– Не волнуйтесь, все в порядке, вы в моем амбаре. Вчера вечером вы забрели на мою ферму, помните?

Незнакомец пошевелил губами, силясь заговорить, но с его губ слетел лишь стон. Я приподняла ему голову и помогла глотнуть немного бульона.

– Послушайте, мне необходимо знать, что с вами, мистер. У меня трое детей, о которых нужно заботиться, а в ночлежках для бродяг полно инфекции.

– Моя нога… – прошептал он.

– Ваша нога? Дайте мне посмотреть…

Мужчина кивнул и опять закрыл глаза. Я опустила его голову на подушку и отставила в сторону бульон.

Подняв одеяло, я увидела, что правая штанина порвана. Ткань потемнела и затвердела от засохшей крови. Видно, мужчина пытался кое-как перевязать ногу. Я осторожно размотала окровавленные тряпки и увидела огромный рваный порез, шедший от колена до лодыжки. Нога раздулась, рана была воспалена и гноилась. В лучшем случае у незнакомца было заражение крови. Думать о худшем я боялась.

Я уже видела, что такое смерть от столбняка. Одного раза было вполне достаточно.

Мне на глаза навернулись слезы гнева.

– Да как вы посмели! – закричала я, снова накрыв его ногу одеялом. – Как вы посмели приползти сюда умирать, словно шелудивый пес?! Разве мы недостаточно пережили?! Почему вы пришли именно к нам, а не постучались к кому-нибудь другому?! Почему пришли туда, где давно поселился ангел смерти? Почему вы выбрали именно мой дом?!

Незнакомец открыл глаза и посмотрел на меня. Не знаю, чьи слезы я увидела: его или свои собственные. Я закрыла лицо руками, слегка поскуливая. Мне стало стыдно.

– Мамочка?

Я обернулась и увидела Джимми, стоявшего в дверях. С братом пришел и Люк. Он выглядел испуганным.

– Я же вам сказала не заходить сюда! – прикрикнула я на детей.

– Он умрет, мамочка? – спросил Джимми.

– Вполне возможно.

Я стояла, вытирая слезы рукавом пальто. Старый амбар, обдуваемый пронизывающим ветром, скрипел, в окна бились тучи снежинок.

– Мы не можем оставить его здесь, – решила я. – По такой погоде в амбар не набегаешься. Идите за санями, а потом поможете мне затащить этого человека в дом.

Я подхватила мужчину под руки, мальчики взялись за ноги, и мы довольно бесцеремонно поволокли незнакомца через амбар, а затем уложили на сани Люка. Мужчина весил так же, как я и сыновья вместе взятые, и нам стоило большого труда дотянуть его до дома по снежным сугробам. При неизбежных толчках он мужественно стискивал зубы, но, когда мы волокли его вверх по ступенькам, вскрикнул. Приступ боли, по всей видимости, ненадолго отрезвил незнакомца, и ему удалось перенести вес на здоровую ногу и с нашей помощью доковылять до кровати дедушки Уайатта, чья комната располагалась за кухней.

Бекки стояла у изножья кровати и наблюдала за нашими усилиями, широко раскрыв глаза.

– Он умрет, мамочка? – спросила она.

Я увидела страх в детских глазах, и мой гнев к пришельцу вернулся.

– Не знаю, теперь он в руках Божьих. Мы сделаем для него все, что в наших силах.

Я ненавидела себя за беспомощность. В доме не было телефона, и я не могла поехать в город из-за метели.

«Ладно, – успокаивала я себя, пытаясь отогнать страх. – Этот человек мне даже незнаком! И думаю, всему виной его собственная глупость».

– От него плохо пахнет, – сказала малышка, зажав носик ручками.

– Да уж. Поставь чайник, Бекки Джин, и пусть он закипит. А вы, мальчики, помогите мне избавиться от этих… лохмотьев, которые на нем надеты.

Мы раздели мужчину до разодранных кальсон и нижней рубашки и выбросили одежду за порог.

Затем я очистила его рану так аккуратно, как умела, и наложила теплую примочку, как учил меня доктор, лечивший Сэма.

Незнакомец находился в полубессознательном состоянии и, похоже, едва понимал, что происходит.

– А теперь давайте оставим его, – сказала я детям, закончив. – Столько дел по дому. У нас нет времени с ним возиться.

«Зайду к нему позже», – решила я.

Чем меньше дети будут уделять ему внимания, тем легче перенесут его смерть.

Но оказалось, что благополучие этого человека занимало их куда больше, чем бушевавшая за окном метель.

– Пожалуйста, пусть дядя-ангел не умирает! – просила Бекки во время вечерней молитвы перед ужином.

Я удивилась, услышав, как Люк прошептал: «Аминь».

Что же касается меня, то я не верила в силу молитвы об исцелении. Господь делает все, что Ему заблагорассудится, невзирая на наши жалкие мольбы.

Вечером, когда мы справились с делами, я устала сильнее, чем обычно – наверное, из-за того, что была стужа и приходилось прикладывать больше усилий. Подождав, пока дети отправятся спать, я вернулась к незнакомцу, взяв с собой свежую примочку. Я заранее была в ужасе от того, что увижу.

В комнате было темно, свет лился из кухни в распахнутую дверь. Мужчина лежал на кровати с открытыми глазами, и даже в полумраке я видела, что их переполняла боль.

Незнакомец дрожал, несмотря на шерстяные одеяла, которыми его накрыли. Когда я наложила на его рану теплую примочку, он застонал, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

– Простите, я пытаюсь помочь вам, а не причинить боль.

