— Я еще не знаю, что думать о Клане, сэр. Нельзя доверять всему, что слышишь или читаешь, и я не уверен, правда ли все то, в чем Клан обвиняют.

— А вы бы присоединились к тем, кто хочет покарать людей, причинивших нам страдания и продолжающих унижать нас?

Стив снова притворился, что раздумывает над вопросом Эвери, потом сказал нерешительно:

— Честно говоря, не могу ответить ни да, ни нет. Ведь я никогда не общался с членами Клана и правды о них не знаю.

— Правда — то, что они хорошие, честные люди, которые защищают своих друзей и семьи и то немногое, что у них осталось после войны.

— Ну а линчевания, поджоги и грабежи, в которых их обвиняют?

— Я не считаю, что они поступают хуже, чем эти мародеры из армии Шермана, которые выжгли, как лесной огонь, нашу Джорджию.

— Но разве Клан не нападает на невинных людей?

— Я читал и слышал, что они нападают на саквояжников, скалавагов, отставных офицеров, членов Лояльной Лиги и мятежных негров, а это вовсе не невинные люди, — убежденно сказал Чарльз.

— И все-таки, имеют ли они право мстить так жестоко? Они могут ошибиться и убить невинного, могут действовать необузданно.

— Как можно сказать, что справедливо, а что нет, когда речь идет о войне, ненависти, отмщении, правосудии? Если бы в стране воцарилось право и суды не защищали бы только янки, то и нужды не было бы в таких тайных обществах, как…

Они увидели Джинни, подходившую к фургону, и разговор прервался.

Джинни посмотрела на седеющего высокого человека, обняла его и ласково сказала:

— Отец…

— Хорошо, что мы снова вместе, дочка… Стив мне тут рассказывал про твою учебу… А я в пути погляжу, каких ты достигла успехов… — Он положил руку ей на плечо.

— Трудно было, отец, но мы все одолели.

— Ну, я оставлю вас, — сказал Стив, — до свидания.

Когда он отошел, Чарльз сказал Анне:

— Ты этому парню нравишься, дочка…

— Как, он сказал тебе? — вскинулась Джинни.

— Не напрямик, но он явно улещал отца, чтобы приблизиться к дочери.

— А все-таки, что он обо мне сказал?

— Да немного, что ты хорошо работала эту неделю.

— Что-то не верится, его комплименты всегда с подвохом.

Чарльз улыбнулся.

— Знаешь, влюбленные парни — пугливый народ, опасаются не с того бока подойти к девушке. Боятся, что ухаживают не так, как надо, вот и грубят иногда.

— Ухаживать? — засмеялась Джинни. — Воображаю, как такой грубиян и убежденный мужчина-одиночка, как Стив Карр, явится ко мне вечером с букетом и пригласит на прогулку при лунном свете!

— А может, к твоему удивлению, он так и сделает!

— К моему удивлению? Да я собственным глазам не поверю! Решу, что я во сне это вижу!


Джинни помогла Люси Ивз готовить и накрыть на стол, и они с Чарльзом Эвери пообедали с семьей Ивзов. Джинни очень сдружилась с Люси, и обстановка была самая сердечная: муж Люси Джеф оживленно беседовал с Чарльзом Эвери.

После ужина почти все семьи собрались вокруг костра посреди лагеря — пели, болтали, танцевали, кроме тех семей, которые считали за грех веселиться в воскресенье.

Джордж Андерсон играл на скрипке, другой музыкант — на гармонике. Пары кружились вокруг костра, ребятишки с завистью смотрели на танцующих. Чарльз Эвери заговорил с Эдом Кингом, а Джинни подошла к своим подругам.

— Пригласи его танцевать, — шепнула ей веселая Руби.

— Не могу. Может быть, он не умеет, и ему будет неприятно. А если он умеет, то лучше пусть он пригласит меня, — возразила Джинни, понимая, что Руби имеет в виду Стива. Но она знала, что с удовольствием сделала бы это, если бы, конечно, осмелилась.

Стив думал, что надо бы осмотреть корзины с курами, которые привез Чарльз Эвери, но они закудахчут. А помогая Эвери прикрепить корзины к фургону, он не смог сделать это как следует. Он почувствовал на себе пристальный взгляд и увидел, что Кэтти Кинг смотрит на него и хочет подойти и пригласить его на танец. Он тотчас же отвернулся от нее и пригласил на танец Анну Эвери. Она посмотрела на него удивленно и обрадованно. Он взял ее за руку и ввел в круг танцующих пар. Когда они закружились вокруг костра, Стив наклонился к Анне и с улыбкой прошептал:

— Видишь, женщина, танцевать я умею и не оттопчу тебе ноги. — А потом серьезно добавил: — Ну что ж, если ваше предложение остается в силе, Анна, давайте станем друзьями — постепенно, помаленьку.

Джинни не решалась поднять глаза на его красивое лицо. Она чувствовала, что танцует он замечательно, и была польщена, что Стив пригласил ее первую, открыто проявив к ней интерес. Она решила не разыгрывать скромницу и прошептала:

— Ну что ж, постепенно, помаленьку, сэр.

Стив был счастлив, что обнимает ее, прижимает к себе, чувствует благоухание теплой девичьей кожи и прикосновение к его щеке пушистых волос.

— Отправляемся завтра в семь. Надеюсь, вы будете готовы, а то мне придется нарушить наш мирный договор и выбранить вас.

