Тем не менее я вытащила два куска хлеба для тостов, отскоблила плесень, появившуюся по углам, и пошла поставить их в гриль. Подставка для гриля была, как всегда, покрыта густым толстым слоем вонючего жира от бекона. Если бы я делала тост для себя, то пришла бы в ярость и стала бы скоблить подставку жесткой щеткой до кровавых мозолей, потом устроила бы домашнее собрание, на котором заявила бы, что каждый, пользующийся грилем, должен положить фольгу, чтобы жир можно было бы легко и просто убрать, оставив сияюще-чистую подставку, которую может сразу использовать некий домашний абстрактный вегетарианец (хотя я с таким бы привередой и за стол бы не села). Но я делала тост для Ричарда и подумала, что ему должен понравиться привкус старого бекона.

Я сунула хлеб в гриль и прислонилась к раковине, ожидая, пока он приготовится. Нет, не о такой жизни я мечтала. А это ведь мой двадцать седьмой день рождения! Я когда-то планировала, что к этому времени мой образ жизни будет напоминать рекламу растворимого кофе — костюм от Николь Фархи, полированные деревянные полы светлого дерева. Вместо этого я готовлю тосты из заплесневелого хлеба для нищего бухгалтера (интересно, неужели другие люди доверяют ему свои деньги?), с тревожными признаками занудства, в кухне, которую Всемирная организация здравоохранения закрыла бы немедленно, обнаружив в какой-нибудь из стран третьего мира. Мало похожая на модель, разодетую с головы до пят от Николь Фархи, я в тот момент хотела, чтобы на мне вместо тапочек были резиновые сапоги, которые защитили бы меня от грязи на полу.

По нижнему краю стен ползла плесень, похожая на инопланетное существо, готовое вытянуться и схватить меня за лодыжки. Группа членистоногих археологов копошилась в окаменевших остатках кошмарного лимонного напитка, который Сима приготовила, чтобы поразить своего (излишне говорить, что поражен он не был, и сообщил родителям, что отсутствие контроля над Симой грозит неприятностями). Черт побери, у нас даже не было тостера. У каждого цивилизованного человека в это мире есть тостер, говорила я себе. Уверена, что у очаровательной Арабеллы Гилберт есть один из этих огромных тостеров «Дуалит» в ее холостяцкой дизайнерской квартире. Уверена, что у Брайана тоже есть тостер. Такой блестяще-серебристый профессиональный аппарат, который может приготовить печенье и пончики, не сжигая их. Я мечтала о не подгоревшем печенье… Потом переключилась на Брайана.

В этот момент жир от бекона, оставшийся в поддоне гриля, вспыхнул ярким пламенем, быстро превратив тост в золу.

— Черт! — завопила я, вытаскивая поддон из гриля и безуспешно размахивая над ним ложкой.

В дверях кухни мгновенно появились Сима, Ричард и Жирный Джо и стали выкрикивать мне указания различной степени бесполезности.

— Возьми огнетушитель! — крикнула Сима.

— Да в нем ни черта нет, — напомнила я. — Ты же его использовала, чтобы сделать снег на прошлое Рождество!

— Накрой его мокрой тряпкой, — сказал Ричард.

— Дурак, что ли. Это так чипсы делают, — ответил Жирный Джо.

— В данном случае это не чипсы, болван, — проинформировал его Ричард. — Вот как делают, когда горит жир. — Он смело шагнул к раковине, намочил в воде салфетку и накрыл сковородку, которую я как идиотка продолжала держать. Раздалось шипенье, и комната заполнилась ядовитым удушливым дымом. Ричард осторожно принял из моих рук сковороду с накинутой на нее тряпкой и поставил ее на конфорку. Затем он обнял меня за плечи и вопросительно посмотрел в глаза, ожидая, видимо, что я сейчас расплачусь или назову его героем. Я не сделала ни того ни другого.

— Черт возьми, — выругалась Сима. — Ты можешь хотя бы тост сделать без риска для жизни, Лиз?

— Этого бы не случилось, если бы кто-нибудь… — я гневно взглянула на Жирного Джо — большого любителя бекона, — иногда чистил поддон после завтрака в субботу.

— Тогда почему ты сама не почистила его, прежде чем пытаться поджечь квартиру? — спросила Сима.

— Потому что, — прорычала я мелодраматически, стряхивая руку Ричарда со своего плеча. — Потому что мне все это надоело. Потому что я сыта по горло этой убогой жизнью. Потому что мне надоело бесконечно убирать за всеми этот бардак, будто я ваша поганая мамаша. Пыль. Грязь. Жир. Мерзость. Никто из вас за последнее время не бросал взгляд на потолок кухни?

Все посмотрели на потолок, на котором за два последние года нашего проживания и ежедневной жарки образовались маленькие желтые сталактиты жира.

— Брр, ужас, — охнула Сима.

— Так почему никто ничего не делает? — завопила я. — Я больше не хочу так жить! Я достойна лучшего! — Я выскочила из кухни и бросилась к себе в комнату. Ричард еле поспевал за мной.

— ПМС? — осторожно спросил он, когда я, рыдая, уткнулась в подушку.

— Нет! — взревела я. — Никакого предменструального синдрома. Боже! Какая ты зануда.

