– Жорка, не в службу, а в дружбу, сбегай в репетиционную комнатушку! – попросил Олег. – Принеси мою простую гитару. Вот тебе ключи! Лови!

Жорик обернулся за десять минут. Олег подстроил гитару, запел.

– А он – красавчик, – шепнула мне Луиза. – И поёт для тебя. Обрати внимание.

Я и сама это видела. Олег исполнял самые популярные песни того времени и не сводил с меня лукавых светящихся глаз. Его взгляд ощущался, как прикосновение. Так на меня ещё никто не смотрел.


Что было модно в семидесятые годы двадцатого века? Что мы слушали и пели? Да то, чем полнился эфир. Именно тогда вышел диск Давида Тухманова «По волнам моей памяти». Высокая поэзия и современный нерв мелодий кружили головы. Альбом моментально стал культовым. Все школьные ВИА перепевали эти хиты. Почти одновременно появилась зонг-опера «Орфей и Эвридика» композитора Журбина. Главную партию исполнял Альберт Асадуллин, и его бесподобному, с восточным окрасом голосу, подражали многие самодеятельные певцы. Полозовский был типичным героем своего времени и следовал моде тех дней.

Олег наяривал, ударял по струнам, и моя душа вибрировала в такт мелодиям. Он казался сладкоголосым Орфеем. Это было славное, доброе время, когда девчонки влюблялись в парней с гитарами…

Было душно от жгучего света,

а взгляд его – как лучи.

Я только вздрогнула: этот,

этот может меня приручить!

Строки Ахматовой пронзали откровением. Казалось, что написано про нас. Про это томящее тепло майского дня, про завораживающий взгляд юноши с гитарой и про моё первое девичье смятение. А строки из Сафо, положенные на музыку?

Богу равным кажется мне по счастью

человек, который так близко-близко

перед тобой сидит…

Сойти с ума было совсем не сложно.

Домой я едва подоспела к ужину.

– Что же так долго, Анюта? – обеспокоено спросила бабушка.

– Факультативы, бабуль, – солгала я. – Экзамены скоро.

– Голодная, небось! – не без оснований предположила бабуля.

– А то! – откликнулась я. – Как зверушка лесная!

Это была сущая правда! Влюблённые всегда голодны. А я тогда пришла прямиком из леса и была уже влюблена.

В мой безмятежный мирок ворвался волнующий ветер перемен. С того вечера я стала чаще лгать домашним, есть с большим аппетитом, и допоздна задерживаться на улице, нарушая сроки, установленные родителями.


Утром следующего дня Олег перехватил меня по дороге в школу. Он ведь знал все мои маршруты и воспользовался этим.

– Привет! – непринуждённо сказал он и протянул шоколадку. – Косу не остригла за ночь? Смотри, не стриги волосы! С косой ты лучше всех!

Каждый мой день отныне начинался с Олега. Он ждал меня в ближайшем по дороге к школе доме, в предпоследнем подъезде. Вскоре все жильцы той пятиэтажки-хрущовки привыкли к нашей юной паре и выглядывали, чтоб посмотреть, как неутомимо и неординарно проявляется мой кавалер. У него было чему поучиться неизобретательным мужчинам всех возрастов.

Вскоре Артём пришёл в школу в синяках. Даже очки тёмные надел. Мы с Луизкой удивлённо переглянулись, а Жорик хитро улыбался.


В конце года, после экзаменов, в школе устроили праздничный вечер. Вокально-инструментальный ансамбль, в котором играл Олег, назывался «Возрождение». Ребята подготовили зажигательную программу из самых модных песен. Олег пел на сцене, а я невольно любовалась им. Он имел потрясающий успех.

Все увлечённо танцевали, требовали музыки ещё и ещё.

– А как вы думаете, солист имеет право на танец? – спросил Олег в микрофон, обращаясь к залу.

– Имеет! – загудели мои однокашники.

Он что-то шепнул гитаристам и ловко спрыгнул со сцены. Не спустился по ступенькам сбоку, а именно спрыгнул сверху, сразу в центр. Зал притих, музыканты смолкли. Все широко расступились в ожидании. Олег пружинистой походкой подошёл ко мне. Когда он протянул руку со сцены грянула музыка. Ребята из ансамбля постарались на славу. Эффект потряс всех, но больше – меня саму.

Мы закружились по залу. Несколько минут наша пара танцевала одна. Не меньше сотни глаз наблюдали за нами. Мелькали лица удивлённых девчонок, ошеломлённых учителей. Мы только-только прошли по литературе роман «Война и мир», и я ощущала себя юной графиней Ростовой в нежных объятиях прекрасного князя. Этот парень умел удивить сразу всех и вознести меня до небес.

Глава 5

Я и Олег

Фамилия Полозовский досталась Олегу от матери. Так решили его родители. Его внешность и менталитет определялись смешением нескольких кровей: русской, татарской и польской. У него были высокие скулы, большие темно-серые, чуть раскосые глаза, чувственный рот, волнистые русые волосы. Немного подводили мускулистые ноги с небольшой кривизной, но это обстоятельство, впрочем, не лишало его обаяния. Олег всегда был в отличном настроении, пружинисто и энергично передвигался и озарял лучезарной улыбкой всех и вся в поле зрения. На любой вопрос у него имелся ответ и порой даже песня или стихи. Он жил в мире звуков, аккордов и рифм. И меня Полозовский закружил, заворожил, увлёк за собой. Олег имел некоторое внешнее сходство с певцом Альбертом Асадуллиным и по-мальчишески гордился этим. А вместе с ним и я.

