— Что? Вернита, что ты говоришь?

— Я подслушала разговор императора с принцессой — он рассказывал сестре, что поручил Фуше собрать о тебе сведения. Клерк из шведского посольства сообщил, что ты регулярно посылаешь курьеров в Швецию, и это вызвало у Фуше подозрения. Клерк сейчас находится в полиции, и неизвестно, что ещё он расскажет…

Несколько секунд граф молча смотрел на Верниту. Затем наклонился и поцеловал её в лоб.

— Спасибо тебе, родная!

Он отворил дверь и громко позвал лакея.

— Немедленно пришлите ко мне Анри!

— Certainement, Monsieur le Comte![5]

Граф снова закрыл дверь.

— Ты права, я должен покинуть Париж, — заговорил он, — а тебе я невероятно благодарен за то, что ты спасла мне жизнь.

Вернита подняла полные слез глаза и прошептала:

— Пожалуйста… возьми меня с собой!

— Не могу, — ответил граф. — Мне придётся бежать из Франции тайком: если тебя схватят со мной, для тебя это будет очень опасно.

— Ты не понимаешь! Ведь я… я англичанка!

— Англичанка? — воскликнул граф.

— Когда началась война, мы с родителями жили в Париже.

— И вы скрывались, чтобы не попасть в тюрьму! — воскликнул граф. — Как я сразу не догадался? Конечно, это же все объясняет!

— Так ты возьмёшь меня с собой? — робко спросила Вернита.

Она заметила, что граф колеблется, и поспешно добавила:

— Я не могу оставаться у принцессы! Ты знаешь, император… он хочет встретиться со мной сегодня вечером… он велел мне ждать его в главной спальне, где ты… застал нас вчера.

— Будь он проклят! — прорычал граф. — Хорошо, ты поедешь со мной!

Дверь отворилась, и в салон вошёл маленький человечек.

— Месье, вы посылали за мной?

— Да, Анри, мы должны ехать немедленно! — обратился к нему граф. — Ищейки Фуше идут за мной по пятам!

— Все готово, месье. Я отнесу чемоданы в экипаж, и вы можете ехать.

— Спасибо, Анри.

Слуга вышел. Вернита вопросительно взглянула на графа.

— Мы с Анри подозревали, что подобное может случиться в любую минуту, — объяснил он. — Любовь моя, ты уверена, что готова мне довериться?

— Я знаю только одно: лучше умереть, чем жить без тебя!

Граф заключил Верниту в объятия. Он целовал её нежно, медленно, страстно, словно утверждал свои права на неё этим поцелуем.

Затем, взяв девушку под руку, он вышел вместе ней в холл.

Лакей подал графу плащ, шляпу с высокой тульёй и перчатки. Граф взял Верниту за руку, словно ребёнка, и вывел чёрным ходом на задний двор, где располагались конюшни.

Двое конюхов запрягали в фаэтон пару лошадей, ещё один поднимал съёмную крышу. Лакей помогал Анри привязывать к задней площадке чемоданы.

Граф усадил Верниту и заботливо укрыл ей колени пледом. Сам он сел рядом и взялся за волок, Анри вспрыгнул на запятки, и через несколько минут экипаж уже ехал по узкой улочке, огибавшей Елисейские Поля.

Все произошло так быстро, что Вернита едва могла перевести дух, когда фаэтон свернул на широкую улицу и помчался по направлению к Буа.

— Мы успеем? — нервно спросила она.

Это были первые слова, произнесённые с той минуты, как они покинули особняк Клермона.

— Сделаем всё, что в наших силах! — ответил граф на безупречном английском.

Вернита ахнула от удивления.

— Ты говоришь по-английски?!

— Что в этом удивительного? — вопросом на вопрос ответил он. — Ведь это мой родной язык!

Вернита повернулась и изумлённо уставилась на графа.

— Так ты англичанин?

— Моё настоящее имя — Трегаррон, — ответил он, — лорд Трегаррон. Впрочем, бабушка моя была шведкой, и де Сторвики приходятся мне роднёй.

— Но император говорил, что шведский посол поручился за тебя!

— Я выдал себя за своего кузена — настоящего Акселя де Сторвика. Он шестью годами старше меня.

— Какой ты смелый! — с сияющими глазами воскликнула Вернита. — Я никак не думала, что ты англичанин — иначе я давно рассказала бы тебе всю правду!

— Как это я сразу не догадался! — ответил граф. — Жизнь научила меня быть подозрительным, и я сразу почувствовал, что с тобой что-то не так. Но ты в совершенстве говорила по-французски, держалась как француженка, и мне и в голову не приходило…

— Да, знание французского очень меня выручило, — ответила Вернита. — Я выучила его от семьи эмигрантов, которых папа приютил у нас в поместье. У них было двое детей моего возраста: я подружилась с ними, и их язык скоро стал для меня почти родным.

— Понятно, — ответил Аксель, — но всё равно, как я мог быть таким невнимательным? Ведь ты, рассказывая о своей лошади, назвала её английским именем!

Вернита рассмеялась.

— Эта кличка случайно сорвалась у меня с языка. Я сразу сообразила, что допустила ошибку, и страшно перепугалась! Послушай, правда это или только прекрасный сон, что мы вместе и у нас нет больше тайн друг от друга?

