Линн Остин - Тайники души

– Конечно, лапочка! А какое именно чудо тебе нужно?

– Он уже знает. И извинитесь за меня перед Ним за ложь и все такое. Обещаю, больше я так не буду!

Закончив опрыскивание, мы с Гейбом перенесли в сад пчелиные ульи. (Тетя Батти сказала, что это нужно делать ночью, пока пчелки отдыхают дома в кроватках!) После этого я забралась в собственную кроватку и, перед тем как лечь, выглянула в окно: в амбаре, где ночевал Гейб, по-прежнему горел свет. Я приметила это, и в дальнейшем, как бы поздно ни ложилась, Гейб еще не спал.

Однажды любопытство победило. Я надела пальто поверх ночной сорочки и прокралась, чтобы посмотреть, что же он там делает.

Стоя за окном, я ясно услышала стрекот пишущей машинки.

Той ночью я заливалась слезами, пытаясь заснуть. Правда наконец всплыла наружу: Гейб – писатель, а не фермер! Только человек, который любит писать, готов не спать ночами даже после изнурительного рабочего дня. Да, он помогал мне, но потому, что я помогла ему. Это не меняло его сути.

Мистер Уэйкфилд был юристом, преподобный Дилл – священником, а Гейб – писателем. Точка!

Даже если он – Мэтью Уайатт (хотя я уже начала в этом сомневаться), ему хочется писать, а не заниматься фермерством.

– Я не могу изменить свою суть, – однажды заявил мне папочка. Я умоляла его осесть, чтобы у меня был дом и настоящая семья, как у других детей. – Загляни в Библию, – сказал он, – там написано, что леопард не может стереть своих пятен.

Гейб может отрастить бороду и стать бродягой или надеть рабочий костюм фермера, но он, как и мой отец, не сможет изменить своей сути.

Этой весной все вокруг менялось. Вернулись малиновки, на деревьях набухли почки, сад должен был вот-вот зацвести.

Раньше каждую весну я чувствовала радостное возбуждение, с нетерпением ожидая цветения деревьев и первого пения птиц. Но произошло слишком много перемен, и на этот раз особой радости я не испытывала.

Каждую ночь я лежала без сна, наблюдая за тем, как далеко за полночь в комнате Гейба горит свет. Заснуть я не могла, считая дни до момента, когда банк потребует вернуть долг. Осталась неделя, затем пять дней, три…

За два дня до истечения срока, незадолго до рассвета, я мерила шагами комнату, и вдруг мне показалось, что снаружи лает Жмурка.

Я выглянула в окно и увидела, что в саду мелькает призрачная, вся в белом фигура. Я подбежала к другому окну, из которого было лучше видно, и просто не поверила своим глазам. Под деревьями, расцветшими за ночь, танцевала тетя Батти, одетая лишь в ночную сорочку! Жмурка лаял и радостно прыгал рядом с ней.

За ними медленно всходило солнце, и тут же раздалось пение птиц.

Если бы из-за деревьев показались феи и лесные духи и присоединились к танцу, меня бы это совсем не удивило.

Я быстро спустилась по лестнице, набросила пальто, обулась, сняла с крючка пальто тети Батти и выбежала на улицу, говоря себе, что вот-вот спасу бедную глупую женщину от смерти, вызванной пневмонией.

В глубине души я знала, что выбежала не поэтому. Чудо весны клубилось вокруг тетушки, и мне тоже хотелось, чтобы на меня снизошло чудо. Тетя Батти обещала мне ангела-хранителя, а Господь послал мне двоих. Может быть, еще одно чудо упадет с неба на землю вместе с вишневым цветом?

Завидев меня, тетя Батти заулыбалась, затем подняла руки и повернулась, подражая балерине. Я поймала ее на половине оборота и набросила ей пальто на плечи.

– Что это вы делаете здесь в ночной сорочке? – крикнула я. – Так вы заболеете и умрете!

– Какая смерть, лапочка? Здесь только жизнь! Она возрождается! Вечная жизнь! – Тетя широко раскинула руки, и пальто упало на землю. – Уолтер сказал, чтобы я вышла сюда и воочию увидела Господнее чудо!

Я подумала, что крыша у тети подтекает еще сильнее, чем мы думали, раз все эти годы она слышала голос Уолтера и разговаривала с ним. Жмурка, по-видимому, тоже был не в себе. Он по-прежнему тявкал и кружился, будто и не заметил, что его партнер по танцам остановился.

Я наклонилась, чтобы поднять пальто тети Батти, и снова накинула его ей на плечи. Она схватила меня за руки.

– Ты пришла, чтобы с нами потанцевать? – Тетя закружила меня.

– Нет… я просто подумала, что вам холодно.

– Идите сюда, Гейб! – внезапно позвала тетя Батти.

Я обернулась и, сгорая от стыда, увидела, что он идет к нам. Гейб явно одевался в спешке: комбинезон был застегнут только с одной стороны, пальто вообще было распахнуто, а рубашку он попросту забыл надеть.

– Что у вас здесь происходит? – спросил Гейб, приглаживая растрепанные волосы.

Тетя Батти взяла меня за руку и кивком подозвала его.

– Присоединяйтесь! Мы празднуем жизнь!

– Жизнь?