Джинни была словно одурманена близостью и прикосновениями Става. Она чувствовала, что преграда между ними сломана. Подняв на Стива сияющие глаза, она сказала:

— Завтра… я буду готова на все!

— На все, Анна? — переспросил он с проказливым видом.

— Да, Стив, на все.

8

— По фургонам! — крикнул Стив, взмахнув своей широкополой рыжей шляпой.

Обоз переселенцев покидал стоянку на реке Огичи и отправлялся в путь первого апреля 1867 года. За время стоянки никто не усомнился, что Стив — проводник-профессионал, но преступника он пока не обнаружил.

В путь отправились семнадцать фургонов — пятнадцать с семьями и два фургона с зерном. Восемьдесят четыре человека оставили опустошенный войной, разграбленный родной край и пустились в погоню за новым счастьем. Во главе обоза на своем гнедом ехал проводник, Стив Карр. Мужчины и женщины правили своими фургонами, шли пешком или ехали верхом рядом с ними. Старшие дети тоже шли пешком, пока не уставали, а малыши ехали в фургонах. Коровы и лошади, привязанные к фургонам сзади, мычали и ржали, пока не приспосабливали свой шаг к движению мулов, запряженных в фургон; кудахтали куры и орали петухи, раздраженные тряской и шумом. Колыхалась и плескалась вода в закрытых бочонках, укрепленных на широких полках снаружи фургонов, поскрипывали на твердой сухой почве с клоками травы колеса. В дорожном шуме сливались стук копыт, шелест парусиновых занавесок фургона, поскрипывание кожаной упряжи и постукивание деревянных частей фургона.

Старый Юг, родная Джорджия и прежняя жизнь остались позади. Перед путниками лежали новые пути, они уже не могли вернуться в покинутые дома. Они оставили родной край навсегда, как некогда обитавшие там индейцы, вытесненные на Запад в резервации Оклахомы. Ушла в невозвратное прошлое жизнь аристократического Юга, его рыцарство, гостеприимство, культура, очарование, богатство, досуг. «Плантаторское общество», которое прославило Юг, привело его к гибели.

Они ехали по равнине с твердой известковой почвой, покрытой слоем песка, с островками зеленой травы и полевых цветов. Им встречались сосновые и дубовые рощи, иногда — деревца магнолии и падуба. Они проезжали леса, луга, где когда-то пасся скот, поля, где прежде выращивали кукурузу и хлопок, а теперь буйствовали сорные травы.

Джинни шла по дороге около своего фургона и думала об утреннем разговоре с Чарльзом Эвери. Он сказал ей, что в Дороге ее ждут «вызов и приключение», и спросил, готова ли она к ним. Джинни кивнула — да, она готова принять вызов новой жизни… и отвернулась, скрывая охватившие ее душу трепет, радость, сомнения, тоску. Как я хотела бы забыть все свои проблемы, свои обеты, сесть на коня и скакать в Колорадо, думала она. Но там ее тоже ждут тревоги и опасности. Скакать одной по пустынным дорогам Запада? Сколько случайностей грозит одинокой путнице! А ведь она может стать жертвой и не случайного, а обдуманного нападения, если враг ее отца узнает, что она в Колорадо. Еще страшнее думать, что отец, может быть, убит. Нет, это невозможно — он жив, и с каждой милей она приближается к нему. Как хотелось бы Джинни рассказать своим друзьям правду о себе, но тогда им не разрешат остаться в обозе; нет, она не должна подводить мистера Эвери, который был так добр к ней и Джоанне. А если она откроется Стиву, он никогда не будет больше доверять ей. Она не может идти на такой риск. Она не хочет остаться в его памяти обманщицей, предательницей, пусть он помнит ее как Анну Эвери, леди-южанку, как женщину-искусительницу, героиню любовного эпизода, как друга.

Стив… Джинни подумала, что, наверное, усыновленный отцом Джоанны юноша похож на него — они одного возраста, оба родом с Запада. Наверное, мужчины Запада схожи между собой: энергичные, решительные, жесткие и непреклонные. Должно быть, брат Джоанны воевал последние два года. Каким он вернулся с войны, и сохранилась ли та близость между отцом и приемным сыном, о которой с ревностью говорила Джоанна? Сумеет ли она, Джинни, выдав себя за Джоанну, вытеснить этого приемыша из сердца мистера Чепмена? Отец Джоанны отказался от родной дочери и взял в сыновья чужого ребенка, отверг жену и стал жить с любовницей… Сожалел ли он о своих поступках? Есть ли в его сердце любовь к дочери, которая росла вдали от него? Что он за человек, этот мужчина, который предал свою жену, заведя любовницу, имел сразу двух женщин? Джинни почувствовала, что она не сможет ни полюбить, ни уважать мистера Чепмена. Как трудно будет притворяться!

Джинни очнулась от своих дум и посмотрела на проводника, силуэт которого четко рисовался на голубом небе. Вчера он был так мил, а сегодня не обращал на нее внимания. Стив ехал на своем гнедом, пустив его ровным шагом. Зачехленное ружье, седельные мешки с одеждой, скатка с постелью за седлом — все было пригнано ловко, умело. За поясом — два кольта с инициалами «С. К.» и длинный нож за голенищем. Красная рубашка проводника горела ярким пятном, которое было видно всем путникам.