Летом он ввёл меня в свою семью, познакомил с ближайшей родней. Я была очарована неповторимым обаянием каждой неординарной личности в его окружении. Это привязало меня к Олегу ещё больше.

Первый раз он привёз меня на дачу. Она находилась почти в черте города, на окраине, поблизости от новостроек. Вольно заросший разными цветами, несколько запущенный, но невероятно живописный участок сразу мне понравился. Его мать встретила нас приветливо.

– Мам, это Аня! – коротко бросил Олег. – Она из параллельного класса. Мы дружим, а после школы поженимся. Имей это в виду!

Она улыбнулась и ласково сказала:

– Какая косичка у тебя красивая, Анечка! У меня тоже была очень длинная коса в молодости. Я отрезала волосы после рождения Олега. А ты, бестактный сын, не смущай девочку и не пугай раньше времени мать!

– И зря, мам, ты косу резала! Сейчас бы гордилась ей! – заявил Олег. – Анютке мы косу резать не дадим!


– Всегда хотела иметь дочь, а родила двоих сорванцов, – призналась Беата Мариановна за чаем. – Ты бывай у нас чаще, Аня, я буду рада поболтать по-женски. У меня есть сёстры, младшая и старшая, Олежкины родные тётки. Ты с ними тоже подружишься. Бабушки у нас замечательные! Сама увидишь!

Олег познакомил меня со всеми – тётя Женя, которую он звал Джек, тётя Вера, их старенькая матушка, их добрейший отчим. Со стороны матери родня была русская и польская, а со стороны отца – казанские татары. О татарском гостеприимстве я знала, но тем летом ощутила сама их радушие. Его бабушка Фарида-апа, по-татарски – нанай, готовила наваристый, изумительный суп-лапшу илеш, тушила конину, пекла сочный бишбармак и сытный баурсак, стряпала настоящий чак-чак, обильно сдабривая его мёдом. Покинуть их дом, не отведав хотя бы понемногу всех блюд и не прихватив с собой гостинца, было невозможно. При отказе хозяева непритворно и нешуточно обижались. К удивлению родителей, я часто приносила домой большие пакеты с татарской национальной выпечкой.

Мы были неразлучны с Олегом. Он подарил мне целый гармоничный, яркий, восхитительный мирок, внутри которого мне обреталось радостно и комфортно. Ещё тогда я поняла простую формулу: женщина счастлива, если за неё кто-то решает все проблемы, считая её при этом королевой.

У Олега была врождённая способность ладить с людьми любого возраста. У нас в доме он не сидел гостем, а легко подключался к бытовым делам, которыми мы в тот момент занимались. Если мама чистила картошку, он брал у неё нож и дочищал сам. Если я оттирала свои туфли от уличной грязи, он отстранял меня и с ловкостью чистильщика доводил дело до конца. Эти бытовые мелочи расположили мою маму к Олегу окончательно. И только папа всегда оставался чуть-чуть насторожённым.


Несколько месяцев тянулся период невинного общения. Олег приучил меня игнорировать сплетни и косые взгляды. Я купалась в его внимании и заботе, но мне уже было мало только этого! Внутри зрело желание, фокусировалось вожделение, распирая и обжигая. Я часто опасалась не справиться с собой и первой выказать ему новые, неведомые чувства. Олег не пытался меня обнимать, целовать, тем более лезть под юбку, как делали некоторые неуклюжие и торопливые ухажёры моих подруг. Это было странно, ново, непонятно, волнующе.

Мы часто ездили на пляж купаться. Омытая речной водой, освежённая, но неостывшая, я лежала рядом, едва касаясь Олега плечом, бедром… Каждое неловкое прикосновение вызывало мучительно-сладостные спазмы внутри живота и помутнение в мозгу. Я боялась выдать себя раньше времени. Я жила трепетным ожиданием желанной близости.

На обратном пути мы обычно не садились в автобус, а шли домой длинной дорогой, тянувшейся в траве вдоль шоссе. Физическая усталость – это единственное, что отрезвляло меня, снимало напряжение и томление моего юного тела. Я успокаивалась и остывала.

Нередко Олег возил меня на железнодорожный вокзал. Он любил сидеть на перроне и смотреть на прибывающие и отходящие поезда, на встречи и расставания людей. Это напоминало театр. Сквозь обыденность вокзальной пыли и запахов проступали человеческие драмы, чужие чувства, и веяло романтикой странствий. Так странно и постепенно раскрывался внутренний мир моего первого любимого. Я смутно догадывалась, что его неудержимо влекут дальние дороги.

Наши дома располагались достаточно близко. Окна квартиры Олега были видны из окна моей спальни. Как хорошо, что родительская комната выходила на другую сторону! Иначе они бы узнали, что их дочь подолгу сидит в темноте и следит за световыми сигналами из окон с восьмого этажа соседнего дома. Наверняка соседей удивляло, как троекратно вспыхивает и гаснет в ранней ночи одно окно огромного дома-корабля.