Гейб выглядел таким же озадаченным, как и я. Он топтался в нескольких метрах от нас, благоразумно не вынимая рук из карманов.

Я высвободила руку из ладошки тети и поплотнее запахнула на себе пальто.

– Да, жизнь! – Тетя опять распахнула объятия. – Я видела, как в эти сады из года в год приходит весна, столько лет, сколько себя помню, и никогда не устаю ее встречать. Это такое чудо! Такая красота! Господь не должен был позволять нам взглянуть на вишневый цвет! Он не должен был создавать яблочные и персиковые деревья и наделять их такими цветами и ароматом! Но Он не скупится! Да еще после такой красоты награждает нас фруктами!

Мы с Гейбом сконфуженно переглянулись.

– Тетя Батти, вы не обуты, – наконец сказал он, – предлагаю пойти в дом и все обсудить.

– Да, но обещание вечной жизни, оно ведь здесь! Вокруг нас! Неделю назад эти деревья были лишь голыми палками, а сейчас искрятся жизнью! Это послание Божие! Как и говорил Уолтер!

– И когда же Уолтер сказал вам об этом? – подозрительно спросила я.

– Ой, да много лет назад!

Я нахмурилась. Разве тетушке не ясно, что в ее рассказах столько же дыр, сколько в любимом желтом свитере, изъеденном молью?

– Тетя, вы рассказывали мне об Уолтере Гибсоне, но никогда не говорили…

– Это потому, что рассказ об Уолтере еще не закончен! Думаю, и рассказ обо мне тоже.

– То есть у вашей истории есть продолжение?

– Да, и большое! Иисус говорит, что тот, кто верит в Него, бессмертен! Ты и твои дети снова встретитесь с Сэмом! Гейб опять увидит своих друзей и любимых, как и я. Весна – это обещание Господне: однажды мы разделим Его воскрешение! Ночью мы можем плакать, но настанет день, и на смену слезам придет смех!

В доме отца стало необычайно тихо, после того как Лидия вышла замуж за Фрэнка Уайатта и переехала к нему. Я очень по ней скучала. Долгими зимними вечерами в доме были только мы с отцом, а он никогда не был разговорчивым.

Фрэнк нанял девушку из города помогать Лидии по хозяйству, ведь она ожидала ребенка. Несмотря на это, Лидия все равно была очень занята и не могла меня часто навещать.

Я написала несколько стихотворений и рассказов, но без поддержки сестры у меня не хватало храбрости отослать их издателю. Год медленно прошел.

Следующей весной всю свою творческую энергию я направила на то, чтобы посадить на огороде овощи для нас с отцом. Это занятие меня подбодрило: мне нравилось высаживать семена, ухаживать за ними, холить и лелеять, наблюдая, как они растут.

Однажды жарким июльским днем я проводила утро в саду. Вдруг около полудня отец позвал меня в дом:

– Бетти, поди сюда! Пора готовить обед!

Я старалась не раздражаться из-за его диктаторства. Просто он был таким человеком. Кроме того, солнце стояло слишком высоко для садовых работ.

В доме я повесила на крючок соломенную шляпу и постояла минутку, чтобы глаза после яркого света привыкли к полумраку. Когда это произошло, я просто не поверила увиденному: отец сидел за кухонным столом и считал деньги, как заправский банкир. Перед ним лежала плотная стопка наличных.

– Откуда взялись деньги? – спросила я.

– У нас снова постояльцы.

– Постояльцы? Кто-то арендовал наш коттедж?

– Да, тот малый, Гибсон, вернулся. И на этот раз заплатил за два месяца.

От неожиданности у меня перехватило дыхание. Я уставилась на отца, боясь поверить ему и воскресить свои надежды.

– Правда? – наконец удалось мне выдавить из себя.

Отцу показалось, что я подвергаю его слова сомнению.

– Ты думаешь, что я все выдумал? Он вернулся, говорю тебе! Приехал на своей модной карете, пока ты работала в огороде, и снял коттедж до конца лета.

В романах я читала о том, как замирает сердце, но до того момента это ощущение было мне незнакомо. Мне хотелось в ту же секунду все бросить и помчаться к коттеджу, но на мне была пропитанная по́том одежда и под ногтями застряла грязь.

– Он по-прежнему желает столоваться у нас? – спросила я, наливая воду, чтобы помыть руки.

– Гибсон сказал, что теперь нужно готовить на двоих. Поэтому он столько мне заплатил.

В тот же момент я узнала, каково это, когда сердце опускается. Мое сердце ухнуло вниз.

– На двоих? А кто приехал с ним, отец?

– Наверное, его жена.

Я занялась приготовлением еды и старалась собраться с силами перед встречей с женой Уолтера. Она, безусловно, очень красива, элегантно одета – в шелка и хлопок. У миссис Гибсон не может быть нижних юбок из дешевого муслина и рабочих фартуков! Кроме того, ее кожа не загорелая и не веснушчатая в отличие от моей. Чтобы сохранить нежный, фарфоровый цвет лица, богатые женщины всегда прячутся под зонтиками, когда выходят на солнце. Безусловно, миссис Гибсон изящного телосложения – в романах о таких пишут: «Стройна как березка» – и так же грациозна.

Я решила надеть корсет, чтобы постоялица не смотрела на меня с жалостью, но без Лидии мне было не затянуть его и не завязать.