Возможно, я заслужила эти наказания, но дети невинны! Эта ферма – их дом. Как, по мнению Бога, мне управляться с садами? И как дождаться, пока сыновья вырастут, чтобы передать им наследство? Как я смогу управиться безо всякой помощи?

– Кстати о помощи! – заорала я вслух. – Ты уж сообрази, пожалуйста, как помочь этому бедняге, который лежит вон там, в спальне! Я не позволю ему здесь умереть, слышишь? Я больше не буду умолять и клянчить! Ты не понимаешь, когда просят по-хорошему! Ты должен вылечить его! И если Ты считаешь, что он ангел, посланный нам в помощь, то советую прислать кого-нибудь еще! Срочно!

Я устроила в кухне настоящий тарарам – гремела кастрюлями и чайниками, пока готовила кашу и припарку.

Когда я занесла все это в комнату, скорее всего, на моем лице было написано раздражение. Мужчина не спал и испуганно уставился на меня, будто боялся, что я прямо сейчас в него чем-нибудь запущу.

– Простите, что доставил вам столько хлопот, мэм, – начал он.

– Я злюсь не на вас! – ответила я, стараясь стереть с лица сердитое выражение. – Но вы должны постараться выздороветь, слышите?! Никаких больше вылазок на улицу!

Я принесла вам поесть, и вы съедите все – не важно, голодны вы или нет! Сложно поправиться, если ничего не есть! Затем я залью рану на ноге йодом и вам будет чертовски больно! Но вы стиснете зубы и вытерпите боль, потому что только так можно вылечить вашу рану. Вам ясно?

Слабо улыбнувшись, он покорно ответил:

– Да, мэм.

– Не называйте меня так. Я не сельская учительница, – улыбнулась я. – Сможете сами поесть или мне покормить вас?

– Я попробую. – Он протянул руку, чтобы взять ложку, и я почувствовала идущий от его кожи жар.

Мужчина с трудом сел. От усилий у него на лбу заблестели капли пота. Когда он собрался с силами, я поставила ему на колени поднос с кашей и занялась ногой. Краем глаза я видела, как гость пытается донести дрожащей рукой кашу до рта и она просыпается на одежду. Но я знала достаточно о мужчинах и об их гордости, чтобы не вмешиваться.

– Сейчас буду мазать рану йодом, вы готовы? – спросила я, заметив, что он доел последнюю ложку.

Мужчина кивнул и потянулся, чтобы взяться за медную спинку кровати. Я открыла бутылочку и так быстро, как могла, налила йод по всей длине раны. Мужчина выгнулся, как струна, и едва сдержал крик боли.

– Кричите, если хотите, мистер.

– Меня зовут Гейб, – проскрежетал он, стиснув зубы.

– Ну что ж, никто не услышит вас, Гейб. Дети на улице, играют, а ближайший сосед – тетя Батти, живущая далеко у пруда. Сейчас я наложу свежий компресс, а потом, обещаю, оставлю вас в покое.

Я старалась бинтовать аккуратно, но, судя по затрудненному дыханию Гейба, его нога сильно болела. Может, отвлечь его разговором?

– Расскажите, как вы поранились, – попросила я.

Мужчина со свистом втянул воздух.

– Я бежал за медленно едущим поездом. Хотел, как обычно, вскочить в грузовой вагон. Но за мной гнались вокзальные сторожа, и я торопился – не хотелось попасть в тюрьму за бродяжничество. Я подпрыгнул и наткнулся на зубчатый край. Было темно, и я не заметил, что он торчит.

– Когда это случилось?

– Не знаю. А давно я здесь?

– Вы провели ночь в амбаре и еще одну в этой кровати.

Гейб выдохнул.

– Наверное, это случилось два-три дня назад. Я потерял счет времени, странствуя без календаря и часов.

Его мягкий глубокий голос напомнил мне звучание церковного орга́на, на котором берут низкие ноты. И при этом слова Гейба рассыпа́лись по комнате легко, словно падающие снежинки.

Я смотрела на него, желая спросить, почему человек, который так правильно разговаривает и так красочно излагает мысли на бумаге, ведет жизнь никчемного бродяги.

Гейб все еще лежал с закрытыми глазами, держась за спинку кровати.

– Ну вот и все.

Когда он открыл глаза, его лицо было белее снега. Я протянула Гейбу полотенце, чтобы утереть пот со лба.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спросила я, собирая вещи.

– Да, я должен отблагодарить вас, миссис Уайатт.

– Ну что ж, вы сделаете это, если скоро поправитесь.

Я уже вышла за двери, как вдруг остановилась пораженная. Я ему не представлялась. Медленно обернувшись, я спросила:

– Откуда вы знаете мою фамилию?

Гейб отвел глаза и буквально на долю секунды стал похож на Джимми, когда тот таскал печенье из коробки и я заставала его за этим занятием. Затем наваждение прошло. Мужчина слабо улыбнулся и объяснил:

– Я прочел вывеску снаружи и предположил…

– Ах да, конечно…

Я знала, о чем он говорит. Давным-давно, в лучшие, счастливые годы, мой свекор написал на амбаре: «Сады Уайатта. Фрэнк Уайатт и сыновья». Содрогнувшись, я подумала о том, что уже нет ни Фрэнка, ни его сыновей.

– Так вас действительно зовут миссис Уайатт? – спросил Гейб застенчиво.

– Да, но называйте меня Элиза.

