К восторгу Аннабел, мужчина и женщина могли обедать за одним столиком в ресторане, не требуя отдельного кабинета. Она еще никогда не ела столь восхитительных блюд: нежный петух с крошечными луковками в красном вине, жареная утка с хрустящей масленой корочкой… рыба под густым соусом из трюфелей… а десерты! Большие ломти торта, пропитанного ликером, пудинги с орехами и засахаренными фруктами…

Наблюдая ежевечерние мучения Аннабел, не знавшей, что заказать, Саймон уверял, что генералы затевали войну, мучаясь проблемами выбора тактики и стратегии куда меньше, чем когда ей предстояло решить, что лучше: грушевое пирожное или ванильное суфле.

Как-то Саймон повез ее на балет со скандально полуодетыми танцовщиками, а потом — на комедию с непристойными шуточками, не требовавшими перевода. Помимо этого, они посещали балы и званые вечера, которые устраивались знакомыми Саймона. Одни были французскими гражданами, другие — туристами и эмигрантами из Англии, Америки и Италии. Некоторые оказались держателями акций или членами совета директоров тех компаний, совладельцем которых был Саймон, тогда как другие имели отношение к его судоходным и железнодорожным предприятиям.

— Откуда у тебя столько знакомых? — недоуменно спросила Аннабел, когда на первом же балу его окружила целая толпа.

Саймон засмеялся и нежно поддразнил жену, утверждая, что она, должно быть, до сих пор не понимала, что, кроме мира британской аристократии, на свете есть еще много чего. И она втайне признавалась себе, что он не так уж недалек от истины. До сих пор ей в голову не приходило выглянуть за границы своего тесного, замкнутого кружка. Эти же люди подобно Саймону были элитой в чисто экономическом смысле и активно создавали свои состояния. Многие, фигурально выражаясь, владели целыми городами, выстроенными рядом с быстро разраставшимися промышленными предприятиями. В их собственности были шахты, рудники, плантации, мельницы, заводы, фабрики, склады и магазины, и, похоже, их интересы редко ограничивались одной страной. Пока жены покупали и заказывали платья у парижских модисток, мужчины сидели в кафе или частных салонах, занятые бесконечными дискуссиями о бизнесе и политике. Многие курили табак, завернутый в маленькие бумажные трубочки, называемые сигаретами: мода, имевшая начало среди египетских солдат и быстро распространившаяся в Европе. За ужином они грворили о вещах, раньше никогда не упоминавшихся при Аннабел, событиях, о которых она не слышала до этой минуты и которые, уж точно, не освещались в газетах.

Аннабел заметила, что когда говорил ее муж, другие мужчины почтительно прислушивались и просили его совета по различным вопросам. Возможно, с точки зрения британской аристократии, Саймон был лицом незначительным, но было очевидно, что здесь он имеет громадное влияние. Теперь она поняла, почему лорд Уэстклиф так высоко ценит ее мужа. Оказывается, Саймон обладает почти неограниченным могуществом. Замечая, с каким уважением к нему относятся окружающие, а также едва скрываемое волнение, которое он неизменно возбуждал в других женщинах, Аннабел видела мужа в ином свете. В ее сердце даже возникло некое собственническое чувство к нему, к Саймону! Мало того, она сгорала от ревности, когда особа, сидевшая рядом с ним за ужином, пыталась целиком завладеть его вниманием. А что творилось с ней, когда какая-то дама кокетливо объявляла, что он просто обязан протанцевать с ней вальс!

На первом балу Аннабел окружила компания утонченных молодых дам, одна из которых была женой американского фабриканта оружия, две другие — француженки, супруги торговцев предметами искусства. Скованно отвечая на вопросы о Саймоне и не желая признать, как мало она еще знает о муже, Аннабел облегченно вздохнула, когда предмет их разговора пригласил ее на танец. Как всегда, одетый в прекрасно сшитый черный фрак, Саймон обменялся вежливыми приветствиями со смеющимися, краснеющими женщинами и повернулся к Аннабел. Их взгляды скрестились. Музыканты заиграли прелестную мелодию. Аннабел узнала музыку… популярный в Лондоне вальс, такой трогательный и нежный, что, по мнению всех четырех подруг, было чистым мучением усидеть на стуле, пока его играли.

Саймон протянул руку, и Аннабел взяла ее, вспомнив, сколько раз отказывала ему в танце. Сообразив, что Саймон все-таки добился своего, Аннабел улыбнулась.

— Тебе всегда удается получить желаемое? — хмыкнула она.

— Иногда на это уходит больше времени, чем хотелось бы, — признался он.

Они вошли в бальный зал, и он, обняв ее за талию, повел к кружившимся парам.

Аннабел отчего-то стало не по себе, словно они собирались отважиться на что-то куда более важное, чем простой танец.

— Это мой любимый вальс, — сообщила она, делая первый шаг.

— Знаю. Потому и пригласил тебя.

— Но откуда? — удивилась она. — Одна из сестер Боумен сказала?

Саймон покачал головой:

— Я часто видел твое лицо, когда его играли. Ты всегда выглядела так, словно вот-вот сорвешься со стула.

