Ее мать очень точно описала все свои эмоции и чувства. Настолько точно, что когда Иден рано утром читала дневник, она совершенно явственно представляла себя на месте Кэт. Иногда приходилось даже откладывать дневник и смотреть в окно, стараясь настроить себя на рабочий лад. Иден попробовала щипать себя за руку, но до крови ей все равно не удалось. Насколько же велико было волнение матери?

В дверь постучали:

– Четверть второго, Иден, – услышала она голос Кайла, – ты не хочешь перекусить?

Четверть второго? Это значит, что она полдня потеряла, летая где-то в небесах. Она открыла дверь, и увидела встревоженное лицо дяди:

– С тобой все в порядке? – Да, я уже иду.

– Лу поехала на природу с одной из наших приятельниц. Она всегда выезжает раз в неделю, хотя и не очень любит зарисовки с натуры, но зато это для нее общение с интересными людьми.

Они вошли на кухню, и Кайл открыл холодильник.

– Есть салат, может, хочешь сэндвич?

– Ты сядь, не беспокойся, я сама обо всем позабочусь. Кстати, ты уже поел?

– Да, но я посижу с тобой.

Он налил себе чая и продолжал свой рассказ о приятельнице Лу. Болтать по пустякам было совершенно не в его духе. Иден слушала его, доедая свой сэндвич.

Выговорившись, Кайл стал прихлебывать чай. Потом посмотрел на Иден и заметил:

– Ты меня не слушаешь. Ты думаешь о чем-то своем.

– Ей нужна была помощь психиатра, Кайл, – она старалась говорить не тоном прокурора на суде.

– Да, ее необходимо было показать врачу. Но представь, ведь это был сорок шестой год, и все было иначе, чем сегодня.

– Но ей надо было как-то помочь, Кайл.

– Но меня совсем не это волновало. Кэт понятия не имела, что я говорил о ней со знакомыми людьми, со Стэном Латтерли, например. Мне требовался совет, я не знал, что с ней делать. И с кем бы я ни говорил, все были уверены, что ее надо лечить в психиатрической больнице. Естественно, я не мог этого допустить.

– Да, конечно, я об этом как-то не подумала, ты чувствовал себя совершенно беспомощным.

– Возможно, – он задумчиво поглаживал бороду, – но что-то я мог сделать и должен был.

Иден улыбнулась:

– А ты, дядюшка, был большой любитель женщин. Кайл тоже рассмеялся:

– Надеюсь, я не буду таким озабоченным в твоем фильме?

Иден вспомнила, что читала о Кайле и Джулии, Кайле и Салли, Кэт и Мэттью.

– Знаешь, она писала обо всем с такой откровенностью. Вряд ли она предполагала, что журнал попадет в руки кому-нибудь еще.

Кайл покачал головой:

– Просто она всегда говорила без обиняков, прямо, не выбирая слов. Ее не волновало, кто это будет читать и будут ли читать вообще. Но я точно знаю одно. Она хотела, чтобы дневник достался тебе.

– Она говорила тебе об этом?

– Угу. Она любила перечитывать его заново, уточняя детали, и таким образом добивалась необыкновенной точности и натуральности, как ты выразилась. После ее похорон я пришел в пещеру и отыскал дневник, я знал, где она его прятала. Там же я нашел рукописи рассказов, которые никак нельзя назвать детскими.

– Порнография?

– Это – смотря что называть порнографией. Я бы так не сказал, но, в любом случае, эти рассказы очень напоминали ее дневник, они были написаны от первого лица, но в более утонченной манере. И все они были чистой выдумкой.

– А может быть, это была и не выдумка, может, у нее был любовник, который пробирался к ней под покровом сумерек, когда никто не мог их заметить.

У Иден уже стояли перед глазами кадры из фильма: смуглый, крепкий мужчина крадется к пещере и попадает в страстные объятия Кэт. Может в том-то и было дело, что она получала от жизни слишком мало радости и удовольствия.

– А у тебя сейчас сохранились эти рассказы? Если их опубликовать сейчас, они бы пользовались популярностью.

– Нет, я прочел их и сжег. Лу очень расстроилась. Она считала их настоящими произведениями искусства, одними из лучших работ Кэт. Я об этом даже не думал, боялся, что они попадут в грязные руки.

Иден согласилась. Наверное, Кайл поступил правильно, что сжег их, ведь грязные руки найдутся везде.

– А когда Кэт все-таки отдалась моему отцу? Кайл рассмеялся в ответ.

– Да, но ведь мне трудно работать над сценарием. Не знаю, на какой стадии в истории их любви я нахожусь. Мы с ней отличались в том возрасте. Она хотела все время сидеть дома, а я, напротив – вырваться из него.

– Не знаю, не знаю. Думаю, в вас гораздо больше общего. Просто вы обе нуждались в безопасности, а находили ее в разных местах.

Он встал, Иден тоже поднялась и выкинула недоеденный сэндвич в мусорное ведро.

– Лучше я займусь сценарием.

Она вернулась к пишущей машинке. Мысли ее были более-менее в порядке, но она все равно почему-то медлила – даже засосало в желудке. Они с Кайлом ни словом не обмолвились о последней главе дневника, о его ухаживании за Кэт. Она хотела начать этот разговор, у Кайла тоже было что ей поведать, но она не знала, с чего начать, да и не хотела ставить Кайла в неловкое положение. Кто его знает, придает ли молчание какое-то исключительное значение их роману, или он не заслуживает внимания вообще.

