— Опять нужно помыть подмышки, — пошутил он.

— На самом деле ко мне в гости приедет один человек.

— Отлично. А у нее есть друг? Пол меня уже достал после того, как твоя бессердечная подруга дала ему отставку после страстной ночи. Может, мы можем познакомить его с твоей приятельницей. Двойное свидание. Это спасет его от окончательно падения. Он считает, что у него от бездействия может случиться атрофия члена.

— Слушай, Ричард, — остановила я его, — этот человек — мужчина.

— А, ну тогда двойное свидание, может быть, не такая уж хорошая идея. Старый приятель? — осторожно спросил он.

— Да, мужчина, старый приятель, — призналась я, стараясь быть по возможности откровенной. — Из Америки.

— Да. Наверно, отличный парень, — сказал Ричард, но в голосе его звучало большое сомнение.

— Да. Отличный. — Должно быть, воспоминания отразились у меня на лице, потому что выражение лица Ричарда странно изменилось. Он откашлялся.

— Я думаю, что я тогда лучше не буду тебе мешать в следующие выходные.

Мы подошли к двери квартиры. Наверное, Ричард ждал, когда я приглашу его зайти. Хорошо, подумала я, если кто-то обнимет тебя в первый день твоего вступления в возраст «около тридцати». Я чувствовала себя довольно мерзко и потянула его за собой.

— Пойдем.

— Знаешь, мне сегодня нужно быть дома, если ты не возражаешь, — удивил он меня. — Мне нужно рано встать. Утром тренировка. Мы играем с ребятами из «Куперс» в следующую среду.

— А-а.

— Когда мне нужно быть готовым в воскресенье?

— Около десяти я заеду за тобой.

— Хорошо, — он поцеловал меня в щеку. — Тогда до воскресенья.

Мое недовольство длилось примерно секунд десять. Никому из девушек не понравится получить отказ в ответ на соблазнительное предложение, особенно в день рождения, даже если это предложение сделано без энтузиазма. Но потом я испытала странное облегчение. Я поднялась к себе, стараясь по дороге не заглядывать на кухню на тот случай, если никто ее не убрал: это разочарование я отложила до утра. Оказавшись в безопасности за запертой дверью своей комнаты, я нырнула под кровать и достала оттуда коробку с моими самыми заветными сокровищами.

Это была обычная коробка из-под обуви, но ее содержимое было для мня дороже всех золотых цацек от Тиффани. Нарцисс, засушенный между двумя пожелтевшими листами блокнота. Обрывок бумаги, на котором кто-то — Брайан — написал: «Увидимся за ланчем» (это была первая записка, которую он приколол к пробковой доске на двери моего класса, за две недели до того, как поцеловал меня). Полдюжины записочек от Брайана подлиннее, заканчивающиеся словами «С любовью» и «Целую». Маленькая открытка на Валентинов день с изображением мишки, несущего сердце, с подписью на внутренней стороне (в американском стиле — тогда мне это казалось странным, а сейчас нравилось). Пуговица с его любимой синей рубашки, которую я нашла на полу своей комнаты в колледже после его отъезда в Нью-Йорк. Пачка фотографий, снятых за эти восхитительные девять месяцев, проведенных вместе.

Я вытащила свою любимую. Нас с Брайаном сфотографировали в конце семестра на балу, который отмечал также и его слишком недолгое пребывание в Англии. На мне было красное вельветовое платье, стоившее мне половину моей годовой стипендии. Мои жидкие волосы были заколоты наверху, что придавало мне такой экстравагантный стиль, которого я не могла достичь ни до, ни после. Брайан был в шикарном черном смокинге. Брайан даже купил мне тогда букетик для корсажа. Ни у кого из девушек, встречавшихся с англичанами, не было букетика для корсажа. Белая лилия с красными пятнышками отлично подходила к моему наряду: Брайан заранее узнал у Мэри, в чем я буду одета.

Букетик потерялся, когда мы танцевали под группу «Ска», приглашенную оргкомитетом на бал в этот вечер. Они здорово играли, и в результате на площадке для танцев была страшная толкотня. Букетик с корсажа затоптали, и к тому времени, как я обнаружила пропажу, мне удалось найти только розовую ленту, которая лежала теперь на дне коробки с сокровищами.

Я лежала на кровати, без конца разглядывая фотографию с бала. Брайан был просто великолепен. Его яркая белозубая улыбка, казалось, освещала его красивое загорелое лицо. Глядя на эту фотографию, я вспомнила даже его запах в тот вечер. Это был лосьон после бритья «Давидофф».

На дне коробки я нашла также слегка потертую кассету. Эта была кассета с песнями, которые Брайан составил специально для меня. Там были записаны «Love Cats» группы «Курэ», которую мы слушали на вечеринке «Два предмета одежды», когда мы в первый раз поцеловались рядом с клубом. Песня «Everywhere» группы «Флитвуд Мак», под которую мы в первый раз занимались любовью (лучшие хиты «Флитвуд Мак» были одним из двух моих компакт-дисков). И наконец, затертая версия «Let’s Call the Whole Thing Off», которую пела давно умершая музыкальная звезда.

