Наш цирк недавно приобрел списанный пульмановский спальный вагон. Я больше никогда не видела такого жилья. В нем было тесно, жарко, проход был узкий, а спальные полки расположены очень близко друг к другу. Каждая полка была огорожена висящей на кольцах занавеской коричневого цвета, которую можно было зашторить для уединения, но это совсем не скрывало храпа, смеха или плача. Или секретов. Я знала, кто в ссоре, кто влюблен, а кто собирался прогулять выступление.

Я стала чувствовать себя взрослой и, как и другие женщины в вагоне, начала интересоваться противоположным полом. Однажды один из конюшенных проводил меня к вагону после вечернего представления и я поцеловала его в щеку.

Я не думала, что папочка интересуется моим времяпрепровождением, после того как я начала жить отдельно, но в ту ночь убедилась, что ошибалась.

Мы с молодым человеком едва успели спрятаться за вагоном, чтобы немного пообниматься, как появился папочка. Из его глаз летели искры. Бедный парень дал такого стрекача, что остановился, наверное, лишь на границе штата.

Между тем отец тянул меня в свое купе, и бедная тетя Арахис едва поспевала за ним. Он был невероятно зол, и я испугалась. Я понятия не имела о том, что именно сделала неправильно. Я села рядом с тетей Арахис на скамью, пока папочка, как лев, метался по крошечной комнате. И рычал, кстати, тоже как лев.

– О чем ты вообще думала? Такие парни, как он, хотят лишь одного, Элиза!

Он уставился на меня, словно я знала, чего именно, но я была ужасно наивной, и его слова меня заинтриговали.

– Но чего, папочка? У меня же ничего нет!

Увидев, как он покраснел, я заинтересовалась еще больше.

– Расскажи ей, Арахис, – пробормотал он.

– Нет уж! Сам рассказывай! Это твой долг, Генри!

Женщина слезла со скамейки, и так быстро, как только позволяли ее коротенькие ножки, засеменила к выходу. Отец преградил ей путь.

– Я вообще-то прошу мне помочь!

– И не подумаю. Пусти меня! – Ее голос стал еще визгливее, чем обычно.

Они так и бегали взад-вперед, пока мне не захотелось закричать.

– Рассказать мне о чем?! – заорала я, стукнув кулаком по столу.

Тетя Арахис наконец сдалась. Она вытолкала папочку из купе и рассказала мне о физиологических особенностях организма, закончив объяснение следующими словами:

– Понимаешь, большинство парней не захотят купить корову, если уже получили молоко бесплатно. Подожди обручального кольца, милая. Подожди мистера Совершенство.

Несколько недель я испытывала отвращение к мальчикам, папочке, тете и миру в целом.

* * *

Незадолго до моего восемнадцатилетия цирк выступал в Новом Орлеане. Я узнала от Чарли, что он и папочка выросли в этом городе и я когда-то жила здесь вместе с мамой. Цирк выступал два дня, и вот пришло время последнего представления. Ко мне в киоск прибежал Чарли. Он едва переводил дух.

– Где твой отец, Элиза? Ты видела его?

– Нет, после завтрака не видела, а что?

– Представление вот-вот начнется! Он уже пропустил приветствие, а сейчас должен участвовать в параде-алле, открывающем главное шоу.

Я просто не поверила ушам.

– Папочка пропал?

– Да, я все обыскал – его нигде нет!

Внезапно я очень испугалась. Опаздывать на представление? Это совсем не похоже на папочку, не говоря уже о том, чтобы и вовсе его пропустить.

– Я помогу вам искать, – сказала я.

Я выключила аппарат для производства сладкой ваты, передала коробку с выручкой кассиру в билетной кассе и побежала на поиски, молясь, чтобы с отцом ничего не случилось.

В палатке клоунов его не было, как, впрочем, и в парке развлечений. Лошадь, на которой он обычно выполнял трюки, была в стойле. Через поле стоял поезд, и я стремглав помчалась туда. Я ворвалась в папочкино купе, раскрыв дверь без стука, и замерла как вкопанная.

Папочка сидел как ни в чем не бывало за маленьким столом. И как ни в чем не бывало рядом с ним примостилась мамочка! Она не была мертва! Выглядела она такой же худой и больной, как и в тот день, когда бросила меня, тринадцать лет назад. Но была вполне живехонькой!

– Элиза! Сахарок, это ты? – спросила мама. – Ты просто красавица! Разве она не красотка, Анри?

Даже если бы я и не узнала маминого лица, я бы ни за что не ошиблась, услышав ее протяжный бархатный тембр и завидев бутылку так называемого янтарного лекарства, стоящую на столе перед ней. Я едва могла выговорить несколько слов.

– Мама? Ты… ты жива?

– Вроде бы да, Сахарок, – усмехнулась она в ответ. – По крайней мере, была жива, когда последний раз это проверяла.

Я просто не могла в это поверить! Если мама жива, то почему она уехала и оставила меня у папочки? Почему он лгал мне все эти годы, утверждая, будто мама мертва?

Я переводила взгляд с папы на маму. Гнев и возмущение нарастали во мне, сплетаясь в ярость, которая наконец выплеснулась наружу.

– Ты лгал мне, папочка!

– Я не лгал. Я никогда не говорил…

– Нет, говорил! Ты знал, что я считала маму умершей, и не разубеждал меня!

