– Что ты хочешь делать? – закричал он на меня. Я не могла говорить. Его руки прижимали мои плечи к стене, его бедра касались моих, и я чувствовала настоящее головокружение.

– Как ты надеешься найти друзей среди кого-либо, если ты делаешь подобные вещи?

– Мне не нужны друзья, – сказала я. – У меня есть ты, мой друг.

Кайл отскочил от меня, как будто бы из меня повсюду росли колючки.

– Я рад, что я не твой брат, – сказал он. Он вполне мог ударить меня, но затем его голос стал совершенно спокойным.

– Иди домой, – сказал он. – Ты можешь благополучно добраться? Мне нужно провожать тебя?

Я покачала головой, чувствуя себя пристыженной. Я дала обещание самой себе, что никогда не повторю ничего подобного. Я не буду больше смущать его перед другими детьми. Я не буду заставлять его стыдиться, что он мой брат.


6 июня, 1942 г.

Старший брат Гетча, Пит, который живет в Вашингтоне, приехал домой погостить и взял нас (Гетча, Кайла и меня) в библиотеку в Винчестере. Я не хотела идти, во-первых, потому что не люблю ездить в город – он меня делает нервозной по многим причинам, и, во-вторых, из-за присутствия Гетча, но библиотека! Как я могла сопротивляться?!

Мне казалось забавным, что я была единственная девушка. Пит, которому было двадцать три года, и который был более интересным, чем Кайл (в определенном смысле), сказал, что ему очень приятно иметь такую хорошую компанию в своем автомобиле и «я не говорю о своем или вашем брате», сказал мне он. Я не думаю, что есть кто-нибудь в мире, кто когда-нибудь называл меня привлекательной, и вначале я решила, что он подшучивает надо мной, но я могла понять, посмотрев на его лицо, что он действительно так думает. Пит оставил нас в библиотеке, а сам уехал по каким-то делам. Я оставила мальчиков и первый термин, который увидела, был – «менструация» (я неправильно записывала это слово в течение долгого времени). Это был также и последний термин, потому что я так заинтересовалась тем, что я читаю, что ничего другого вокруг не замечала.

В книге были картинки и объяснения, и теперь я точно знала, почему я каждый месяц истекаю кровью. Я удивлялась, что мое тело умеет делать это, и что когда-нибудь во мне может зародиться дитя. Мне только хотелось, чтобы мне не нужен был бы муж для того, чтобы это случилось.

На пути домой я поймала себя на том, что уставилась на брюки Пита, вспомнив, что Кайл говорил о школьных девочках, воображающих обнаженных. Я удивилась, что делаю то же самое. Это было слишком заметно, так что, когда мы приехали к нашему дому, Пит высадил Гетча и Кайла из автомобиля, а затем взял мою руку и положил ее прямо на выпуклость на своих брюках и сказал:

– Это то, что ты хочешь. Я выдернула свою руку и попыталась открыть дверь, но он поймал мою руку, и следующая вещь, которую я узнала, было то, что его рука полезла под мою юбку, его пальцы с силой разжимали мои ноги. Постыдно было то, что я хотела задержать его руку там, вместо того, чтобы вытолкнуть ее, но, к счастью, чувство собственного достоинства пробудило лучшее во мне, я вцепилась зубами в его плечо, и сильно била его, пока он не оставил меня.

Я была потрясена. Я подумала о моей маме. Моя настоящая мама, какой она была распущенной с парнями. Впервые я могла понять, как девушка может вступить на этот путь.

Я зажгла только одну свечу на выступе скалы возле отражающей лужи. Затем разделась в холодной темноте моей пещеры, легла под одеяло на свой матрац и трогала себя там, где он трогал. Мои пальцы, казалось, знали, что делать, и очень быстро ко мне пришло чувство, как будто река низвергается водопадом. И тогда я закричала, мой голос удивил меня, поскольку он вызвал у окружающих стен эхо. Я надеялась, что никто не слышал меня. Можно было подумать, что я испытываю боль, но это не было похоже на боль, которую я когда-либо перед этим испытывала.


7 июня, 1942 г.

Кайл и я готовились к экзаменам вчера ночью в пещере, когда я поняла, что он рассматривает меня. Когда я спросила его, почему он на меня так смотрит, он сказал: «Ты действительно красивая. Я никогда не замечал этого, пока это не сказал Пит. Но это так».

ГЛАВА 8

Иден вылезла из постели, прежде чем зазвонил будильник, и натянула платье. Нет смысла дальше лежать и пялиться на потолок. Мозг был слишком переполнен, чтобы позволить ей спать. Она хотела было позвонить Кэсси, но было слишком рано. Она спустилась вниз и стала у стеклянной стены комнаты, наблюдая, как лес, по мере того, как солнце поднималось из-за деревьев, превращается из серого в зеленый.

Мольберт Лу стоял рядом, и Иден отступила на шаг, чтобы рассмотреть картину. Это была типичная работа Лу – ветхий дом, вырастающий из грязи, на фоне яркоголубого с пятнами облаков неба. Какая-то маленькая деревня в Южной Америке, без сомнения. Лу и Кайл провели большую часть последнего десятилетия, путешествуя по Эквадору и Колумбии. Кайл проводил свои исследования, Лу делала фотографии, чтобы использовать их в картинах. Она ироническим взглядом отмечала контраст между бедностью людей и роскошью природы.

Иден повернулась на звук из кухни, и через минуту Кайл вошел в комнату и протянул ей чашечку кофе.

– Спасибо. – Она взяла чашечку и села на испанское кресло у огня. Она чувствовала себя с Кайлом в это утро неловко. Существовали вещи, о которых он ей не рассказывал, целый мир, который был ей неизвестен.

