— Несколько лет назад, — я говорю приглушенно, упираясь лбом в ее живот, вдыхая ее запах, не смотрю в глаза. — Я работал в отделе маркетинга одной страховой компании…вместе с ним. Мы быстро нашли общий язык, оба свободные, не обремененные моральными ценностями. У нас была своя игра: кто первый разведет новенькую девчонку на секс. Компания крупная, ротация кадров постоянная, новенькие были чуть ли не каждую неделю, — я сглатываю, силясь продолжить. — Был свод правил, по которым мы играли… Например, нельзя было вмешиваться в партию второго. Действовать только по очереди. И никогда не идти на второй заход с одной и той же девчонкой.

Я замолкаю, потому что не уверен, что смогу рассказать дальше. Поднимаю голову, желая увидеть глаза девушки, для которой я готов открыть душу. Ее бедра все еще в моих руках, я чуть сильнее сжимаю их пальцами, встречаясь с ней взглядом. Она протягивает ко мне ладонь и проводит ей по волосам, негласно поддерживая, подталкивая рассказывать дальше. Но сама не произносит ни звука.

— Их было очень много, — прикрываю глаза, пытаюсь вспомнить лица, но всплывает только одно. — Многие увольнялись сразу же после, как только понимали, что их тупо развели. Были и скандалистки, желающие отомстить, но нам было плевать. Нам было весело. С одной из них мы провозились дольше других. Яковлев хотел забросить игру, говорил, что цель не оправдывает средства, но я видел, как он на нее смотрит и чисто из спортивного интереса продолжал. Та девчонка больше других напоминала тебя, и я… меня это ужасно злило, я хотел доказать самому себе, что все вы одинаковые. Я надавил на нее… за что получил в нос от того же Яковлева. Мы крепко поругались, я действительно вел себя, как мудак. Вскоре та девчонка уволилась, а я вслед за ней. И вот, это наша с ним первая встреча спустя годы…

Мышка немного отстраняется от меня и отходит к кровати. Садится на нее и наши взгляды оказываются почти на одном уровне.

— А говоря «надавил»… — несмело начинает она.

— Да, я думал, она сопротивляется специально. Заигрывает так, — подбираюсь к мелкой и опускаю голову ей на колени. — Был один поцелуй, не больше. Но совсем не желанный с ее стороны. Я тогда был на дне моральных ценностей. Ты должна понять, я думал, все они заслуживают этого.

— Ты мстил им из-за меня? — ее тихий голос не способен заглушить ужас, звучащий в нем.

— Я… нет… да… Я не знаю правильного ответа. Не знаю, как себя оправдать. Я не думал об их чувствах, мне было плевать, потому что у самого вместо сердца была дыра.

— Ты обвиняешь в этом меня? — мелкая отстраняется от меня, пытается выбраться из моей хватки, пересесть.

— Постой, пожалуйста, — мои руки трясутся, когда я пытаюсь удержать Мышку на месте. — Сейчас, когда я все знаю, реальность того, что я делал, накрыла меня, как лавина. Я не вспоминал об этом, пока не увидел его. Я словно взглянул на себя прошлого со стороны, его походка, самоуверенные фразочки, пошлые намеки… вот такой я был до недавнего времени. Таким ты сможешь меня принять? Со всем дерьмом в багажнике? С осколками разбитых сердец, устилающих мою дорогу к тебе?


Она молчит. Я не могу ее винить, но и отпустить не в силах. Не сейчас, никогда. Пусть знает, пусть примет, пусть смирится.

— Разве так можно? Получается, я не единственная, кому ты причинил боль. Но стану ли последней?

— Прости меня, прости, — в исступлении шепчу я, покрывая ее колени поцелуями.

— Ты должен просить прощения не у меня, — холодно говорит она.

— Чего ты хочешь? Чтобы я нашел каждую из них и извинился?

— Это невозможно. В том-то и дело, что это все невозможно, нельзя повернуть вспять совершенное, нельзя просто вычеркнуть все это их памяти. И даже твои слова не отменят твоих поступков! — гневается мелкая.

— Ты сейчас о них или о себе?

Она молчит. Ее глаза затуманены тяжёлыми думами. Я хочу рассеять их все, пообещать, что больше никогда, никогда не сделаю ей больно. Никому. Но не могу подобрать слов. Я целую ее. Жадно, глубоко, болезненно. Укладываю на постель и нависаю сверху.

— Я люблю тебя, — вырывается само собой. Но эти слова кажутся единственно правильными.

Она миллион секунд смотрит мне в глаза, прежде чем ответить: я тоже.

— Я тоже тебя люблю, — она закрывает глаза и из-под век вытекают две слезинки, оставляющие мокрые дорожки на щеках. Я осушаю их своими поцелуями. — Но я не знаю тебя, — шепчут ее губы.

— Ты знаешь, знаешь, — тихо говорю я. — Прошлое — в прошлом. Теперь только мы с тобой и я никогда не причиню тебе боль! — горячо обещаю я.

Ее глаза распахиваются, озаряя меня светом.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Есть что-то, что я ещё должна знать? — тихо спрашивает она.

— Нет, — вру я. — Это все.

Оставшиеся тайны малы и не имеют такого значения. Просто ей не нужно это знать, точно не сегодня.

