– Около двух тысяч лет до Рождества Христова. Здесь есть черепки посуды. – Он тронул несколько комков грязи, лежащих на куске газеты.

– Это они? – Она опустилась на колени рядом с ним.

– Никакой фантазии. Они тогда не делали ничего вычурного, только функциональное. Это выглядит сейчас как грязь, но будет совсем другое дело, когда вы вымоете их. Вот увидите.

Он показал ей, как счищать землю с глиняных черепков. Он, казалось, избегал работы, которая могла бы их сблизить. Возможно, застенчивый. Эти ученые часто бывают застенчивыми. Она задавала ему вопросы, надеясь завоевать его доверие и поймать его взгляд. Она хотела снова ощутить притяжение его глаз. Но он отвечал, опустив глаза в землю.

– Можете работать здесь, а я начну с заднего угла котлована, – сказал Бен.

В течение следующего часа никто из них не проронил ни слова. Сначала Иден была зачарована своими руками, воображая как камера следит за их движениями, за тем, как мелко растертая земля начинает покрывать ее пальцы. Но плечи стали закостеневать, когда она слой за слоем разгребала землю, ничего не находя. – И она начала понимать, почему эти маленькие комки глины кажутся такими драгоценными.

– Вам повезло? – наконец обратилась она к нему с вопросом.

Он рассмеялся, но не обернулся.

– Уже заскучали?

– А это естественно? Я имею в виду – ничего не находить?

– Думайте об этом, как об изучении пространства, тогда факт, что вы ничего не найдете окажется таким же важным, как если бы вы что-нибудь нашли. – Теперь он повернулся и улыбнулся ей. – Вы первая, кто касается этой грязи за четыре тысячи лет. Это помогает?

Она рассмеялась.

– Не очень.

Бен снова сел на край котлована.

– Ваша мать никогда не спускалась так глубоко. Она была бы восхищена тем, что мы теперь нашли.

– Где все ее находки?

– Большей частью в музее в Колбруке, а остаток коллекции у Кайла. Он держит его в старом летнем домике. – Внезапно он усмехнулся и покачал головой.

– Не могу поверить. Я копаюсь в грязи с Иден Райли. Выглядите, как обыкновенная личность. Не думаю, что узнал бы вас на улице.

– Это хорошо. Я хотела бы быть здесь инкогнито так долго, как мне это удастся.

Бен поднял комок земли и изучал его какое-то время, прежде чем раскрошить между пальцев. Он посмотрел на нее.

– Что вам говорил обо мне Кайл?

Она пожала плечами, удивленная вопросом. – Только то, что вы – его партнер.

– Партнер? Вот как он назвал меня?

– Да. А разве это не так? Бен покачал головой.

– Иисусе, он удивителен! Я его наемный работник. Я был его студентом, и мы вместе работали в Южной Америке. И это все.

Это сразу поставило все на свои места. Она вспомнила письма и разговоры о нем. И вспомнила ревность, которую не имела права чувствовать.

– Вы парень, о котором мне обычно писали Лу и Кайл, – сказала она. – Давно вы их знаете?

– Я познакомился с Кайлом вскоре после того, как вы… оставили их.

Иден улыбнулась.

– Я уверена, что он не называл этим словом мой отъезд в Калифорнию.

– Он сказал, что вы убежали. Но вам было девятнадцать, верно? Достаточный возраст, чтобы принимать собственные решения.

– Я думаю, да. – Она стряхнула пыль с шорт и снова взглянула на него. – Бен Александер. Я теперь вспомнила. Он писал о вас все время. Я ревновала. Я полагала, мне хотелось, чтобы они горевали после моего отъезда, а вместо этого они, кажется, предпочли вас. Вы заменили меня.

Он покачал головой:

– Это было невозможно. Они обожали вас. И горевали, все верно. Если бы вы приехали хоть раз, вы бы знали.

Она почувствовала, что щеки заливаются румянцем, и потому снова повернулась к земляному квадрату. Ладно, я лучше опять поработаю над этой старой грязью, подумала она. Нет сомнения, на чьей стороне был этот малый.

Она знала, что прошла минута, прежде чем он отвернулся.

Мягкая щетина ее кисти наткнулась на что-то. Она снова и снова очищала это от земли, и под кистью стал образовываться маленький твердый холмик размером около дюйма.

– Бен? Здесь что-то есть!

Он сел на землю рядом с ней и смотрел, как она очищает землю с предмета.

– Теперь поосторожней, – сказал он. – Вы ведь не хотите утратить ничего из того, что вокруг этого?

– Может быть, лучше вам сделать это, – она протянула ему кисть.

– Нет-нет, это ваше. Вы сделаете аккуратно.

Он был так близко, что она ощутила, как от его кожи пахнет солнцем. Она отодвинулась ближе к холодной земляной стенке котлована. Она не знала таких мужчин, как он. Все ее знакомые мужчины были актеры, узнаваемые в ролях, которые они играли. Это были или веселые головорезы, или сильные и ловкие любовники, совершенным представителем которых был Майкл, а другие его только копировали. Они были, как персонажи комиксов.

Что может быть безобидней, чем бумажный человечек?

