– Ты знаешь, почему они не узнали Его? – спросил он.

– Нет, почему?

– Потому что, в отличие от Лазаря, тело Иисуса не было возвращено к жизни. Он переродился в воскресении. Они не узнали Его, потому что Его воскрешенное перерожденное тело отличалось от физического, как яблоко от яблочного семечка. Он изменился. Это имел в виду святой Петр в послании к Коринфянам, когда говорил о воскрешении. Тело, посеянное в слабости, вырастет в силе; тело, угнетенное физически, будет могучим духовно.

Моего ответа не последовало, и Уолтер, должно быть, понял, что я не могу обсуждать Писание с ним, поскольку моя вера и надежда так же парализованы, как и его конечности. Я наблюдала за тем, как он мучается, но остаток сил, которые еще тлели в нем, он направлял, чтобы помочь мне узреть истину.

– Бэтси, посмотри на эти деревья за окном. Если бы ты прежде никогда не видела весны, то потеряла бы надежду и срубила бы все деревья, решив, что они мертвы. Но придет весна, они вновь зацветут и будут плодоносить. Сейчас в мою жизнь пришла надежда. В Христе придет новая жизнь. И сказал Иисус: «И всякий, живущий и верующий в меня, не умрет вовек»[26]. Это не конец. Ты и я будем жить вечно.

– Но все равно я буду очень по тебе скучать, – ответила я, сдерживая слезы.

– Знаю. Когда прошлым летом я уехал обратно в Чикаго, я не видел тебя, но ты жила в моем сердце. Я представлял, что ты вышла замуж, обустраиваешь новый дом, вливаешься в новую жизнь. И даже несмотря на то что ты меня не видела, ты наверняка представляла, как я живу в Чикаго, каждый день хожу на работу и возвращаюсь в карете домой. На этот раз будет так же. Я буду жить в твоем сердце и обрету бессмертие в вечности. Просто мой дом будет в другом месте.

Не в силах сдержать слезы, я легла рядом с мужем и прижалась к его лицу.

– Я всегда буду любить тебя, – заплакала я, – всегда!

– И я всегда буду любить тебя! Целую вечность! Наблюдай за деревьями, Бэтси. Когда увидишь цветение, знай – я с Иисусом и живу вечно. И однажды мои сухие, омертвевшие конечности расцветут возрожденной жизнью.

* * *

Через несколько коротких недель я поняла, что конец совсем близок. Дыхание Уолтера стало еще более затрудненным и болезненным. Видя, как он мучается, я сама чувствовала боль, но он никогда не жаловался. Я держала его в объятиях, разговаривала с ним, читала, пела и старалась сдерживать собственную панику, молясь, чтобы мой муж не мучился от тяжелой смерти из-за удушья.

Ночью накануне смерти Уолтер силился в последний раз со мной заговорить.

– Бэтси, каждую весну выходи в сад, смотри на цветущие деревья… Это Божье обещание – мы вновь увидимся.

Я держала Уолтера в объятиях, когда он испустил последний вздох. Он задержал дыхание, затем выдохнул с облегчением. И его не стало.

* * *

На следующее утро я послала за Джоном Уэйкфилдом. Он сообщил мне, что Уолтер позаботился о том, чтобы его тело отправили домой к семье. Моего мужа похоронили в Чикаго. Я не присутствовала на похоронах: не могла наблюдать за тем, как Уолтера положат в гроб и опустят в холодную землю.

Мне хотелось бы сказать, что я легко перенесла смерть мужа, потому что была готова к ней и не скорбела, как те, кто потерял надежду. Однако это неправда. Я погрузилась во тьму, куда не проскальзывал даже лучик. За окном была зима, и в моей душе тоже воцарилась зима. Когда слез больше не осталось, я горевала без них.

Лидия обнимала меня, пытаясь согреть своей любовью, но это было все равно что стоять за окнами моего пошатнувшегося жилища и пытаться рассмотреть что-то через стекло. Я не могла открыть дверь ни для сестры, ни для кого-либо еще.

А затем пришла весна и зацвели вишни, как и предсказывал Уолтер. Сегодня сад стоял голый и безжизненный, а на следующий день, открыв окно, я не поверила своим глазам. Красота деревьев заворожила меня. Они шептали мне что-то, и я вышла наружу и стала под гроздьями нежных розовых цветов. В тот момент я осознала две непреложные истины: Уолтер жив и Господь здесь со мной.

Тем утром в саду я повстречала Бога – не какую-то зыбкую, призрачную материю, которая может почудиться, нет, я чувствовала Его присутствие, и оно успокаивало меня так же, как и присутствие мужа, когда мы сидели в одной комнате; так же, как я ощущала присутствие Уолтера, даже повернувшись к нему спиной. Мне казалось, что Господь говорил: «Когда ничего больше не станет, я всегда буду здесь».

Я знала, что должна выполнить Божью волю – на земле, как на небе, – и если этого не сделаю, то никогда не обрету покоя, в отличие от Уолтера. Я хотела прожить свою жизнь, повинуясь плану Господа, а не людей, и стать тем человеком, которым Он меня создал. Тем утром Господь изменил мое имя. Люди думают, что женщина, которая живет с отцом, пишет книги и бродит по саду, беседуя с Богом, наверняка сумасшедшая. Наверняка у нее «завелись мыши на чердаке». Но я хотела стать женщиной, которой меня создал Господь. Он изменил мое имя на Батти.