Я едва успела убрать йод и бинты, как в дом ворвались дети, даже не сняв обувь и разбрасывая повсюду тонны снега.

– Мама! Мама! Пойдем скорее! – загалдели они разом, вцепившись мне в юбку.

– А ну перестаньте! Вы весь пол перепачкали! Только посмотрите, какая грязь!

Я попыталась вытолкать их обратно на крыльцо, но они не слушались. Судя по поведению детей, явно что-то стряслось.

– Так, успокойтесь, пусть Джимми мне расскажет, что случилось.

Мальчик едва переводил дух – наверное, он бежал.

– Мы катались на санках вниз с холма за домом тети Батти… Она вышла и пригласила нас помочь убрать снег… Сказала, что заплатит и все такое. Мы пошли за ней, и она все называла меня Мэтью, хотя я говорил, что меня зовут Джимми…

– Она ведьма? – ни с того ни с сего спросила Бекки.

– Нет! – воскликнула я. – Конечно нет! С чего ты взяла?

Малышка посмотрела на старшего брата.

– Да я просто пошутил, – ответил он, похлопав ее по плечу. – В общем, я думал, что тетя Батти хочет, чтобы мы расчистили дорожку к дому, но она сказала, что нужно расчистить снег, который внутри дома!

Я вспомнила, как свекор твердил о том, что тетя Батти совсем без ума, и предупреждал, чтобы мы держались от нее подальше. Я лихорадочно пыталась придумать, как бы объяснить это детям.

– Видите ли, тетя Батти немного…

– Но, мама, она оказалась права! У нее в доме был снег!

– В доме? Скажите на милость, как он туда попал?

– Не знаю. Но пойдем с нами. Там его слишком много, нам не управиться!

Я надела пальто, старые башмаки Сэма и подумала, что, скорее всего, во время метели дверь в доме у тети открылась и туда намело снега.

Когда мы поднялись на холм и внизу показался коттедж тети Батти, мне стало ясно, что дело вовсе не в открывшейся двери. Под тяжестью снега крыша кухни обвалилась, словно верхушка недопеченного пирога.

Было заметно, что кухню достраивали намного позже. Сам коттедж был каменный, а крыша пристройки явно была сделана кое-как.

Мы подошли к входу, и тетя Батти впустила нас. За долгие годы, прожитые в доме мужа, я ни разу здесь не была. Я вошла и остановилась, от изумления открыв рот. Коттедж был чистеньким и очень уютным. На окнах висели кружевные гофрированные занавески, было полно вязаных шерстяных пледов. Это не совсем то, чего ожидаешь, входя в дом старой дамы.

Стены коттеджа от пола до потолка были увешаны полками. Каждый сантиметр был заставлен книгами. Мне показалось, что у тети Батти книг больше, чем в библиотеке Дир Спрингса. На нижних полках я заметила желтые стопки «Нэшнл джиогрэфик мэгэзин». Возле печи стояло кресло-качалка, рядом – радиоприемник, сверху – цветок в горшке.

Посреди комнаты, которая, наверное, была когда-то столовой, стоял огромный деревянный письменный стол. Такой ожидаешь увидеть в шикарном банке или в изысканном адвокатском бюро. К столу прилагался вращающийся стул, отделанный черной кожей. Пишущая машинка, стоявшая на столе, была куда больше и современнее той, что носил в рюкзаке мистер Арфи.

В доме стоял пронизывающий холод, и крошка тетя Батти, похоже, натянула на себя всю одежду, какая у нее только была.

– Ты принесла спички, лапочка?

Я нахмурилась.

– Какие спички?

– Обыкновенные. Я просила молодого Мэтью принести немного спичек. Мои остались в кухне, и я не смогу до них добраться, пока мы не уберем весь снег. А огонь погас, как видишь! Жмурке и девочкам не очень нравится сидеть в такой стуже!

Жмуркой, должно быть, звали недовольную собачонку, тявкавшую и рычавшую с тех пор, как мы пришли. Она пугала Бекки до смерти, и малышка вцепилась в мою ногу, как обезьянка.

Но никаких «девочек» я не заметила. Конечно, с того места, где я стояла, была видна лишь разрушенная кухня. Я поняла, что не удастся закрыть кухонную дверь и сохранить тепло в прихожей и спальне. И конечно, готовить тут тоже было невозможно.

Правда заключалась в том, что этот дом был больше не пригоден для жизни.

Я знала, что мне предстоит сказать, и у меня возникло чувство, будто крыша коттеджа обрушилась прямо мне на голову. Я глубоко вдохнула, взяла тетю за руку и заговорила так медленно и деликатно, как только умела.

– Тетя Батти, даже если мы уберем весь снег, это не поможет. Спички тоже не спасут ситуацию. Вы не сможете поддерживать тепло и готовить. У вас в кухне обрушилась крыша. Вы понимаете? Вы не можете больше здесь жить, пока ее не починят.

– Что, крыша? Ой! Не думаю, что у меня есть достаточно длинная лестница… Надо будет у кого-нибудь попросить…

– Нет, тетя. Послушайте, вам придется нанять кровельщика. Это сложная работа, нам с ней не справиться. А пока крышу не починят…

Я сделала паузу. Как бы мне хотелось, чтобы тетя Батти не была моей ближайшей родственницей! Как бы мне хотелось, чтобы в моем доме не было прикованного к постели человека! Как бы мне хотелось, чтобы я никогда не просила Бога прислать мне еще одного ангела!

– Я приглашаю вас пожить у нас.