Когда она думала о мужчинах в своей жизни, она даже не причисляла к ним Уэйна. Он не рассматривался как мужчина. Извини, Уэйн, но это так. Это было одной из причин, почему она обратила на него внимание. Его асексуальность. Его безобидность. Она была тогда почти ребенком, искавшим кого-нибудь надежного, чтобы опереться. Но человек, находящийся теперь рядом с ней, казался всем, чем угодно, только не асексуальным, всем, чем угодно, только не надежным.

Он казался сотворенным из ртути – в первую минуту, и из бронзы – в последующую. Она наблюдала, как его пальцы бегали в земле. Он был мужчиной другого типа, чем Уэйн или Майкл. Совсем другого.

Холмик был теперь размером с серебряный доллар.

– Это керамика? – спросила она.

– Да, и, похоже, это будет самый большой обломок, который я когда-нибудь видел в этом котловане.

Она бросила на него извиняющийся взгляд.

– Я сожалею.

– Не будьте глупой. – Он жестом указал ей продолжать.

Холмик рос, пока ее кисть, наконец, не наткнулась на основание. К этому моменту круглый кусок глины был больше ее руки.

– Счастье новичка, – сказал Бен. Он встал, чтобы взять планшет с края котлована и нанести находку на карту. Затем осторожно подвел под нее пальцы и поднял. Он поднес ее Иден.

– Это часть чаши. Почти десять дюймов в диаметре. – Он провел пальцем по выпуклой поверхности керамики. – В это время они начали смешивать глину с растительными волокнами. Чем глубже мы пойдем, тем меньше будем находить керамики. Она будет заменяться каменными чашами. – Он завернул находку в кусок газеты и положил на край котлована.

Было около полудня. Она хотела посетить архивы в Винчестере, прежде чем они закроются.

– Я приду сюда утром, если у вас все будет в порядке, – сказала она. Работа в котловане дает ей время усвоить то, что она прочтет в дневнике.

– Останьтесь на ланч, – сказал Бен. – У меня есть два сэндвича.

– Я не хочу отнимать у вас ланч. Он погладил свой пустой желудок.

– Мне и в самом деле нужны два сэндвича.

Они взобрались в кузов пикапа и сели под тенью вяза. Под ними плескался Ручей Ферри, и Иден был слышен скрип подвесного моста, который перекрывал всю ширину Ручья.

Она играла на этом мосту ребенком. Кэсси будет, наверно, любить его.

Он бросил ей пиво из холодильника и протянул сэндвич с сыром. Она усмотрела внутри два оранжевых ломтика американского сыра, айсберг салата – латука, майонез, кетчуп и прикусила губу.

– Это из-за кетчупа, да? – спросил он. Она кивнула.

– Немного необычно.

Он протянул ей простой кусок хлеба из собственного сэндвича.

– Хотите музыку? – Он включил плэйер, все еще прикрепленный к ремню. Музыка была быстрой, полной аккордов. Слова звучали на французском. Она посмотрела на него вопросительно. – Это счастливая музыка. Я понятия не имею, о чем они поют, но мне приятно. Вы не говорите по-французски? – Он смотрел настороженно, пока она не покачала головой. – Ладно. Это все нарушило бы, если бы я узнал, что они говорят. Так я могу воображать, что они поют о том, чего я хочу. Заставляю следовать моему настроению.

Она улыбнулась, могла ли она подумать еще несколько часов назад, чтобы он стал ей близок? Он отклонился к стенке грузовичка.

– Я прочитал большую часть книг вашей матери, когда был ребенком. Они полны приключений.

– Боюсь, что все приключения моей матери совершались только в ее мозгу.

– Я пытался прочесть одну из них моей дочери, но она больше любит смотреть кино. Типичный ребенок, я полагаю. Она ваша большая поклонница.

Так, он женат. Она не могла сказать с уверенностью, испытала она облегчение или разочарование.

– Я говорил ей, что некоторым образом знаком с вами, – сказал он.

– Теперь можете сказать ей, что мы действительно знакомы. Я была бы счастлива познакомиться с ней, если вы не возражаете.

– Ну, я не вижу ее так часто. Она живет с моей женой.

– О, а где живет ваша жена?

– В Аннаполисе. – Он вытянул нож перед собой.

– Ваша дочь примерно того же возраста, что и моя Кэсси, верно? Вам, вероятно, рассказывали о ней Лу и Кайл?

– Кэсси. Всякий знает о ней, разве нет? Включая все интимные детали, как долго вы старались забеременеть, как вы провели три последних месяца беременности на постельном режиме, и т. д.

Она сделала мину. Уэйн говорил, что ему надоели люди, обсуждающие интимные детали их жизни, стоя в бакалейных лавках.

– Как вы переносите такое вмешательство в частную жизнь? – спросил Бен.

– Иногда мне не удается быть к этому терпимой. – После «Сердца зимы» ее лицо было на стольких журнальных обложках, что она потеряла им счет. Это было хорошо, пока Уэйн не ушел. Тогда ей хотелось совсем исчезнуть с глаз публики.

– Итак, о чем вы собирались писать сценарий?

– Сначала надо разобраться. Я думаю, надо покопаться в мозгу Кайла, поскольку он единственный из тех, кто еще жив, хорошо знал Кэйт. Но вчера вечером он сказал мне, что она вела дневник. Это очень облегчает мою работу, хотя там двенадцать тетрадей, и Кайл планирует давать их мне по одной.