Аннабел уставилась на него с изумленно приоткрытым ртом. Как он сумел заметить нечто столь неуловимое? Она всегда была так резка, почти груба с ним, и все же он заметил и запомнил ее реакцию именно на эту мелодию. Осознание собственной глупости вызвало непрошеные слезы на глазах, и она поспешно отвернулась, пытаясь держать под контролем неожиданный взрыв эмоций.

Саймон уверенно вел ее среди танцующих пар. Сильные руки предлагали ей поддержку и опору. Как легко следовать за ним, позволить своему телу расслабиться в ритме, предложенном Саймоном, ощущать, как легкие юбки колышутся вокруг ног! Чарующая музыка, казалось, проникала во все поры ее тела, растворяя комок в горле и наполняя ее необузданным восторгом.

Саймон, однако, испытывал нечто вроде триумфа. Наконец, после двух лет постоянного преследования, он танцует с ней желанный вальс! И более того, даже после этого вальса Аннабел по-прежнему будет с ним, будет принадлежать ему! Он увезет ее в отель, разденет и будет владеть этим желанным телом до самого рассвета.

А пока она была такой податливой в его объятиях! Затянутая в перчатку ручка легко лежала на плече. Очень немногие женщины были способны плыть по паркету с такой грациозной легкостью, словно она заранее знала, куда поведет ее партнер, еще до того, как он поймет это сам.

Результатом была полная идеальная гармония, позволявшая им порхать по залу, как птицам.

Саймона не удивляла реакция знакомых на его молодую жену: поздравления, жадные взгляды украдкой, ехидный шепоток врагов, утверждающих, что они не завидуют бремени, которое он взвалил на себя. Иметь такую красивую жену означает напрашиваться на неприятности.

В последнее время красота Аннабел расцвела еще больше, возможно, потому, что обычно напряженное выражение лица сменилось спокойным. В постели она охотно принимала его ласки и отвечала на них — вчера, например, оседлала его с грацией игривого тюленя и осыпала поцелуями грудь и плечи. Такого он от нее не ожидал. Обычно красивые женщины лежали неподвижно, ожидая, чтобы мужчины их боготворили. Чтобы им поклонялись. А вот Аннабел дразнила и ласкала его, пока он, не выдержав, не придавил ее к матрацу. Но она, протестуя, шутливо отбивалась и кричала, что еще не покончила с ним.

— Вот сейчас я с тобой покончу, — пригрозил он и вонзался в нее, пока она не застонала, извиваясь от наслаждения.

Он не питал никаких иллюзий относительно того, что их отношения будут вечно гармоничными: оба по натуре были слишком независимы и сильны, чтобы избежать случайных ссор. Отказавшись от шанса выйти замуж за аристократа, Аннабел навсегда закрыла дверь в тот мир, о котором мечтала, и будет вынуждена приспособиться к совершенно иному существованию. За исключением Уэстклифа и нескольких титулованных друзей, Саймон почти не общался с членами высшего общества. Его круг состоял в основном из промышленников, людей отнюдь не утонченных и занятых исключительно проблемой, как сделать больше денег. Аннабел среди них совершенно чужая. Бедняжка не привыкла к тому, что они слишком громко говорят, слишком часто встречаются и не уважают традиции и этикет. Саймон не был уверен, сможет ли Аннабел приспособиться, но она, похоже, готова попробовать. А он… он понимал и ценил ее усилия больше, чем она предполагала.

Он хорошо сознавал, что сцены вроде той, участницей которой она стала два дня назад, довели бы любую хорошо воспитанную женщину до слез стыда и унижения, и все же Аннабел держалась с относительным спокойствием. Они посетили званый вечер, устроенный богатым французским архитектором и его женой: довольно бестолковое событие, на котором было слишком много вина, слишком много гостей, что создало чересчур шумную атмосферу разгула. Оставив Аннабел на несколько минут за столом в обществе знакомых, Саймон вернулся после разговора с хозяином и обнаружил, что растерянную жену осаждают двое мужчин, мечущих жребий, чтобы узнать, кто завоюет честь выпить шампанское из ее туфельки.

Хотя тон игры был явно шутливым, было ясно, что соперники за благосклонность Аннабел испытывают огромное удовольствие от ее смущения. Для пресыщенных развратников не было большего наслаждения, чем оскорбить чью-то скромность, особенно если жертва была так очевидно невинна! Хотя Аннабел пыталась принять беспечный вид, их откровенные приставания раздражали ее, губы были растянуты в фальшивой улыбке. Встав, она поспешно огляделась в поисках подходящего убежища.

Саймон с невозмутимой физиономией шагнул к столу и, ободряюще сжав плечо жены, провел большим пальцем по обнаженной спине. И сразу почувствовал, как она слегка расслабилась. Румянец возбуждения немного погас.

— Они спорят из-за того, кто будет пить розовое шампанское из моей туфли, — выдохнула она. — Я этого не предлагала и не знаю…

— О, эта проблема легко разрешима, — деловито перебил Саймон, заметив, как вокруг собирается толпа, желающая посмотреть, вспылит ли он из-за наглых приставаний мужчин к его жене. Он нежно, но решительно усадил Аннабел на стул: — Садись, дорогая.