– Ты рано проснулась, – он поднес свою чашку к губам.

– Я плохо спала. – Проснувшись ночью, она подумала о Бене. Что за дурацкий вечер! Она, наконец, заключила, что Бен – умелый притворщик. Он, вероятно, никогда не достигал успеха в своей археологии. Он получил эту работу у Кайла и теперь хочет оказать ему любезность, укрепить связи с расчетом на нечто большее. Так она лелеяла размышления о нем, потом начала читать дневник, а после всего этого заснуть было уже невозможно. Это, видимо, было к лучшему. Сон не был другом в эти дни. Он приходил как пауза между ночными кошмарами.

– Почему ты не говорил мне, что ты мне вовсе не дядя? – спросила она, и слова были резкими, Кайл напрягся:

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что никто на самом деле не тот, как я думала. Моя бабушка – не моя бабушка. Ты мой… как это называется, «двоюродный кузен»?

– А, понимаю! – Кайл сел на софу и поставил чашку себе на колено. – Я думаю, это будет первый кузен, однажды отстраненный.

– Почему ты не рассказал мне? Кайл прошелся рукой по бороде.

– Когда ты впервые пришла к нам, Иден, ты была такая отстраненная. Я подумал, что это создаст тебе трудности, приведет в замешательство. Я не думал, что это будет так важно. А позднее… – Он улыбнулся. – Ты не была из тех отроковиц, с которыми легко было бы говорить об этом.

Она снова поймала себя на улыбке. Ей было трудно и дальше изображать негодование.

– Нет, не думаю, что я была такой.

– Может быть, Лу и я просто не знали, как воспитывать подростка.

Иден вздохнула.

– Я думаю, это была моя ошибка, Кайл, а не твоя. Я надеюсь, что с Кэсси будет немного легче, чем со мной. – Нежность в собственных словах удивила ее.

– Так, – Кайл поднес чашку к губам. – Как прошел обед вчера вечером?

– Немного странно. Не думаю, что мы когда-либо станем хорошими друзьями. – Она ожидала, что он скажет что-нибудь хорошее про Бена, что-нибудь, что расположит ее к нему.

Но Кайл отклонился на софе.

– Ладно. Это меня в чем-то устраивает. Это, вероятно, лучше всего для тебя и Бена – только работать на раскопках этим летом и не заводить личных отношений.

Она была удивлена и почувствовала любопытство.

– Я думала, что ты любишь его.

– Я люблю его. Как сына. Но он не та личность, чтобы вовлекать тебя во что-нибудь стоящее.

– Почему? – Она в конце концов была права в своих подозрениях относительно Бена, но в то же время почувствовала разочарование.

Кайл пожал плечами и посмотрел в свою чашку.

– Я думаю, что он способен использовать меня. Или получить побольше от тебя, – предположила она. – Связи или что-нибудь еще.

Брови Кайла поползли вверх, и он рассмеялся.

– Нет, милочка, ты далека от истины. У Бена больше связей во всей области, чем у меня в этой точке. И он не интриган. У него был очень неприятный развод, вот и все. Он еще не завершен. Я рад видеть тебя с кем-нибудь не из Голливуда, Иден, но это должен быть кто-нибудь, у кого жизнь в лучшем состоянии.

– Но почему он работает здесь за… Я уверена, что с потерей субсидий, ты не можешь платить ему много. – Она внезапно поняла, что Кайл, возможно, платит Бену из собственного кармана.

– Спроси об этом у Бена.

– Где он работал перед тем, как прийти сюда?

– Университет Мэриленда. Он преподавал там. Он был вице-президентом отделения.

Она наклонилась вперед.

– Тогда почему он здесь в таком жалком предприятии?

Кайл пожал плечами.

– Ты не хочешь говорить мне, не так ли?

– Мой тебе совет насчет Бена: обращайся с ним по-доброму, но держи дистанцию.

Она снова села, держа чашечку руками у себя на коленях. Вся эта беседа казалась привычной. Подобные вещи Кайл говорил, когда она была подростком и собиралась участвовать в школьной драматической массовке. Она в конце концов приняла в ней участие. Но Кайлу не понравились ее новые друзья. Его предостережения всегда были мягкими, но весьма категоричными. Авторитарность под маской мягкости, что заставляло Иден пренебрегать его советами. Ребятня увлекается наркотиками, говорил он. А мальчики ее используют. «Они нехорошие, милочка, можешь ты это понять? Единственное, что у них получается, это быть активными, и они могут склонить тебя делать вещи, о которых ты потом пожалеешь. В конечном итоге они могут только навредить тебе».

Теперь с высоты своего взрослого возраста она понимала, что Кайл был абсолютно прав. Но она всегда привлекала внимание ровесников. Она приобрела опыт секретничания еще тогда, когда мало что понимала в жизни. Она любила принимать на себя роль, это казалось так же легко, как сменить одежду. Но драматическая массовка должна была быть непринужденной, а она созрела для внимания мальчиков. Их длинные волосы и серьги интриговали ее. Они захватывали ее естественностью и поэзией, теми незарифмованными стихами, которые всегда имеют сексуальный подтекст, так что когда они переставали декламировать и начинали ее трогать, это казалось естественным развитием событий. Она научилась входить в роль, влезать в обличье другого человека и делать вещи, о которых реальная Иден вовсе не думала. Она внушила себе, что семнадцать – это волшебный возраст. Никто ничем не мог ей навредить, и ее жизнь внезапно наполнилась возбуждением и радостью, которых она никогда не знала. И она не могла понять, как Кайл мог просить ее отказаться от этого.