— В любом случае мы можем как-нибудь вместе пообедать?

— Тебе позвонит мой заместитель.

Служба погоды отошла, не попудрив носик.

— Не понимаю. Ты только что сказала Арабелле, что ищешь новых клиентов, — сказала я.

— Я ищу клиентов вроде Арабеллы, — объяснила мне Мэри. — Но старушка Джени подумывает завести детей и стать ведущей дневной передачи о спасении животных. Телеведущие обычно слишком нервные ребята. Я готова к тому, чтобы терпеть капризы Арабеллы, потому что смогу на ее деньги в любой момент брать курс массажа и аромотерапии от стресса. Но мне не нужны люди вроде Джени. С ней — это абсолютная благотворительность, а я уже сделала взнос в Королевское общество защиты животных.

Я не смогла сдержать смех.

— Я рада, что в тебе все еще сохранилось что-то от прежней Мэри, — сказала я. — Все еще заботишься о беспомощных животных, да?

— Для снижения налогов, — сухо ответила она.

Я вернулась вместе с ней на вечеринку, поражаясь ее навыкам этой деловой новой женщины. Почти каждый встречный слал ей воздушный поцелуй и просил с ним пообедать. Большинству из них она меня представила, но я видела, как их взгляд скользил мимо, едва она говорила, что я — ее подруга по колледжу и в шоу-бизнесе не работаю. Бодрое настроение от маленькой дорожки Мэриного кокаина прошло, и мне захотелось, чтобы раздался сигнал пожарной тревоги или началось землетрясение, — все что угодно, только бы убраться отсюда, особенно после того, как я поговорила с одним телепродюсером, который постоянно смотрел не в глаза, а куда-то через мое плечо, словно искал собеседника поинтереснее. В конце концов я тоже перестала смотреть на него. Через его плечо я наслаждалась прекрасной Арабеллой Гилберт. Она стояла в кругу восторженных поклонников и, судя по доносившемуся хохоту, рассказывала какой-то анекдот. Когда она дошла до кульминации, ей пришлось отложить в сторону сумочку. Это была та самая сумочка от Эрмес из розовой кожи, о которой она писала в своей колонке. Очень изысканно.

Во всяком случае, что бы там ни говорила Арабелла, но она вдруг присела на корточки, иллюстрируя заключительную часть анекдота. При этом она надула свои бледные щеки и стала махать руками. Любой человек, делающий такие малоизящные движения, был бы похож на идиота, но я смотрела на нее с тем же восторгом. Закончив рассказ, она выпрямилась и резким движением головы разметала волосы по плечам. Затем, почувствовав на себе мой взгляд, обернулась ко мне и улыбнулась. Улыбнулась именно мне. Я чуть сдвинулась влево так, чтобы меня закрыл телепродюсер.

О боже. Я была сражена. Увидев Арабеллу Гилберт живьем, я почувствовала себя в двадцать раз нелепее, чем после чтения ее дурацкой колонки.

К несчастью. Мэри как будто не собиралась покинуть вечеринку и положить конец моим мучениям. Она время от времени поглядывала на меня, поднимала вверх палец или улыбалась, словно спрашивая «Ну, как ты?», но на самом деле она ни разу не прерывала свои важные разговоры, и я не могла ей сказать, что хочу домой.

Более того, вечеринка кончилась, Мэри собралась пойти наверх с группой избранных в номер, который «Голден Бразерс» сняли на всю Неделю моды, проходившую в Лондоне. Я последовала за ними, и хотя уже не чувствовала восторга, охватившего меня в туалете, но подумала, что нужно попасть в святилище, если мне предоставляется такая возможность. Я часто намекала Мэри, что очень хочу попасть на VIP-вечеринку вместе с ней. И вот теперь я поднималась наверх в лучший номер «Гипериона» для того, чтобы опустошить мини-бар в компании трех супермоделей, двух дизайнеров, одного перспективного голливудского актера и моей лучшей подруги.

Мэри вцепилась в руку грядущей голливудской суперновой звезды — Реда Бредбурна, — он только что сделал фильм о Второй мировой войне, где единолично спас от нацистов французскую деревню, и при этом ни одна прядь волос не растрепалась на его голове. Не могу сказать, что он меня интересовал как актер, но, видя его во плоти, я поняла, почему он пользуется таким спросом после того, как у него мутировал голос. Он даже сзади выглядел потрясающе. Представьте себе ягодицы микельанджеловского Давида, но живого.

Как только мы дошли до номера, Мэри повернулась ко мне и сказала:

— Пожалуйста, сделай доброе дело, сходи вниз за бутылкой чего-нибудь приличного. Можно, конечно, позвонить в ресторан, но тогда мы будем ждать вечность. Пусть запишут на счет номера.

С этими словами она скользнула в полуоткрытую дверь, оставив меня в холле. Мне оставалось делать только то, что она сказала.

Когда я поднималась на двенадцатый этаж, мое внимание был приковано к ягодицам Реда Бредбурна. Лишенная этого прекрасного зрелища на пути вниз, я дожидалась лифта с нетерпением, а когда он наконец прибыл, дверь открылась, и моим глазам предстала парочка, довольно глубоко и активно познающая друг друга, но, прежде чем я вошла, если бы, конечно, отважилась им помешать, девушка вытянула изящную ногу и «шпилькой» нажала кнопку, от чего двери лифта снова закрылись.