— Это правда, — тихо ответил Аксель. — Но, любимая моя, понимаешь ли ты, что будет с тобою, если нас поймают? Нет, тебя, надеюсь, все же не расстреляют — но заточат в тюрьму до конца войны.

— Пока я с тобой, я ничего не боюсь, — ответила Вернита.

Он повернул голову и нежно улыбнулся ей.

— Кстати, — снова заговорила Вернита, — я забыла спросить, куда мы едем?

— На юг, — ответил Аксель. — Мы с Анри давно решили, что, если нам придётся бежать, мы двинемся не на север, где нас наверняка будут искать, а на юг, в Марсель.

— Ты доверяешь Анри? — спросила Вернита.

— Я верю ему, как самому себе, и он мне — так же! — ответил Аксель, следя за дорогой.

Когда они достигли пригорода и экипажей вокруг стало меньше, граф немного расслабился и объяснил:

— Анри был конюхом у герцога де Тревиза, представителя одного из древнейших французских родов. Однажды какой-то солдат попытался обесчестить его сестру. Анри убил негодяя, затем бежал из-под ареста и переправился в Англию на судне контрабандистов.

— И правильно сделал! — воскликнула Вернита, слушавшая эту историю с увлечением.

— К несчастью, контрабандисты обобрали его до нитки. Я впервые встретился с Анри, когда он, едва живой от голода, ел сырую репу, украденную в моем поместье.

— И ты взял его к себе? — спросила Вернита.

— Я нанял его на службу, — ответил Аксель. — Это было во время перемирия, когда я вышел в отставку после пятилетней службы. Но, как и многие другие англичане, я чувствовал, что это перемирие — лишь затишье перед штормом.

— Папа верил, что между Англией и Францией установился прочный мир, — грустно заметила Вернита.

— Все мы на это надеялись, — ответил Аксель, — но Наполеон, ненасытен и не успокоится, пока не подчинит себе весь мир.

— Ты думаешь… ему это удастся?

— Нет, пока есть на свете Англия! За это я готов поручиться жизнью!

— И, когда война началась снова, ты стал шпионом?

— Не люблю этого слова, — скривив губы, ответил Аксель, — но, в общем, так и есть.

— И ты приехал во Францию под видом своего кузена, чтобы разузнавать полезные сведения и переправлять их в Англию?

— У меня был тщательно разработанный план, — объяснил Аксель. — Я обсуждал его перед отъездом из Англии с премьер-министром, с министром иностранных дел и, разумеется, с высшими военными чинами, которым были необходимы сведения о родах оружия французов.

— Значит, император был прав, — со вздохом заметила Вернита. — Он сказал принцессе Полине, что маршал Ней и генерал Жюно могли дать тебе военные сведения, важные для врагов Франции.

— Наполеон всегда был чертовски проницателен, — подтвердил Аксель. — Так они и сделали. Вот зачем я захватил с собой из Англии чертёж ружья, гораздо более меткого и дальнобойного, чем современные ружья французской армии.

— А что, если они сделают это ружьё? — спросила Вернита.

— Могут попробовать, но на это уйдёт много времени. А у нашей армии уже появились на вооружении такие ружья, и скоро их станет много.

Вернита всплеснула руками.

— Как здорово! Как ты умно придумал! И как хорошо, что наши уже знают всё, что им нужно знать!

— Да, надеюсь, собранная мной информация достаточно ценна, — без ложной скромности подтвердил граф.

— Ты думаешь, она дошла до Англии?

— Я в этом уверен. Дипломатические курьеры доставляли мои письма в нейтральную Швецию, а оттуда они переправлялись в Англию.

— Император говорил что-то о тайном союзе Швеции с Англией, — вспомнила подслушанный разговор Вернита.

— Он совершенно прав. Сейчас я выдам тебе государственную тайну — впрочем, думаю, через несколько дней она уже ни для кого тайной не будет.

— Какую же? — спросила Вернита.

— Третьего декабря, на следующий день после коронации Наполеона, мы подписали со Швецией секретный договор, купив у неё за восемь тысяч фунтов балтийский остров Рюген и крепость Штральзунд.

— Зачем они нам? — спросила Вернита.

— Для совместной англо-русской высадки в Померанию.

— Ты думаешь, это поможет разбить Наполеона?

— Я думаю, у него от этого прибавится хлопот, — ответил Аксель.

Он задумался и вздохнул.

— Нам предстоит долгая борьба. Наполеон сейчас сильнее всех на континенте, и большинство государств слишком запуганы, чтобы ему противостоять.

Вернита молчала. Она думала о том, как уверен в себе Наполеон, как боготворят его французы, которым он подарил блеск побед и дал такую веру в себя, какой они не испытывали на протяжении многих поколений.

Взглянув на Верниту, Аксель заметил:

— А ты сегодня роскошно одета!

— Боюсь, что… получается, что я украла плащ принцессы Полины, — пробормотала Вернита.

— Он тебе очень идёт.

Вернита залилась краской, словно угадав мысли Акселя. Он снова повернулся к лошадям, и она тихо произнесла:

— Ты понимаешь, что у меня нет ничего, кроме того, что на мне?

— Мы купим всё, что нужно, — ответил Аксель.