Первое, что я сделала тем утром, наконец вернувшись в дом, – открыла ящик стола, в котором была спрятана заброшенная рукопись. Но обнаружила, что ее там нет. Вместо рукописи я нашла записку с чудовищными ошибками:


Уважаемая миссис Гибсон,

Я не украл книгу у вас. Госпадин Уолтер сказал мне написать эту записку и обяснить что он послал книгу издателю. Он сказал сказать вам что книга гатова, но он знает что вы сами никагда ее не пошлете поэтому он папрасил юриста послать.

Питер

PS: он сказал дабавить я люблю тебя (от него не от меня) и сказал вам начать писать новую книгу.


Через месяц у нас на пороге появился Джон Уэйкфилд. Коттедж я закрыла и переехала к отцу, потому что Питер и его жена уехали в Чикаго.

– Добрый день, миссис Гибсон, – произнес мужчина, коснувшись шляпы. – Как вы поживаете?

– Все в порядке, Джон. А что это за вещи в вашем фургоне? Вы уезжаете из Дир Спрингса?

– Нет, – усмехнулся он, – это ваша мебель. Куда ее поставить?

– Моя мебель? Откуда она взялась?

Я обошла фургон и встала на подножку, чтобы заглянуть внутрь. Мистер Уэйкфилд следовал за мной.

– По завещанию вашего мужа вы унаследовали стол и стул, за которыми он сидел, работая у своего отца. Также он попросил меня приобрести для вас пишущую машинку.

Стол был сделан из вишневого дерева, с медными ручками на ящиках и тщательно отполированной столешницей, которая блестела на солнце, как зеркало.

– Он просто великолепен! – восхитилась я.

– Да, вы правы, это прекрасный стол. Я бы очень хотел иметь достаточно средств и купить такой же себе в контору.

Пишущая машинка марки «Ремингтон» показалась мне очень сложной по сравнению с бумагой и пером.

– Джон, я не имею ни малейшего понятия, как ею пользоваться!

Мужчина улыбнулся, поставил портфель на колесо фургона и достал пачку бумаг.

– Мистер Гибсон просил передать вам, я цитирую: «Учись, Бэтси! Твой почерк просто невозможен!» – конец цитаты.

Я одновременно рассмеялась и заплакала, получив послание от Уолтера. Казалось, оно донеслось ко мне из могилы.

– Есть еще указания от шефа? – спросила я, смахивая слезу.

– Да, он просил меня оказывать вам юридические услуги.

Мужчина пытался одновременно удержать портфель на колесе и просмотреть листы, которые он достал. Я проводила его на веранду и предложила присесть, пока его бумаги не унесло ветром.

– Мистер Гибсон просил, чтобы я защищал ваши интересы, – продолжил мистер Уэйкфилд, – особенно те, которые касаются договоров на книги. Я буду просматривать договоры перед тем, как вы их заключите.

– Вы хотели сказать: если я вообще получу хотя бы одно предложение на книгу.

– Да нет, мистер Гибсон был уверен в том, что это обязательно произойдет! И кроме того, он заранее оплатил мои услуги. – Поверенный наконец сел, поставил портфель между ног и протянул мне толстую папку. – Пожалуйста, храните это в безопасном месте, миссис Гибсон. Это документы на владение вашим домом и договор о покупке.

– Моим домом?!

– Да, вы хозяйка того маленького коттеджа у пруда. Мистер Гибсон приобрел дом и прилегающие к нему два акра земли у вашего отца. Он также намеревался приобрести и пруд, но пруд принадлежит Фрэнку Уайатту, и тот отказался его продавать, несмотря на крайне щедрое предложение мистера Гибсона.

Мистер Уэйкфилд снова порылся в портфеле, достал еще одну пачку бумаг и протянул ее мне.

– А это что?

– В этих бумагах содержатся разъяснения по поводу трастового фонда, созданного для вас вашим мужем. Основной капитал будет храниться на депозите в чикагском банке, но на ваш счет в банке Дир Спрингса ежемесячно будет поступать очень щедрое содержание от процентов. По этому счету нет никаких ограничений. Вы можете тратить сколько хотите и на что хотите.

Мистер Уэйкфилд увидел, как по моим щекам побежали слезы, и его глаза увлажнились. Он потянулся, взял меня за руку и неловко похлопал по спине.

– Ваш муж очень любил вас, Бэтси, и оставил вам хорошее наследство.

Уолтер приготовил для меня еще сюрпризы! Однажды утром, через полгода после смерти мужа, в почтовом ящике я нашла письмо, адресованное мне нью-йоркским издателем.

Когда я открывала его, у меня так тряслись руки, что мне пришлось уколоть себя ножом для разрезания бумаги. Оставляя на листе кровавые капли, я прочла следующее:


Уважаемая миссис Гибсон,

поздравляем! Ваша рукопись принята в печать…


Когда я наконец перестала издавать восторженные возгласы, кричать и танцевать и смогла прочесть дальше, я поняла, что, прежде чем отослать рукопись, Уолтер, скорее всего, продиктовал сопроводительное письмо. Я не могла поверить своим глазам, когда прочла:


Мы также заинтересовались вашей идеей – серией книг для девушек – и хотели бы заключить с вами договор на следующие четыре произведения…