– Элиза! Позволь мне объяснить…

– Нет! Почему я должна верить хоть одному твоему слову? Все это время вы с мамой могли жить вместе, создать для меня дом, и у меня были бы родители, как у всех. Но вы оба для этого слишком эгоистичны!

– Неправда…

– Вы никогда не хотели, чтобы я родилась! Ни один из вас! Мама бросила меня на ступеньках поезда, потому что хотела от меня избавиться.

– Нет, Сахарок! Я так тебя любила, что…

– И ты, папочка, был мне не рад! Все эти годы ты пытался от меня избавиться, говоря, что мне нужно бросить цирк и идти куда глаза глядят. Ну что ж, вы оба получите, что хотели. Больше вы меня не увидите! – Я кинулась бежать и наткнулась на Чарли.

– Вот и ты, Генри! – воскликнул он. – Что ты здесь делаешь, ради всего святого? Пойдем!

Папочка вскочил на ноги.

– Черт возьми! Который час?

– Ты пропустил приветствие. Скоро начнется твой первый номер на лошади. Только посмотри на себя! Ты не в гриме!

Отец действительно был не готов к представлению; парик и красный нос лежали рядом с ним на скамье вместе с полотенцем, которым он обычно стирал грим. Папочка переводил взгляд с Чарли на меня, потом на маму, и я видела, что он не знает, на что решиться.

– Пожалуйста, подмени меня, Чарли! – умолял отец. – Тут такое происходит…

– Ты что, сдурел? Я не умею ездить на лошади, да и никто из клоунов, кроме тебя, этого не умеет. Мы разобьем себе головы! – Он схватил папочкин парик и нос и всунул их ему в руки. – Пойдем!

– Элиза, пожалуйста, подожди меня здесь! – умолял папочка, идя к двери. – Дай мне возможность все объяснить. Обещаю, что вернусь через полтора часа.

Он вышел из купе вместе с Чарли, и они вдвоем побежали к большому шатру.

Я подождала, пока они отойдут достаточно далеко.

– Прощай, мама, – тихо сказала я.

– Нет, Сахарок, подожди! – Она попыталась встать, но ее ноги, как обычно, подкосились. Мать, как всегда, была слишком пьяна, чтобы гнаться за мной.

Я спокойно дошла до женского вагона, собрала все свои вещи и деньги, заработанные в киоске.

И навсегда покинула «Цирк братьев Беннеттов».

Цирковой поезд стоял на сортировочной станции, поэтому мне пришлось пройти почти километр по рельсам, чтобы добраться до пассажирской станции.

Вокзал был большим, просторным зданием. Под потолком было так много места, что там можно было бы разместить одновременно три или четыре трапеции и парочку ходоков на ходулях.

После жизни в тесных вагонах и шатрах я не могла понять, зачем нужно такое огромное здание. Я почувствовала себя очень крошечной! Наверное, такое ощущение испытывает тетя Арахис, живя в мире высокорослых людей.

Станция была довольно оживленным местом. Носильщики загружали и выгружали тачки, полные багажа; солдаты в форме бродили, разыскивая потерявшихся; утомленные семьи толпились на скамьях, держа на руках орущих младенцев.

Окинув все это взглядом, я наконец заметила окошко с надписью: «Касса» и выстроившуюся перед ним очередь.

Мои туфли зацокали по мраморному полу, когда я приблизилась к кассе.

– Когда отходит следующий поезд? – спросила я, когда подошла моя очередь.

Изможденный мужчина в окне выглядел растерянным.

– Следующий поезд куда, мисс?

– Куда угодно! Мне все равно. Я просто хочу сесть на ближайший поезд.

Он впервые посмотрел на меня и пригладил свои усы, как у моржа.

– Послушайте, по виду вы приятная молодая леди. Если вы хотите сбежать из дома, то я уверен, ваша семья…

Слово «семья» жутко меня разозлило.

– У меня нет семьи. Я не ребенок, мне восемнадцать лет. А теперь, пожалуйста, продайте мне билет на ближайший поезд.

После того как у меня появились собственные дети, я поняла, что кассир пытался уберечь меня от ошибки, но в то время казался мне назойливым.

Он не спешил отвечать и поглаживал усы, словно это было домашнее животное.

– Ну что ж, поезд с пятой платформы отправляется через десять минут, – медленно произнес кассир. – Он едет в Мемфис, Луисвилл, Индианаполис и дальше.

Я положила немного денег на прилавок.

– Пожалуйста, дайте мне билет на самое дальнее направление.

Кассир отнюдь не выглядел довольным. Он продолжал смотреть на меня, запоминая, во что я одета и как выгляжу, на тот случай, если мной будет интересоваться полиция.

Но я знала, что папочка не станет меня искать. Цирковой поезд успеет доехать до Арканзаса, а он даже не поймет, что его дочь пропала.

– Вы будете отдавать вещи в багажный вагон, мисс?

– У меня только чемодан, и я возьму его с собой, спасибо.

Я уже решила, что буду смотреть в окно, пока не замечу город, который мне понравится, и тогда сойду с поезда на ближайшей остановке. Возможно, это будет один из тысячи городов, в котором наш цирк гастролировал за прошедшие годы, – городов, в которых я умоляла папочку осесть.