Наблюдая за выступлением отца, я чувствовала, как мне на глаза наворачиваются слезы. Я видела его номер сотни раз, но только сегодня впервые поняла, как хорошо ему удается смешить публику, как он любит свою работу и как зрители любят его.

Когда представление закончилось, я провела всех в парк развлечений. Я немного нервничала, не зная, как папочка отреагирует на мое появление, но была уверена, что тетя Арахис с радостью примет меня. Так и произошло!

Циркачи собрались, чтобы обнять меня и познакомиться с моей семьей. Пришлось даже приостановить продажу билетов, чтобы публика не заходила в шатер. Никто не станет платить за грустных карликов, альбиноса, женщину-змею, а резиновая женщина чуть глаза не выплакала. Единственными, кто не плакал, были двуглавый теленок и снежный человек.

Наконец я набралась храбрости и спросила тетю Арахис об отце:

– Как папа? Он не очень рассердился, что я ушла, не попрощавшись? Как думаешь, он захочет меня видеть?

– Рассердился? Захочет ли тебя увидеть? – повторила она. – Ах, милая, это же ответ на его молитвы! Пойдем!

Она взяла меня за руку и вывела через заднюю дверь.

– В ту ночь, когда ты сбежала, твой отец плакал как дитя, – рассказывала тетя Арахис, когда мы шли по газону. – Когда после представления он прибежал в свое купе, а твоя мама сказала, что ты ушла, он закрыл лицо руками и зарыдал. Он заплакал снова, когда я показала ему письмо, которое ты прислала. Твой отец не отдал мне письмо, знаешь ли. До сих пор носит его с собой.

Показалась палатка, в которой переодевались клоуны. Я увидела папочку. Он был в полосатых штанах и огромных туфлях и беседовал с Чарли. Чарли заметил меня первым, и у него даже рот приоткрылся от изумления. Папочка обернулся посмотреть, что вызвало у него такую реакцию.

Думаю, он ожидал увидеть сбежавшего тигра Гюнтера, но, заметив меня, был так же ошеломлен, как и Чарли.

– Элиза?! – Папочка покачнулся, словно у него подкосились ноги.

Я побежала к нему.

– Папочка!

Мы крепко обнялись и не хотели друг друга отпускать. Я вдохнула прекрасный и такой знакомый запах грима и макассарового масла.

– Папочка, это моя семья, – сказала я, когда снова обрела дар речи. – Мой муж Гейб, Джимми, Люк, Бекки Джин, а это наша тетя Батти.

Папочка улыбнулся и пожал руку Гейбу. Затем потаскал детей за уши и потрепал по волосам.

– У этих двоих волосы, как у Иветт, – пробормотал он, имея в виду Люка и Бекки.

– Да, но у Люка твоя улыбка, ты согласен, папочка?

– Главное, чтобы не мой нос! – засмеялся он, показывая на клоунский красный нос.

Предстояло еще много дел. Чарли не мог дождаться, чтобы познакомить Зиппи с Гейбом и детьми, а тетя Батти и тетя Арахис болтали, как две подружки.

Наконец мы с папочкой остались вдвоем.

– Я очень скучал по тебе, Элиза, – произнес он.

Я видела любовь в его глазах, хотя и знала, что он никогда не найдет слов, чтобы ее выразить.

– Я тоже по тебе скучала, папочка.

– Ты помнишь, что по воскресеньям нужно ходить в церковь? – спросил он резко. – Ты живешь по Библии?

– Да, пытаюсь… Мне помогает тетя Батти.

Глаза папочки наполнились слезами, и он взял мои руки в свои.

– Ты выглядишь счастливой, Элиза. Знаешь, это все, чего я хотел. Все, о чем я мечтал для тебя, – чтобы ты была счастлива!

Слезы покатились по его лицу, смывая грим.

И я поняла, что не хочу, чтобы он смывал грим. Я больше всего на свете любила улыбающееся клоунское лицо отца.

Когда я подумала о счастье, мне на ум пришло не поместье и не большой белый дом с зелеными ставнями – не то, что раньше казалось важным. Мои мысли были о муже, детях и цирке – о моей настоящей семье. Я улыбнулась сквозь слезы.

– Да, папочка, я очень, очень счастлива.