ГЛАВА 24

Темнело. Идея пришла в гостиную и забралась с ногами на диван. Она собиралась позвонить Кэсси, набрала номер, но трубку поднял Уэйн.

– Это Иден, Уэйн.

Были слышны веселые детские крики. Три девочки-малышки. Можно представить, какой шум и гам стоит в доме.

– Я хотела бы поговорить с Кэсси, – попросила она.

– Как обстоят дела со сценарием?

– Потихоньку, но я довольна и тем, что мы имеем на сегодняшний день. Мне приходится поднимать кучу материала. Как Кэсси?

– О, она наслаждается жизнью вовсю. Не вешай трубку, я позову ее, она в бассейне.

Кэсси, переводя дыхание, схватила телефонную трубку:

– Мамочка, знаешь что? – Иден живо представила Кэсси в ее кружевном розовом купальнике.

– Что же?

– Я могу просидеть под водой не дыша целых двадцать секунд. Дольше всех!

– Этим летом ты прямо как настоящая рыбка!

– Какая рыбка?

– Ну, не знаю, – обычно ей было легко говорить к Кэсси, но сегодня слова давались с трудом. Почему она никак не может выбрать правильную нотку, чтобы разговор с дочерью был не таким тривиальным и посредственным, – а на какую рыбку ты хочешь быть похожей?

– Мамочка, ты несешь чепуху.

– Наверное там у вас уже слишком темно для занятий плаванием, – она посмотрела в окно.

Лес был черным и темным.

– Да, но вокруг бассейна все освещено, мамочка, и когда выходишь из воды, то твоя кожа кажется белой. А знаешь, какая вода теплая! Когда ты приедешь плавать вместе с нами?

– Я очень далеко от вас, Кэсси, ты знаешь это. Ты и оглянуться не успеешь, как приедешь сюда в Вирджинию, и у нас будет много времени.

Последовала непродолжительная тишина. Только Кэсси стучала зубами на другом конце провода.

– Но там мы будем без Эприл и Линди.

– Ну и что же, ведь с тобой буду я, и мы будем кататься на лодке – чего же ты еще хочешь?! Мы отлично проведем время, а потом вернемся в Санта Монику, там ты пойдешь в школу, и у тебя появится много новых друзей.

– Папочка сказал, мне так или иначе придется ехать в Вирджинию. – У Иден кольнуло сердце.

– Ты что же, не хочешь приехать ко мне, Кэсси?

– Я хотела бы остаться здесь, потому что тут бассейн, Эприл и Линди.

Господи! Когда же Кэсси станет взрослой, когда же она будет в состоянии понять чувства матери!

– Но я по тебе скучаю. Очень! И хочу чтобы мы провели этим летом хоть немного времени вместе.

– Тогда приезжай сюда, – Кэсси готова была заплакать, и Иден уловила «мокрые» нотки сразу.

– Сладенький, это невозможно.

– А у меня здесь котенок. Мама разрешила мне оставить его у себя, и я не могу…

«Мама?» У Иден опять кольнуло под сердцем.

– Ты имеешь в виду Пам?

– Да, Пам. Она разрешила мне…

– Ты называешь Пам мамой?

– Иногда, – ответ Кэсси прозвучал сухо, почти официально.

– Кэсси, у тебя уже пляшут зубы. Разотрись-ка хорошенько полотенцем, а я позвоню тебе завтра, хорошо?

– Хорошо. Пока.

– Я люблю… – но в трубке уже раздавались короткие гудки. С минуту Иден сидела неподвижно, потом открыла маленькую кожаную записную книжку и нашла «Александер». Она набирала номер, а между тем в голове крутились разные мысли и не давали ей покоя.

– Алло? – Бен словно ждал звонка.

– Можно мне приехать? – Иден не представилась.

– Буду рад, – ответил Бен.

Она не стала переодеваться и поправлять прическу. Она разглядывала свое отражение в машинном зеркале, пока ехала к Бену по дороге с поворотами, ухабами и выбоинами через каждые десять футов.

Он открыл дверь прежде, чем она постучала:

– Ты чем-то расстроена?

– Я только что звонила Кэсси, – Иден поглядела на Бена и подумала, что правильно сделала, приехав именно к нему: он поймет. – У меня такое чувство, будто я ее потеряла, – она села на диван.

– Вина? – спросил он – или пива?

– Вина, и побольше, хочется напиться и забыться.

Он налил по бокалу вина и присел на ручку необитого кресла.

– Почему ты думаешь, что потеряла ее? – спросил он.

Иден сделала несколько глотков и поставила бокал на кофейный столик.

– Она так счастлива с Уэйном и Пам, с ее дочерями, что даже не хочет приехать сюда. Она прямо так и сказала. Думаю, что она не скучает по мне. И еще. Она называет Пам мамой.

Она вздрогнула от боли. Да, он все понимал. Иден забралась на диван с ногами.

– И потом, мне кажется, что она счастлива с ними – у нее есть и мама и папа, плюс две сводные сестрички, и вообще она живет нормальной, устойчивой жизнью, так должен жить каждый ребенок – и какое я имею право требовать, чтобы она приехала ко мне? Мне ничего не остается, только лишь принимать все как есть. Если ей лучше с ними – пусть живет там… А я живу…