– Знаю, – прошептал он. – Спасибо.

– Вы проголодались? Я могу вам что-нибудь принести.

Мужчина покачал головой.

– Не надо… Дайте воды…

Я отвернулась, внезапно смутившись.

– Послушайте, простите, что я накричала на вас там, в амбаре. Просто… – Я зажмурилась, припоминая. – Просто мой муж умер от пореза на ноге, который был куда меньше, чем у вас. Доктор сказал, что у него был столбняк. Я ничего не могла сделать, лишь наблюдала за его мучениями. И скажу вам, это была нелегкая смерть.

– Это не ваша вина, если я умру, – послышался тихий ответ.

– Знаю.

Я справилась со слезами, вернулась к кровати и, пока мужчина пил, придерживала его голову.

– Как вас зовут?

Он так тихо пробормотал ответ, что я ничего не разобрала.

Опустив в мыльную воду приготовленную мочалку, я смыла грязь с его лица. Мне не терпелось сделать это, как только мы внесли незнакомца в дом. Было сложно судить о возрасте этого человека: его лицо закрывали длинные темно-каштановые волосы, давно нуждавшиеся в стрижке, и борода.

Под слоем грязи обнаружилась загорелая кожа, а глаза под кустистыми бровями были цвета кофейных зерен.

Покрытые мозолями руки были большие и сильные, хоть и более горячие на ощупь, чем вода в тазу.

Я расстегнула пуговицы рубашки, чтобы помыть незнакомцу шею и грудь, и увидела ужасный рваный шрам возле сердца. Он давно затянулся, но могу сказать наверняка – однажды этот мужчина уже встречался с ангелом смерти.

К тому времени как я закончила обмывать бродягу, вода в тазу почернела.

– Поспите, – сказала я, закрывая за собой дверь.

Я вынесла таз на заднее крыльцо, чтобы вылить воду, и заметила рюкзак незнакомца, брошенный у двери. Джимми, должно быть, принес его из амбара и оставил на пороге. Подняв рюкзак, я почувствовала, какой он тяжелый, а поставив его на кухонный стол, услышала стук металла.

Чувствуя себя чересчур любопытной, я развязала рюкзак и начала рыться в его содержимом. Как иначе мне выяснить имя пришельца и откуда он взялся? Сверху лежал затвердевший от грязи комбинезон и фланелевая сорочка. Я отложила их в сторону, чтобы потом постирать с остальными вещами. Под одеждой обнаружились солдатская фляга и порядком потрепанная Библия с рваной обложкой.

В водонепроницаемом плаще я обнаружила пачку тетрадей – в таких же писали мои сыновья. Обложки были раскрашены под мрамор. Все тетради, кроме одной, были исписаны от корки до корки. В последней лежали письма из газеты «Чикаго трибьюн», адресованные Габриелю Арфи на почтовый ящик в Чикаго. Я произнесла это имя вслух – Габриель Арфи.

Дальше копаться было незачем: на самом дне рюкзака лежала тяжелая штуковина, обернутая старым покрывалом. Размотав его, я замерла от удивления.

Что за странная ноша для бродяги – пишущая машинка!

Глава 2

Я проснулась с болью в шее, сидя за кухонным столом.

За окном светало. Что это на меня нашло? Почему я заснула здесь, внизу? Я встала, дрожа от холода и испытывая растерянность. Затем увидела разложенные на столе тетради и все вспомнила. Обычное женское любопытство заставило меня открыть первую тетрадь и погрузиться в чтение. Через несколько минут повествование Габриеля Арфи, странствующего бродяги, заворожило меня, и я уже не могла остановиться. Я добавила угля в топку и продолжила читать. Одолела четыре тетради и задумалась.

Мистер Арфи живописал путешествия в товарных вагонах и грузовых контейнерах. Рассказывал, как пересекал Миссисипи, карабкался по Скалистым горам, пробирался от канадской границы до Мексиканского залива, от побережья Каролины до лесов штата Вашингтон. Его гнали охранники на вокзалах и полицейские с собаками; он ел из консервных банок и мусорных ведер; спал в сараях и в лесу, иногда под открытым небом, любуясь Млечным Путем. Габриель пересказывал захватывающие истории других (таких же) перекати-поле, встречавшихся ему во время странствий, – молодых прохвостов и стариков, мужчин и женщин; людей с такими забавными именами, как Лу-Псих или Берта-Товарняк.

Некоторым не повезло, и они искали работу, другие просто наслаждались привольной жизнью бродяги.

Несмотря на множество интересных историй, Габриель Арфи так и не рассказал свою, и именно поэтому я с растущим любопытством читала всю ночь.

Кем был этот человек, умирающий в моем доме? Что заставило его скитаться?

Я читала красочные описания многочисленных мест, где побывал Габриель Арфи, описание людей, которых он встретил, но о нем самом почти ничего не узнала.

Чувствуя вину, я посмотрела на дверь, ведущую в комнату, где спал мужчина. Внезапно смутившись, я подумала: вдруг он застанет меня за чтением его дневников?

Я подошла к двери, приоткрыла ее и удовлетворенно отметила, что он все еще спит. Быстро собрав тетради, завернула их в водонепроницаемый плащ. Последняя тетрадь – единственная, которую я не прочитала, – привлекла мое внимание. Лишь она была озаглавлена. На ней было написано: «Блудный сын».