вмешаться, но он нацелил на нее пустую палочку от мороженого.

– Покер – не азартная игра. Ладно, пусть азартная. Но если у тебя есть опыт, есть способности, ты вполне можешь выиграть. То есть ты сам до некоторой степени влияешь на исход игры.

Кэти торопливо слизнула клубничку, уже угрожавшую соскользнуть на запястье.

– Так, значит…

– В одном месте я перебрал с выпивкой и вылетел из турнира на ранней стадии. Знаешь, как бывает, когда уже пьян и продолжаешь пить?

Нет, подумала Кэти. Вообще-то не знаю.

– Не знаю, сколько выпил, но в конце я увидел представление Грега Бартона.

– Ты, должно быть, уже пластом лежал.

Макс кивнул.

– Вообще-то я не собирался напиваться. Но уже плохо соображал. И это еще мягко сказано. Я нашел уютное местечко и немножко вздремнул, а когда проснулся, шоу уже началось и голова гудела, но я остался. Меня затянуло. Он настоящий профи. – В голосе Макса прозвучало восхищение. – Видела бы ты, как он использует холодное чтение[5].

Кэти поморщилась.

– Так что, он для тебя вроде героя?

Макс насупился.

– Вряд ли. По-моему, он дрянь, подонок. Пользуется людьми, когда они уязвимы, когда в печали. Для него не существует правил. Ему неведомы угрызения совести. Но знаешь, его техника не может не вызывать восхищение.

Насчет последнего Кэти сомневалась, но останавливать Макса не стала – пусть говорит.

– Потом он обратился ко мне. Вызвал меня из публики. Я к тому, что у меня даже билета не было. Меня не было среди встречавших его перед шоу. Я просто завалился туда смертельно пьяный и вырубился в пустом кресле.

– Что он тебе сказал?

Улыбка сползла с лица Макса.

– Это личное.

– Что ж, вполне справедливо. Но тебя его слова потрясли?

– Да, они меня пробрали. Я знаю все их штучки, знаю, что это своего рода мошенничество, но то, что он сказал… Скажу так. Я бы хотел доказать, что он грифтер. – Макс недобро улыбнулся. – И я это докажу.

– Будь осторожен. Я читала об одном медиуме. В газете его обвинили в фальсификации, он подал в суд и отсудил кучу денег.

– Знаю. – Макс уже не улыбался. – Но я все-таки надеюсь вывести его на чистую воду. Мне бы хотелось сломать его грязную карьеру.

– Грязную карьеру? Почему-то вспоминаются кастрюли да чайники.

Макс покачал головой. Теперь он был уже совершенно серьезен.

– Он нарушает кодекс.

– А есть кодекс?

– Конечно. Первое – обирать только жуликов. – Макс загнул палец. – Обманывать только бесчестных. Не трогать семью.

– Извини.

– Спасибо. – Макс поднялся и протянул руку за палочкой от мороженого, которой Кэти все это время размахивала. Она отдала палочку и тоже встала. – Возвращаемся на работу.

– Ты и в самом деле здесь работаешь?

– Временно. – Макс улыбнулся. Не так, как обычно, сдержанно, но широко, чуть озорно. – Вообще-то мне нравится работать в баре. Может, даже привыкну. Честная плата за честный труд и все такое.

– Лучше не надо.

– Не беспокойся. Злоупотреблять гостеприимством не стану.

– Поздновато, – машинально сказала Кэти, за что удостоилась широкой улыбки от Макса.

– Знаю, ты это не всерьез. – Он нацелил на нее палочку с остатками мороженого. – Но не волнуйся. Думаю, Патрик взял меня только потому, что деваться некуда. Найдет кого-то на постоянную и выставит меня за дверь.

Кэти ощутила смятение чувств. Ужас – он ведь не шутил насчет того, чем занимался, и ничего хорошего в этом не было. И сочувствие – похоже, его действительно печалило что-то, и сказанное Бартоном потрясло его до глубины души. А еще приятное волнение, возбуждение, аккуратно возвращавшее ее к ужасу.


В тот вечер Кэти устроилась, скрестив ноги, на диване и открыла «Гугл» на ноутбуке. Пусть Гвен убеждена, что встреча с Вайолет – ужасное проклятие, но Кэти, впервые за несколько месяцев, как будто проснулась, ожила. Магический мир, прятавшийся в тени обыденного, с тостами и телевизором, мира, наконец открылся ей. Она была связана с ним и не собиралась прятаться под подушку и ждать, пока он закроется. Если Гвен не поможет, что ж, она сделает все сама и для начала протянет руку Вайолет.

Кэти ввела в поисковую строку имя и фамилию Вайолет. Она уже оплатила подписку на «Таймс», чтобы просмотреть прошлые выпуски, и вот теперь ей открылась сканированная заметка, датированная началом августа 1937-го.