Мелкая коротко кивает, принимая мои слова на веру. Как я мог когда-то сомневаться в ее невиновности? Это самое невинное и доверчивое существо на свете. И я сделаю все, чтобы мое прошлое нас не нагнало.


*Пирамида Маслоу — пирамида потребностей человека, представляющей собой пять ступеней, где в основании лежат физиологические потребности: еда, вода, кров, сон, секс.

Глава 30

— Мы спустимся на "Интенсив"? — я задираю голову, чтобы взглянуть Руслану в глаза.

Лежать в его объятиях, прижимаясь щекой к твердой груди, и слушать его неспокойное сердцебиение — чертовски здорово. Но есть же ещё и работа. Обязательства. Нам не избежать опроса, как прошла конференция, когда мы переступим порог родного маркетингового.

— Надо бы, — Рус запускает руку в волосы и слегка взлохмачивает их. Левой рукой, той, где надежно закреплена моя повязка, он обнимает меня, прижимая крепче к себе. Я утыкаюсь носом где-то в районе его подмышки и жадно вдыхаю природный мужской запах. Странно, раньше мне всегда казалось, что мужчины ужасно вонючие существа, а этот пахнет как-то по-другому. Возбуждающе. По родному.

— Щекотно, — тихо смеётся Рус. — Мелкая, прекрати, — выворачивается из моих рук, когда я пальцами легонько его щекочу.

— Просто проверяю твои эрогенные зоны, — мягко хихикаю, наблюдая, как Рус ужом извивается от моих действий.

— Это НЕ эрогенная зона! — возмущается он, сквозь смех. — Показать тебе по-настоящему эрогенную?

Он отбрасывает одеяло, чтобы впечатлить меня своим восстающим чудовищем. Я впечатлена, впечатлена. Уже раза четыре как!

— Не, — тяну я, вскакивая с постели. — Не, не, не. В душ, собираемся и на конференцию.

Где мои трусики? Оглядываю пол в поисках утраченного.

— Ты снова хочешь слушать нудятину длиной в несколько часов? — Руслан переворачивается на бок, упираясь головой в ладонь. Аполлон. Нет, Арес, бог войны — темный и опасный.

— Сейчас кейсы разбирать будут, это гораздо динамичнее! — уповаю я на совесть организаторов. И все еще не могу найти свое нижнее белье. А, ладно. — Все, я в душ!

Пока Арес не очухался, забегаю в ванную и запираюсь там. Регулирую воду и забираюсь под горячие струи, разгоняющие ломоту во всем теле. От такого марафона и в кому впасть можно. И как только Конфетка такое выдерживает? Ах да, она же нарисованная.

Уже намыливая тело гелем, слышу жалостливые скребки в дверь. За шумом не разбираю, что Руслан говорит, но судя по интонации, напрашивается присоединиться. "Как предсказуемо" — хмыкаю я.

Нет, все-таки Аполлон. Бог любви. Его активности даже энерджайзер бы позавидовал… И опыту. Провожу ладонями по чувствительным местам, которые все еще помнят его прикосновения, и невольно вздрагиваю. Не сейчас. Не надо думать сколько женщин побывали в его руках, скольких часами он не выпускал из постели и вот так же настойчиво совращал.

Но тянущая сила в виде булыжника проваливается куда-то в желудок. Боже, он творил ужасные вещи. Прижимаюсь лбом к холодной плитке душевой кабины, позволяя струям воды скатываться по спине. Я знаю, что чувствовали все эти девушки… я когда-то была на их месте. Но если мне он причинил боль, потому что не знал, как поступить правильно. То с ними был холодный расчет. Он получал от этого удовольствие.

Сердце сжимается, грозя присоединиться к булыжнику в желудке. Легко не думать об этом в его объятиях, смотря в глаза, которые обещают не предавать, на губы, которые шепчут, что любят. Но как справиться с этим эхом из прошлого в виде призраков его бывших ошибок, когда остаешься наедине со здравым смыслом? Как поверить, что все это позади?

Мне страшно. Потому что того мальчишки, в которого я когда-то влюбилась, того, что предпочитал мягкие футболки стильным рубашкам, и ни за что не поменял бы свою "девятку" на импортную тачку, уже нет. Нет веселого Руса, способного часами расспрашивать об учебе и смеяться над моими глупыми рассуждениями о жизни. Нежного романтика, с которым мы рассматривали звездное небо, попивая коктейли из Макдака, и прятались по подъездам, стесняясь рассказать о нас миру.

Это совершенно другой человек. Оболочка та же, а человек внутри — другой. Может, и со мной произошло так же? Что он видит, когда смотрит на меня? Ту девчонку, которая украдкой брала его за руку, когда мы с смотрели фильмы в компании его сестры или эту, со вселенским безразличием на лице, отрепетированным годами? И сможем ли мы любить друг друга такими, какими сделали нас прошедшие годы, такими, какими обтесали обстоятельства?

— Эй, — голос из-за двери становится громче. — Мышка, ты там жива или я затрахал тебя до смерти?

Выключаю воду, бесцельно пролитую, пока я находилась в своих вселенских думах, заматываюсь в огромное пушистое полотенце и открываю дверь. Аполлон внимательно вглядывается в мое лицо, ища на нем ответы на незаданные вопросы. Нет, все же Арес — воинственный и мрачный.