Я подождала еще минуты две, пока индикатор этажей не показал мне, что счастливая парочка застряла между пятым и шестым этажами. Я сильно сомневалась, что лифт действительно сломался. Что за эгоизм? Заниматься любовью в лифте высотного здания? Я нажала на кнопку еще раз в надежде сдвинуть лифт с места, но ничего не вышло.

Пришлось мне топать по лестнице вниз. По дороге я встречала людей, у которых застрявший лифт вызвал гораздо большее раздражение, чем у меня. Кто-то отчаялся дойти и лежал на полдороге, привалившись к стене, между девятым и десятым этажами, словно с ним случился сердечный приступ.

Это была Арабелла Гилберт. Она уже не выглядела такой шикарной, как в начале вечера. Ее бледное лицо покраснело от подъема на такую высоту. Ее облегающее платье было совершенно измято. В обеих руках она держала по бутылке шампанского.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я в тот момент, когда она попыталась встать, но резко качнулась назад, и в какой-то момент казалось, что она сейчас рухнет и покатится вниз по лестнице.

— Отл-чно, — нетвердо произнесла она. — Оч-чень хр-ршо.

— Вы выглядите неважно.

— И чувствую себя так же, — призналась она, скользнула по стене и опять уселась на ступеньки. Она выглядела совершенно растерянной и, похоже, не очень понимала, где находится.

— Я тебя знаю? — спросила она. — Ты та девушка, которая пишет статьи для «Сан»?

— Нет, — ответила я. — И я не та девушка, которая пишет статьи для «Миррор». Мы уже это проходили. Меня зовут Лиззи Джордан. Мы познакомились чуть раньше в туалете.

— А, Лиззи. Ты та самая, у которой вытекает силикон из груди, да? Какой ужас. По-моему, и сейчас течет.

— Да нет, — ответила я, нервно глянув на свою грудь. — Вы меня спутали с другой. — Хотя у меня на груди действительно осталось мокрое пятно, после того как на меня налетел какой-то явно голубой гример и облил вином. — Я была с Мэри.

— А, Мэри. Мэри, Мэри, где ты, Мэри. Она по-прежнему спит со своим замечательным братом? Знаешь, когда-то давно я была в него влюблена.

Я подняла бровь.

— Думаю, вы снова что-то напутали. Мэри Бэгшот — агент, она дала вам свою карточку.

— Ах, Мэри — агент! — закричала Арабелла, словно на нее сошло просветление. — Мэри, агент номер один. Как, говоришь, тебя зовут?

— Лиззи.

— Послушай, Люси. — Она стерла струйку слюны с напудренного дорогой пудрой подбородка. — Может, посидишь со мной немножко? Поговори со мной, пока я переведу дыхание.

— А вы куда идете?

— На вечеринку наверху. Там наверху Ред Бредбурн с двумя блядями-супермоделями, а я хочу просто поговорить с ним. Он сказал мне, что я не могу с ним встречаться, потому что слишком много пью. Хочу ему сказать, что он не прав.

— Не думаю, что вам удастся разубедить его именно сейчас, — предупредила я. — Может, я возьму одну бутылку? — Она размахивала руками и случайно пихнула меня в бок. Впрочем, она тут же отдала мне бутылку и стала возиться с пробкой второй бутылки. Она возилась с ней несколько минут, сопротивляясь моим попыткам помочь ей, но потом, отвергнув традиционные способы открывания, хватила горлышком тяжелой зеленой бутылки по стене. Ей пришлось повторить это еще раз, чтобы отбить горлышко, и мы сразу же оказались в шампанском и в осколках стекла.

Я выхватила у нее бутылку в тот момент, когда она пыталась поднести разбитое горлышко ко рту.

— Вы сошли с ума? — спросила я.

— Он сказал мне то же самое, — вздохнула она.

— Вы могли поранить себе лицо.

— Наплевать.

— Я думаю, утром вам так не покажется, — сказала я.

— Я просто хочу, чтоб он знал, что я не сумасшедшая. Мне просто грустно. Мне очень грустно.

— Из-за чего? — Мне действительно было интересно узнать.

— Не знаю, — она шмыгнула носом. На мгновение она приникла головой к моему плечу. — Просто очень грустно.

— Но у вас такая замечательная жизнь, — сказала я. — Вы еще сегодня казались такой счастливой. Я слышала, как вы рассказывали анекдот. Все вокруг смеялись.

— Именно так. Я казалась счастливой. Но ты знаешь, на самом деле я несчастна. Ред никогда не полюбит меня.

— Обязательно полюбит.

Она повернулась лицом ко мне. Глаза ее покраснели. В уголках глаз стояли слезы, готовые вот-вот покатиться по ее опухшему лицу.

— Моя жизнь разбита.

Теперь она рыдала в полную силу.

— Вы же выиграли приз лучшего обозревателя года.

— И мне только что сообщили, что я слишком жирная, чтобы сниматься на ТВ.

Слишком жирная? Она была похожа на макаронину. И что, неужели она никогда не слышала о Ванессе Фелтц[30]?

— Я выяснила, что мне нужно делать липосакцию и подтяжку живота, если я хочу остаться на телевидении. Для ведения рубрики это не имеет значения, но телевидение всегда снимает так, что ты выглядишь как минимум на десять фунтов толще, и я точно знаю, какую часть тела они будут показывать.