Я вставила кассету в свой раздолбанный стереомагнитофон и прокрутила до старой песни о трагических различиях между влюбленными из США и Англии, которую певец пел, словно катая леденец во рту. Я довольно давно не ставила эту песню, и при первых же аккордах по моей спине побежали мурашки:

You say po-tay-to and I say po-ta-to

You say to-may-to and I say to-ma-to…

Это была наша песня. Она была обо мне и Брайане. Брайан неожиданно начинал ее петь, когда я ловила его на том, что он путал американизмы с англицизмами, называя панель мостовой. К тому времени когда певец добрался до разбитых сердец, я не смогла сдержать ностальгических слез.

Казалось совершенно немыслимым, что я не видела Брайана во плоти почти шесть лет. Он по-прежнему составлял большую часть моей жизни — ведь я так часто думала о нем. Ничто из того, что произошло со мной за последние шесть лет, не могло сравниться с теми счастливыми днями, которые мы провели вместе.

Интересно, изменился ли он. Остались ли его гладкие черные волосы такими же густыми и волнистыми, или они выпали в результате стрессов его деловой жизни? По-прежнему ли у него крепкий живот, на котором можно гладить рубашки, или он немного раздался, как у многих из нас со студенческих времен от шашлыков и кексов? По-прежнему ли уголки его глаз загибаются вверх, когда он сдерживает себя, чтобы не рассмеяться? По-прежнему ли он нюхает еду, как раньше, проверяя, съедобна ли она? Я заснула с фотографией на подушке. Когда я проснулась, вся фотография была помята.

Глава девятая

Ночь, проведенная с фотографией Брайана, конечно, не сняла необходимость что-то решать в связи с его приездом в мою балхэмскую конуру.

Поддон от гриля так и стоял на кухонном столе, укрытый мокрым полотенцем с бурыми пятнами подпалин. Из раковины выпирали тарелки, кружки, столовые приборы и детали разобранного велосипеда. Носок, которым Сима стирала пыль, уныло свисал с камина, словно в ожидании Рождества. Ни один из жильцов этой квартиры даже не пошевелился ее убрать.

Опалив на конфорке плесень по краям куска хлеба, я соорудила себе что-то вроде тоста и выпила чашку чая без молока. В холодильнике не осталось даже пустого пакета. Я знала, что Жирный Джо порой утаскивал молоко в свою комнату — на случай, если ночью грядет Армагеддон, но я не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы пойти на поиски пропавшей пинты молока. Если запах ног Джо уже через пять секунд после его появления заполнял всю гостиную, то можно себе представить, что творилось у него в спальне. Саддам Хуссейн потратил миллионы долларов на исследования в области создания смертоносного газа, а тут легкий сквозняк от двери в комнату Джо способен сразить целую армию. Даже в противогазах.

Как бы то ни было, покончив с «тостом», то есть куснув его разок и отправив его в бездонную мусорку, я задумалась, насколько реально за остаток недели подготовить дом к приезду Брайана. Похоже, Симина выдумка с пожаром, уничтожившим мой «пентхауз», была моим единственным шансом, помимо, конечно, варианта просто взять и сказать ему, чтобы не приезжал. Оглядевшись, я поняла, что множество вещей можно сразу же улучшить, просто отправив в помойку. Я слыхала о замечательных моющих пылесосах, которые дают напрокат за 50 фунтов в день. Я слыхала о замечательных уборщиках, которых берут напрокат за 50 фунтов в день, что еще лучше. Но у меня не было лишних 50 фунтов. Придется делать все самой.

Я отважно вошла на кухню и, стараясь не обрушить гору посуды, которая, естественно, никуда не рассосалась, стала рыться в шкафчике под раковиной в поисках моющих средств.

Таковых не обнаружилось, зато нашлась моя кремовая кофточка а-ля Армани. Та самая, которую Сима взяла у меня поносить, а потом сказала, что ее украли, пока она сушилась, специально выстиранная ею перед возвращением мне. Теперь вырисовывалась куда более правдоподобная история. На груди у кофточки зияла большая дыра, контуры которой точно совпадали с формой нашего утюга. Сима еще могла справиться со стиркой, но техника с ней не дружила, и прожечь огромную дыру было ей вполне по силам. Я даже вспомнила день, когда она, вероятно, спрятала кофточку в шкафчик под раковиной. Как-то вечером я вернулась домой с работы и обнаружила Симу в странной позе у раковины, причем она тут же принялась объяснять мне, что слабый запах гари — на самом деле результат приготовления баджи[13]. А сам баджи в результате проглотил Жирный Джо.

Я, конечно, разозлилась, но ведь дело было давнее. Больше года назад. Если б я снова вздумала надеть эту кофточку, я бы все равно не смогла, потому что в последнее время меня сильно разнесло на шоколадной диете: «КитКат» — единственное, что помогало мне без слез провести день в заведении «Корбетт и дочь». Я сунула кофточку назад, решив обнародовать находку позже, когда нужно будет пристыдить Симу за что-нибудь ужасное. Я достала из шкафчика ржавую металлическую мочалку для чистки сковородок и бутылку с чистящим средством, большая часть которого уже разлилась по полке шкафчика липкой белой лужицей, и я подумала, что время пристыдить Симу наступает намного быстрей, чем я предполагала.