— Извини, что спросил, — сказал он, отшатнувшись. — Почему «зануда»? Мне кажется, довольно жестоко говорить об этом, когда мы вместе всего только семь месяцев.

Он перекатил меня лицом к себе.

— Ты расстроена из-за своего дня рожденья, Лиз? Да? Из-за того, что сказала Сима? Ты же знаешь, что двадцать семь — совсем не много.

— Я знаю, что это совсем не много, — резко ответила я. — Я расстроена не из-за дня рожденья.

— У тебя неприятности на работе?

— Да нет, не совсем. Это моя жизнь сплошная неприятность за последние пять лет. Что я делаю здесь, Ричард? Почему я живу в этом жутком вонючем доме с двумя сумасшедшими, которые и пальцем не пошевельнут, чтобы помочь мне?

— Мне кажется, здесь довольно мило, — ответил он, восхищаясь моими ободранными обоями. Наверно, она казалась ему милой по сравнению с его квартирой. По крайней мере, у нас туалет был в доме. На самом деле так же было и в квартире Ричарда. Но его туалет был сломан уже три года, и хозяин отказывался чинить его, пока жильцы не оплатят телефонный счет, который оставили ему три южноафриканских туриста еще до того, как туда переехал Ричард со своим другом.

— Почему я не живу в каком-нибудь хорошем месте вроде Нью-Йорка? На Манхэттене, например? — спросила я, шмыгая носом.

— А с чего это тебе захотелось жить в таком месте? — спросил он. — В Нью-Йорке полно крыс. Мне говорили, что они есть даже в самых дорогих кварталах Манхэттена. Бегают туда-сюда. Грызут мебель. Кусают детей.

— В Балхэме тоже есть крысы, — перебила я. — Я видела на прошлой неделе, как одна выскочила из-под помойных баков. Вот такого размера. — Я показала размер небольшого терьера.

— Хорошо, крысы есть и в Нью-Йорке, и в Балхэме, но, по крайней мере, на Хай-роуд в Балхэме ты не попадешь в середину перестрелки или разборку между бандитами, — снова попробовал Ричард. — По крайней мере, Балхэм безопаснее Гарлема.

— Да? Ты что, не слышал о парне, которому у «Макдональдса» попали в бедро пулькой из пневматического ружья? — спросила я Ричарда. — Он зашел выпить молочный коктейль. И теперь, может быть, никогда уже не сможет танцевать. — Я была тверда в решимости противостоять всякой мысли о том, что в жизни в южном Лондоне вообще есть что-то хорошее.

— По-моему, у тебя действительно плохое настроение, — сказал он озабоченно. — Не хочешь сходить погулять, чтобы взбодриться?

— Что? В темноте? Куда?

— Вообще-то я надеялся, что ты одолжишь мне фунт и мы сходим в лавку за картошкой. Я ужасно хочу есть. Я ужасно хотел есть.

— О-о-о-о, ну пошли, — вздохнула я, натягивая джинсы прямо на пижамные штаны. Все что угодно, только бы убраться из этой квартиры, в которой все еще стоял запах, словно после взрыва на фабрике чипсов. В гостиной Сима и Джо опять уставились в телевизор, прикрывая платками рот от удушливого дыма, скопившегося у потолка густым слоем. Заглянув на кухню, я убедилась, что никто не побеспокоился убрать поддон.

На улице по крайне мере перестал идти мелкий дождь, который весь день моросил над Лондоном.

— Ты по-прежнему хочешь, чтобы я в воскресенье поехал познакомиться с твоими родителями? — спросил Ричард, когда мы возвращались домой после чипсов.

Еще одно дело, о котором я забыла. Я собиралась съездить домой получить от родителей очередную ежемесячную оценку моей жизни (вместе с подарком на день рождения, как правило в виде чайника или утюга) и долго, еще до того как Брайан полностью завладел моими мыслями, убеждала Ричарда поехать со мной. Поскольку на фронте «получения лучшей работы» никакого прогресса не наблюдалось и мои волосы все еще не приобрели свой естественный цвет после Симиной самодельной хны, я надеялась, что появление нового друга, работающего по профессии, хотя бы на пару часов успокоит мою маму.

— Я специально купил новую куртку, — сказал он, изо всех сил старясь быть милым.

— Ну, если ты хочешь, — ответила я.

— Конечно, я хочу. Интересно посмотреть, от кого ты унаследовала свой характер.

— У меня нет характера, — ответила я, ткнув его вилкой. — Но ты лучше все равно меня не смущай. Надеюсь, ты умеешь пользоваться столовыми приборами. Я видела тебя только с пластмассовой вилкой или с палочками.

— У меня очень неплохо получается с ложкой, — ответил он. — Послушай, я тут подумал, что на следующей неделе будет наша семимесячная годовщина…

Я застонала.

— И поскольку у меня пока для тебя нет подарка, что ты думаешь о том, чтобы уехать на выходные и особенно непристойно отметить его?

— А разве у тебя есть деньги на карточке? — практично поинтересовалась я.

— Я отложу немного на карточку на этот уикенд. Ну, если она еще действует, — добавил он. — Мы можем поехать в Брайтон. Или в Бристоль. Или в Бат. Туда, куда ты захочешь, Лиз. Выбирай. Это твой день рожденья. Дай мне за тобой поухаживать.

— Нет, Ричард, прости. Я не могу поехать, даже если у тебя есть деньги.